Сейчас говорят о кризисе семьи. Говорили об этом и в начале века. И разве “Крейцерова соната”, вышедшая в 1889 году, не свидетельствует о том, что в семейных отношениях происходит что-то неладное? Сегодня имя духовного писателя епископа Михаила Канадского практически ничего никому не скажет. А в начале только что ушедшего века оно было на слуху у петербургской интеллигенции. О нем писали Розанов и Мережковский, такие разные фигуры в литературе, как Зинаида Гиппиус и Мариэтта Шагинян, даже Ленин откликнулся отдельной статьей на одну из его статей. Тема семьи была у епископа Михаила одной из главных. Розанов назвал его в одной из многочисленных сносок своей книги “Люди лунного света” единственным монахом, понявшим сущность брака. Свое последнее собрание в декабре 1916 года религиозно-философское общество посвятило памяти епископа Михаила.
Кое-что из этих споров не теряет интереса и сегодня. Сегодня, когда проблема полового воспитания вовсе не затрагивает многого из того, о чем говорилось тогда…
Итак, брак
Религиозно-философское общество основали Мережковский и известный философ Валентин Тернавцев, в его работе принимал активное участие Розанов, а также другие люди, чьи имена ныне малоизвестны. В одном из докладов Тернавцев рассказал о глубоком разрыве между российской интеллигенцией и духовенством. Говорил, что возрождение России возможно лишь на почве христианства, но у церкви недостаточно для этого сил, она избегает социально значимых “земных” проблем, а интеллигенция в свою очередь не занята “небесным”, равнодушна к делам веры. Общество ставило целью найти пути для необходимого сотрудничества интеллигенции и духовенства.
В 1903 году иеромонах Михаил представил для обсуждения свой доклад, который назвал “О браке. Психология таинств”. Он напомнил о “Крейцеровой сонате” Льва Толстого, в которой писатель заявил всему миру, что христианского брака быть не может, что для христианина плотское общение в браке не только не может представляться законным, праведным и счастливым состоянием, а всегда падением, слабостью, грехом. Церковь должна была что-то ответить. Но что ответили? Один из представителей церкви утверждал после публикации повести, что единение мужчины и женщины вне церковного освящения есть обычный блуд. Что нужно сделать, чтобы оно было свято? Только поставить некие перила, гарантирующие чистоту брака.
– Становится страшно, когда это читаешь, – признался иеромонах Михаил. – Если истину церкви ограждать перилами, то неудивительно, что волки пролезут через них. Нет, надо искать иные возражения, иначе осмыслить значение и святость брака, “идти с иным оружием против огненных образов “Крейцеровой сонаты”. Церковное освящение не есть безусловное ручательство брачного сожительства. Но тогда мы присоединимся к Толстому, что брак – грех. В чем же дело?
Другим оппонентом докладчика был Розанов. Его отношение к церкви и к браку было сформулировано коротко и давно в одном из писем к Алексею Суворину. “Размышляя очень упорно над этою темою, я пришел к выводам, очень печальным для нашего христианства, и думаю, что изумительное загрязнение нашей жизни и бездна индивидуального несчастья вытекают из этого страшного евангельского умолчания. Собственно говоря, мы имеем очень двусмысленного характера семью и брак. Евангелие не имеет никакого на это взгляда и даже в решительный момент говорит: “лучше не жениться”. Отсюда, из этой ужасной строки, потекло 2000-летнее отрицательное воззрение на пол, и, как мне думается, с этою строкою вошли под видом “кротости” и “чистоты” существенно демонические струи в нашу цивилизацию”. Далее Розанов писал, что монашество как идеал с его аскезой – идеал ложный, руководствуясь им, церковь приписывает отношения полов чему-то “животному”. “Между тем можно открыть и доказать, что пол и половое как родник семьи и родства есть религиозное, священное…”
Иеромонах Михаил именно это и попытался доказать.
