Огонек в ночи

Я решила сделать это сегодня. Оставив машину в соседнем дворе, прошла к ее дому. Всмотрелась в окна. Горит ли свет? Ее окна на первом этаже старого кирпичного дома выходили на юг и запад. 40 лет назад я так же ходила мимо этого дома, смотрела, не спит ли она. Приглушенный свет в одном окне горел до поздней ночи. За ним стоял ее письменный стол с десятком пачек тетрадок. Это были сочинения, изложения, диктанты, домашние, классные работы. Учителю русского языка всегда было что проверять. Сейчас это окно было темным. Но зато я увидела, как светится сквозь занавески окно на кухне. «Значит, она дома!» – обрадовалась я.

Теперь мне надо было вернуться назад за тюльпанами, которые присмотрела в магазине. Уже через 15 минут я стояла у ее подъезда. Номера квартиры не помнила. Повезло. Из подъезда выпорхнула девчушка лет 11, и я радостно миновала домофон. Заранее приготовила слова: «Простите нерадивую ученицу за то, что она перепутала числа!» Знала, что она и моя мама родились в один год и месяц – январь 1939 года. Но когда? 29 января я написала сообщение ее внучке, моей бывшей студентке: «Когда у бабушки юбилей?» «Двадцать второго! – ответила Аня. – Мы собирались семьей накануне. Бабушка отказалась от банкета. А 22‑го целый день ходила куча народа!» Так я на целую неделю опоздала поздравить свою любимую классную руководительницу с 80‑летием.
С юбилеем, наш дорогой, наш любимый Учитель!
Галина Григорьевна Зарщикова выросла в Москве в послевоенные годы. Ее воспитывала одна мать. Жили очень скромно. С детства Галя была лидером. Пионерка, комсомолка и уже в 18 лет член партии. Не корысти ради! Боже упаси! По идейным соображениям. Боевая девчонка организовывала малышей, учила их, водила в походы, ставила с ними спектакли. Сначала она хотела быть детским врачом. Но в 10‑м классе определилась окончательно и бесповоротно: «Буду учительницей!» Потом были филфак университета и одновременно работа вожатой в одной из московских школ. Веселая, боевая, смелая, она носила знамя, проводила сборы, воспитывала учеников.
Как только в 9‑м классе объединили женский и мужской классы, Аркаша Зарщиков сразу заприметил ее. Уж больно яркой и независимой она была. Они гуляли вдоль Яузы, пока он после окончания школы не уехал поступать в летное училище в Ейск. Окончив училище, приехал и поставил вопрос ребром: «Галя, хочу жениться на тебе!» Романтичная девчонка потребовала: «Давай проверим наши чувства еще год, до твоего отпуска. А вдруг это нам показалось?» «Хорошо», – согласился Аркадий. Но уже через шесть месяцев приехал в очередной отпуск и повел ее в загс. На регистрацию брака Галя опоздала – задержалась на пионерском сборе. Аркадий служил в Луцке, и Галя поехала к нему. Там, в Луцке, и началась ее настоящая педагогическая биография.
Я позвонила в дверь. Она открыла сразу. Быстрый взгляд родных глаз и радостное восклицание: «Ленусик! Дорогая моя!» Я начинаю оправдываться, что перепутала, что виновата, что поздравляю с юбилеем, а она уже увлекает меня в дом, подсовывает тапки, суетясь, проводит меня по комнатам, показывая свежий ремонт, ищет большую вазу для тюльпанов и наконец усаживает меня на кухне. «Как хорошо, что я поставила варить картошки побольше! – говорит она. – Ты будешь пюре со сливками?» Конечно, буду. Ведь я специально пришла провести несколько часов с этим дорогим для меня человеком.
Наш 4‑й «А» достался ей по жребию на августовском педсовете в 1975 году. Семья уже переехала в подмосковное Монино, где муж учился в академии. Дочь Оля училась в школе, а сын Саша ходил в детский сад. «Как я попала в нашу школу, я уже и не помню. Начинала с организатора. Проводила сборы и комсомольские собрания. Представляешь, ведь каждую неделю проводила сборы!» – удивляется она. Я киваю – помню. «Я ужасно хотела преподавать! Так просила, чтобы мне дали часы, перевели учителем! Просила: «Дайте мне четвероклас­сников!» И директриса сжалилась: «Тяни жребий!» Вы же у меня были самыми долгожданными! Как же я вас любила!»
Погружаюсь в глубины своей памяти. Мы пионеры. У нас большой и дружный класс. Мы очень рады, что нашим классным руководителем стала Галина Григорьевна. Она кажется нам одновременно доброй и строгой, веселой и рассудительной, открытой и недоступной.
От уроков русского языка и литературы спустя почти 45 лет осталось стойкое ощущение интереса и пользы. Я никогда не хотела, чтобы они закончились побыстрее, никогда не поглядывала тайком на часы, чтобы увидеть, сколько осталось. Различные виды работ сменяли друг друга: словарные диктанты в ровно разрезанных в типографии половинках тетрадочек, минутки развития речи, перфокарты с пробитыми дырочками, куда надо было вписать только одну или две буквы, интересные задания и упражнения. А какая глубокая работа всегда была перед сочинениями и изложениями! Разбудите меня ночью, и я расскажу вам о типах речи, о построении композиции.
Уроки литературы были настоящими спектаклями. Галина Григорьевна всегда наизусть и так выразительно читала стихи, что мы учили их с радостью. Вместе мы отправлялись в литературные путешествия, разгадывали тайны жизни писателей и загадки их произведений. В конце учебного года был традиционный классный час, на котором мы читали свои любимые стихи, записывая их на магнитофон.
