Олег и Ольга. Я все равно тебя когда-нибудь возьму – одну или вдвоем с Парижем..

Он был рыжий. Очень высокий, очень худой и очень рыжий. Конечно, так не говорят – «очень рыжий». А что, можно быть «не очень»? В меру? Чуть-чуть? Да, так не говорят, но Олег был именно такой. Для Ольги в нем вообще не было ничего «в меру» или «чуть-чуть» – Олег принес ей очень много счастья и очень много горя. Хотя нет, счастья все же больше. Одним словом, он принес ей то, что в народе принято называть любовью.

Новый дом ей не понравился. Ольга выросла в городе, привыкла к его несмолкающему гулу, к растворенному в дожде запаху бензина, к морю незнакомых лиц. А тут деревня, пусть и именующая себя гордо рабочим поселком. Но все равно ведь деревня. Муж только плечами пожимал: «Вот дурында! Дыши свежим воздухом, молоко пей – не порошковую химию, а живое, прямо из-под коровы. И, согласись, детям тут гораздо лучше, чем в твоем каменном мешке». Ольга не любила молоко, а еще ее раздражали груды мусора, наваленные возле покосившихся заборов, пыль, которую ветер взметал с проселочных дорог, но больше всего выводили из себя разговоры ни о чем, которые велись везде и всюду – в очереди за хлебом, на автобусной остановке и даже в учительской. Нет, не так: особенно в учительской. Люди, расставшиеся час назад, встречались, будто не виделись сто лет, и начиналось: «А ты слышала?», «А ты знаешь?», «А он?», «А она?». Согласиться с тем, что ее детям будет лучше в таком окружении, она никак не могла. Но молчала. Во-первых, споры, а уж тем более ссоры, в их семье были не заведены, во-вторых, она видела, как счастлив муж, после стольких лет вернувшийся на родину.Они познакомились на первом курсе. Ольга полюбила ту нежную иронию, с какой он к ней относился, его спокойствие и надежность. Андрея же пленила в Ольге ее «нездешность»: почти никогда не покидавшая свой провинциальный город (хоть и областной центр, но все ж не Париж), в Москве-то побывавшая всего однажды – на двухдневной экскурсии в десятом классе, она казалась Андрею экзотической бабочкой, наследной принцессой неведомой страны. Все в ней было какое-то особенное, аристократическое. Однажды заглянул в ее комнату в общежитии: Ольга сидела спиной к двери и не слышала, как он вошел, хотя Андрей постучал, и притом довольно громко. «Io amo, tu ami, lui ama», – донеслось до него непонятное заклинание. Несколько минут он стоял, не в силах пошевелиться и разрушить нахлынувшее на него таинственное очарование. Выскользнул, бесшумно прикрыв за собой дверь. «Ты учишь иностранный язык?» – спросил на следующий день по дороге в институт. Ольга не вскинулась удивленно, мол, откуда знаешь. «Да, итальянский», – улыбнулась светло и просто. «А зачем?» – «Как зачем? Когда-нибудь уеду в Рим. Или во Флоренцию. Буду водить экскурсии и пугать туристов тенью Цезаря Борджиа или Нерона». «Ну если Нерона, то это совсем другое дело», – Андрей засмеялся и нежно поцеловал ее в макушку.Но ни в какой Рим она не уехала. Вскоре они поженились. Через год родилась Машка. Еще через два – Сашка. Ольга перевелась на вечернее – помогать с детьми было некому. Андрей учился, давал частные уроки, чтобы прокормить семью. После института оба устроились в школу: он – физиком, она – математиком. Ютились по съемным углам, и однажды Андрей не выдержал: втайне от Ольги наведался в родной свой поселок, выяснил, что учителей там, как всегда, не хватает и если они переедут, сразу получат дом, который через несколько лет отойдет к ним насовсем. Ольга пыталась было возражать, но потом Андрея пожалела и согласилась.