Нет, необходимо исходить из того, что брак – не компромисс, не учреждение, регулирующее похоть. Это святыня. Пока мы признаем брак позволительным (только), мы стоим на позициях безразличия и, собственно, допущения разврата. Нужно дополнить: брак религиозно спасителен, духовно очищающ, мистически-зиждителен (дети).
– Брак – это тайна единения двух душ, – говорил Розанов. – Это союз взаимоосвящения по образу союза Христа и Церкви. Брак имеет целью взаимное совершенствование двоих, если даже, по апостолу, и неверующий муж освящается, ведется ко спасению женой верной. Мужчина и женщина направленно влияют друг на друга, помогая осуществить все заключенные в них нравственные возможности. Брак – это домашняя церковь, первая школа любви. Это поприще великого христианского делания. Здесь осуществляется тайна отречения не только ради другого, но и ради третьего – ребенка. Тогда брак – не погашение похоти, а подвиг аскетический. Это кажется странным, но это так. Более того, “брак может быть свят и в физическом моменте, и здесь он требует “подвига благолепности”.
Признавать греховной физическую сторону брака – значит отвергать таинство. “Идея христианского брака в церковно-религиозном его понимании в том именно состоит, что брак есть святыня вполне и до дна, без всякого остатка и без всякого исключения, так что в браке уже нет места ни для какой мерзости, ни для какой скверны”. Благословлять деторождение – значит благословлять и зачатие. Отношения между двумя полами сделались греховными только посредством извращения целей и смысла брачной тайны. Женщину стали брать для похоти. Наслаждение часто становится единственной целью брака, деторождение и взаимосовершенствование отдвинулись в сторону. Человечество искажает чувство брачной красоты. Циничная песня, роман и т.п. – все это делает для человека почти невозможным благоговейное и чистое отношение к женщине как к будущей матери. Поэтому необходимы изменения на психологическом уровне – точнее, возвращение к безгрешной психологии брака.
В акте единения должно выражаться стремление создать лучшую жизнь, чем твоя. Такое единение – не падение и не страсть в обычном смысле слова. В истинном браке единение – это завершение чистых мечтаний о ребенке, проявление воли к жизни этого ребенка, проявляемые бессознательно.
Иеромонах Михаил предвидел возможные возражения. И как бы в ответ на них произнес свои знаменитые слова: “Скажут, эта психология – утопия. Может быть, но так должно быть. Я верю, что в христианстве возможно это состояние: ты должен, значит, можешь”.
А как же девство?
Первым задал вопрос докладчику Мережковский. Он попросил разъяснить отношения девства и брака. Об этом было сказано вскользь. И вообще брак – нечто иррациональное, сказал он, не постигаемое умом человеческим. А докладчик выводит его из области таинств к чему-то рациональному. О целях брака не говорится в Евангелии, поэтому вообще о них нечего говорить. Связывать смысл брака с целью большего рождения детей означает уклонение в позитивизм. И вообще брак в церкви приемлется номинально, но высшим идеалом остается девство.
Иеромонах Михаил возразил, что Мережковский неверно представляет себе взгляд церкви на этот вопрос. Она не считает девство и брак разными степенями совершенства. “Церковь смотрит на дело так: есть люди, одаренные поэтическим даром, и люди-прозаики. Дар девства – дар, нужный для служения церкви; это поэтический дар. У кого этого дара нет, для того брак не серебро, а золото. Если брачные ниже девственников, то, может быть, потому, что менее всего могут созидать жизнь церкви. Человек не отвечает за то, что он не поэт; обязанность каждого сделать свое дарование золотом”.
Кто-то высказал мысль, что таинство брака происходит лишь тогда, когда существует тяготение двух людей друг к другу – такое сильное, что они способны оставить родителей. Раз его нет, нет и таинства. И жаль, что церковь совершает венчание, несмотря на это. Такое венчание не соединяет. На это возразил Тернавцев: церковь не упускает это из виду, она спрашивает, любят ли вступающие в брак друг друга. Его поддержали: дело в людях, а не в церкви. Ни одно из таинств не действенно, если люди не имеют в себе того, что позволило бы благодати воздействовать на человека. К церкви можно предъявлять лишь дисциплинарные требования, чтобы священники таких браков не совершали.