Но прекраснее всего была наша классная жизнь. До сих пор вспоминаю ее с любовью и ностальгией. Традиции пронизывали нашу жизнь: Галина Григорьевна создавала их, объединяя нас, воспитывая в нас нравственность и ценностное отношение к людям, миру, друг другу. Каждую неделю у нас были тематические классные часы. Всегда что-то важное, полезное и интересное. К нам приходили потрясающе интересные люди. Я помню ветеранов Великой Отечественной войны, многие из которых были Героями Советского Союза, спорт­сме­нов, например Владислава Третьяка, иностранных летчиков, учившихся в нашей академии. Пионерские сборы всегда были наполнены настоящими проблемами. Никогда ни одной фальшивой нотки не прозвучало ни в одном слове нашей классной. Она верила в то, о чем говорила, и вслед за ней в это свято верили мы, ее ученики.
Традицией для нас были четыре похода в год: в сентябре, в январе, в марте и мае.
А наши поездки в театр стали регулярными. Кто-нибудь из родителей всегда ездил с нами. Но никаких проблем с поведением ни у кого не было. Ведь было достаточно внимательного взгляда Галины Григорьевны, чтобы возбужденный успокоился, вскочивший присел, кричащий замолчал. Наш пионерский отряд носил имя Героя Советского Союза Алексея Маресьева. Однажды благодаря Галине Григорьевне мы поехали в нему в гости. А еще были экскурсии по местам боевой славы, на предприятия, в музеи. Мы с нетерпением ждали классных огоньков, наполненных культурной программой, а сезонные именинники угощали всех самодельными пирогами, пирожными и тортами. Драмкружок, танцы и песни. Класс стал для нас настоящей семьей, а нашей общей мамой, которую мы любили и уважали, была Галина Григорьевна.
Как-то раз в классе случилась кража. Одна девочка украла у другой дорогой пенал. Когда это выяснилось, Галина Григорьевна собрала всех девчонок дома у виновницы. Произошел серьезный разговор. Она говорила нам о том, что люди могут ошибаться и что их можно простить. О том, что нельзя из-за одной ошибки вешать на человека ярлык. О том, что надо учиться вести себя так, чтобы человек понимал, что его простили. Мы поревели и простили девочку.
Беда подкралась откуда не ждали. Аркадий Зарщиков был отправлен на год в зарубежную командировку. Его жена должна была поехать вместе с ним. Мы только перешли в седьмой класс, а она должна была оставить нас. Даже сейчас, заглядывая внутрь себя, я чувствую ту безмерную боль, которую все мы переживали в тот момент. Я организовала инициативную группу, которая отправилась к директору с просьбой не назначать нам классного руководителя до возвращения Галины Григорьевны. Мы верили, что через год она вернется и все пойдет по-старому. Мы были готовы так самоорганизоваться, чтобы ни одним действием, ни одним поступком не подвести нашу любимую учительницу. «Нет, так не положено!» – ответил директор, и нашим новым классным руководителем стала учительница физики, равнодушная и ленивая. Ее сменил историк. А мы будто попали в воронку, которая уносила нас все глубже и глубже в водоворот страстей, ярости, гнева на жизнь и судьбу, директора школы и всех, кому повезло больше, кого не оставил любимый учитель.
А она писала нам письма, присылала в них засушенных тропических бабочек, и мы дружно рыдали, отсчитывая дни до ее возвращения. И новый удар! Галину Григорьевну больше не берут в нашу школу. Как? Почему нет места? Началась борьба за возвращение нам нашей классной мамы. Мы написали письмо в газету, и к нам приехал корреспондент. Но изменений не было. Стало понятно, что прежняя жизнь закончилась навсегда. По странному стечению обстоятельств Галина Григорьевна вернулась в нашу школу, сразу после того как мы ее окончили.
Она накрывает стол салфетками, ставит красивые тарелки и непрерывно мне что-то рассказывает. О том, что разгадала секрет ЕГЭ и знает, как подготовить к нему учеников. Что не может отказать тем, кто просит позаниматься с ребенком, что должна вытащить этого ученика и дотянуть до четверки. Что ее занятия стоят копейки или вовсе бесплатны. О детях, внуках, правнуках. О том, как однажды, выступая на партсобрании, забыла забрать сына из сада. Как болел муж, и она его лечила. Сколько у нее выпускников и среди них медалистов. Что проработала словесником 48 лет в сельских школах. Что 20 лет была в районной медальной комиссии. О том, что поменяла оба хрусталика. Тут я замечаю, что на ней нет очков с толстенными линзами, через которые она смотрела на меня и спрашивала: «Лена, скажи честно, ты помогала подруге писать диктант?» «Нет!» – трясла я головой и думала, как же она это узнает? А еще мы поговорили о пенсии, что она мизерная. Что она безумно благодарна Розенталю, у которого училась. Как она счастлива и что у нее нет никаких званий и наград.
Несколько раз прерывая ее быструю речь, я говорю нарочито медленно:
– Галина Григорьевна! Ну ведь вы понимаете, что у вас дар?
Она смеется:
– Да ладно тебе, какой там дар! Просто я всегда любила свою работу.
И в ответ на ее улыбку прикладываю максимум усилий, чтобы сдержать подступающие слезы.
Провожая меня, она берет с меня обещание позвонить ей, как только доеду до дома. Я обещаю. «А я временами перечитываю твои стихи», – тихонько говорит она мне уже на пороге.