В школе она почти ни с кем не общалась. Обсуждать хитросплетения чужих жизней, казавшихся ей к тому же совершенно никчемными и бесцветными, было скучно. В сортах редиски и укропа она не разбиралась, солить огурцы и капусту не умела и учиться не собиралась. Коллеги, естественно, от Ольги тоже были не в восторге. Андрей – другое дело, он свой, земляк, сам не так давно в этой школе учился, да еще и мужик, к тому же молодой. А Ольга – пришлая высокомерная «фря». Да-да, так ее и назвали за спиной – «фря» и искренне сочувствовали Андрею, попавшему в сети к эдакой стерве. И все-таки одной приятельницей Ольга обзавелась: огненно-рыжая Наталья преподавала историю, а заодно за неимением иных претендентов на это место физкультуру у девочек. Наталья была громкая, богатая телом, вспыльчивая и жизнерадостная. Настоящая итальянка! Каждое утро, заглушая звонок, летело над школой ее неизменное: «Так, народ простой, советский, чего сидим, кого ждем?» Наталья воспитывала троих сыновей, таки же рыжих, как и она сама, – Олега, Игоря и Святослава. «Я кандидатскую собиралась писать о политике древнерусских князей, – объясняла Наталья. – Мне эти парни, Рюриковичи, как родные стали. Старшего вообще хотела Ярополком назвать, да мой взбунтовался. Что б понимал!» Академическая карьера у Натальи не сложилась: как и Ольга, она уехала в деревню вслед за мужем. Хваткий и деловой, он возглавил тут местную администрацию. В отличие от Ольги Наталья не унывала, искренне полагая, что устраивать «машкерады» можно где угодно, было бы желание. Весь свой нерастраченный научный пыл она отдавала детям – своим и чужим: таскала их в походы и экспедиции, открыла в школе краеведческий музей и кружок экскурсоводов. Младшие – Игорь и Святослав – были точной копией родителей: такие же большие, шумные и веселые. А вот Олег не иначе как пошел в столь любимых его матерью древних князей: тонкий, натянутый, как струна, молчаливый – слова не вытянешь, он излучал какую-то недетскую силу, властность и чувство собственного достоинства, будто и правда возвращал в этот мир дух навсегда покинувших его легендарных воинов. Он был одинаково ровен и вежлив со всеми, но ни с кем особо не дружил, хотя любая компания была бы счастлива принять его и сделать своим вожаком. Девчонками, к их неописуемому огорчению, тоже не интересовался. Все свободное время проводил на ржавом турнике в школьном дворе и к своим семнадцати годам накачал себе впечатляющую мускулатуру. Глядя на него, потянулись к турнику и одноклассники. Если у него спрашивали совета, он коротко объяснял, в чем сложность и преимущества того или иного захвата. Если не спрашивали, молча отходил и с наставлениями не лез. При его появлении сами собой прекращались любые ссоры и даже драки, хватало одного холодного взгляда исподлобья и отрывистого окрика: «Хорош!»А еще он любил собирать кубик Рубика. У него была целая коллекция этих головоломок. Разноцветные квадратики мелькали в его длинных сильных пальцах, сливаясь в радужные трасы. Лишь в эти моменты глаза Олега теплели, а уголки губ трогала улыбка.«Представляешь, Олежка все же надумал поступать в Москву! – октябрь в этом году выдался холодный, и Наталья, заглянувшая перед уроками к Ольге в класс, стряхивала с плеч первые сухие колючие снежинки. – Что-то там с ракетами связанное, я так и не поняла. Поможешь ему с математикой?»Ольга не удивилась. Уже два месяца она наблюдала за мальчишкой и все больше убеждалась, что с такими способностями оставаться в деревне ему нельзя. Специально для него подбирала задачи, которые сама решала в институте. «Объяснить, в какую сторону думать?» – спрашивала по первости. «Спасибо, разберусь», – он отвечал коротко и почему-то при этом никогда не смотрел ей в глаза.«Может, лучше Андрея попросить? Он и физику ему заодно подтянет», – неожиданно для себя Ольга поняла, что краснеет. «Да я тоже об этом думала, – как всегда, Наталья говорила громко, готовая вот-вот расхохотаться невесть чему. – А он уперся рогом: только с Ольгой Палной буду заниматься. Влюбился, наверное». И все-таки, не выдержав, весело прыснула.Они встречались до конца апреля. Два раза в неделю он приходил после уроков к ней в класс, говорил по-прежнему мало, вопросов особо не задавал, а главное – по-прежнему избегал ее взгляда. Когда Олег углублялся в очередную задачу, Ольга украдкой рассматривала его – волевые сжатые губы, ямочку на подбородке, плавный прилив и отлив мышц под тонким свитером. В его присутствии ей отчего-то было одновременно зябко и жарко, будто ее с ног до головы окатывали то студеной водой, то крутым кипятком. Ей снова захотелось учить итальянский. В коробках с книгами, которые она так до конца и не разобрала после переезда из города, отыскала свой старый самоучитель: «Io amo, tu ami, lui ama».В тот день все шло, как обычно. Он решал, она наблюдала за ним, уже привычно погружаясь в реку кипящей лавы, на дне которой бьют ледяные ключи. И вдруг он поднял голову и перехватил ее взгляд: «Я часто думаю, как мы с вами похожи: Олег и Ольга…» «Павловна», – голос у нее почему-то сорвался. Вышел смешной то ли хрип, то ли писк. «Павловна, да, – кивнул спокойно. – Ольга Павловна, мне скоро восемнадцать, совсем скоро. Я приеду и увезу вас с собой, в Москву». Она встала и пошла к двери, не оборачиваясь, бросила: «В следующий раз с вами будет заниматься Андрей Николаевич».Больше они наедине не виделись. Уезжая в Москву, он не пришел прощаться. Андрей даже обиделся: мол, ты столько сил на парня потратила, а он даже спасибо не сказал. Олег поступил в Бауманку, до Ольги доходили слухи, что ему все нравится, учится блестяще. Сама же она два раза в неделю вытаскивала из почтового ящика конверты. Из первого выпал листок, исписанный знакомым острым почерком. «Владимир Маяковский. Письмо Татьяне Яковлевой. «…Я все равно тебя когда-нибудь возьму – одну или вдвоем с Парижем». И больше ничего. Ни здрасьте, Ольга Пална, ни до свидания. Потом были Есенин, Северянин, Гамзатов и даже сонеты Шекспира. Из Гамзатова запомнилось: «Я тебя полюбил, чтобы жизнь полюбить». Ольга на письма не отвечала. Обратного адреса на конверте никогда не было.На зимние каникулы Олег не приехал. «Работать пошел в спортивный клуб, – с гордостью говорила Наталья. – Не хочет сидеть у нас на шее. Намекнул, что денег вскоре нужно будет больше, никак встретил кого-то. Но разве он расскажет?»Он появился только следующим летом. Стоял в конце улицы, где жила Ольга: очень высокий, очень худой и очень рыжий. Стоял древним языческим идолом, не шевелясь, будто врос в землю. А Ольга медленно шла ему навстречу. От того лета в памяти остались только блики солнца и сухие травинки, запутавшиеся в рыжих волосах. И укоризненный взгляд Андрея: «Что же ты натворила, дурында? Ты понимаешь, что если уедешь, назад дороги не будет. Мы-то с детьми простим – люди не простят». Да еще впечатался в память пронзительный крик Натальи, разрезавший чадный воздух над железнодорожной платформой: «Гадина! Дрянь! Зачем жизнь парню ломаешь?»Следующие полгода тоже пролетели как во сне. Они сняли комнату на окраине Москвы. Олег перевелся на вечернее и пошел работать. Подолгу глядя на него ночами, Ольга тихо плакала, без конца повторяя: «Io amo, tu ami, lui ama». А весной его, потерявшего студенческую неприкосновенность, забрали в армию. На южных рубежах страны шла затяжная война. Туда, как в топку, сбрасывали молодых, красивых и любимых….Школа, в которой когда-то учился Олег, теперь носит его имя. Имя Героя России, павшего смертью храбрых на далекой, никому не нужной войне. Ольга на похоронах не была – Андрей отговорил. Сказал, что в деревне ей лучше не появляться: в смерти Олега все винят только ее. Андрей хотел переехать с детьми в другое село, тогда бы Ольга смогла к нему вернуться. Но она отказалась: одного предательства на ее век было вполне достаточно. Она по-прежнему живет в Москве все в той же комнате на окраине города. Все свободное время собирает кубик Рубика. У нее уже неплохо выходит. И учит итальянский – мечтает уехать в Рим.P.S. Все персонажи и имена являются вымышленными. Любое совпадение с реально живущими или когда-либо жившими людьми случайно.