Итог заседания подвел священник Дернов: девство не уничижается и брак не возвышается. Девство тогда выше, когда оно по свободному подвигу, а не по природному расположению. Но и оно имеет цену тогда, когда оно целомудренно. Что такое целомудрие? Это состояние не физическое, а нравственное: особая трезвенность ума, мыслей, чувств, желаний, особенная скромность и стыдливость, чистота, стойкость, правота в мыслях и в действиях и в отношении к другим – полное самоотвержение…
На втором заседании один из участников заметил, что нельзя рассматривать вопрос о браке на фоне вопроса о девстве, как предлагал Мережковский. Нужно подняться на более высокий уровень – на уровень проблемы христианского спасения. Какой брак хорош? Такой, в который люди вступают для дальнейшего служения Богу. Какое безбрачие лучше? То, которое ставит себе целью теснейшее соединение с Богом. Стремление к богоподобию и к богообщению определяет достоинство жизни любого христианина. Нечистота заключается не в делах сочетавшихся браком, в самом факте полового сношения (само по себе оно нравственно нейтрально), а в помыслах. И вообще отрицание брака – признак богоотступничества. То же и девство. Оно само по себе ни добро и ни зло, но бывает тем или иным от намерения хранящих оное.
Как и в первый день, много было споров о том, представляет ли собою брак непостижимую тайну или нет. И вновь возвращались к тому, что цель брака – восхождение к божественному идеалу. Каждый из супругов должен себя ставить на низшую ступень, другого же – на высшую. Любя друг друга, они стараются помочь себе в достижении идеала наиболее полно. Но взаимное обожание не должно переходить в своего рода идолопоклонство, следует любить в другом только божественное, а все несовершенное устранять. Таким образом, одной своей стороной брак соотносится с грешным земным миром, другой – восходит к царству неземному…
Стоит прислушаться к мнению еще одного философа, принимавшего участие в дискуссии, – Владимира Успенского:
– Слово Божие молчит об отношениях полов, ограничиваясь общими словами, именно потому, что любовь полов бесконечно индивидуальная. Устроить брачное счастье предоставляется личным силам человека, его разуму, его сердцу. Евангелие может благословить эти отношения только молча. Но молчание здесь знак не осуждения, а согласия. Мы с необходимостью должны предположить это согласие, потому что понятие счастья психологически невозможно зачеркнуть в идеале человеческого совершенства. В каких бы очертаниях ни рисовался этот идеал, покоится ли он на одной глубокой вере в Христа, или это просто философская абстракция, все равно счастье мыслится в понятии личного совершенства. Стремление к счастью неотвратимо, а раз так, то оно свято. Если брак – нормальный и богоучрежденный порядок жизни, то нельзя ограничиться только одним холодным допущением его. Тем более нельзя сказать, что мы не отрицаем брака, но в нем есть нечто скверное. По вопросу о браке и безбрачии не дано идеальной нормы. Действие биологического закона служит источником чистой радости, так как в браке совершается раскрытие всех индивидуальных сил и врожденных дарований человека.
Эпилог
Путь духовных исканий иеромонаха Михаила был особым. Он порвал с официальной церковью и присоединился к старообрядчеству. О причине такого шага писал так: “Я уважаю и люблю старообрядчество за то, что оно кровью купило себе свободу от рабства государству, от порабощения свободы церковной воле папы, Никона или заступившей его папской иерархии. Я уверен был по его духу (и сейчас уверен), что в нем, обагренном реками крови, пролитой за свободу мысли и убеждения, возможнее, чем где-нибудь, свободное раскрытие правды Божией о земле и небе”.
Написанное им – статьи, книги, пьесы, повести, проповеди – подсчитать непросто: и количество большое, и проблемы с определением авторства. “Но великого уважения достойна память мятежного и бедного пророка. Его жертвенность была той данностью, которой так мало в мире (а в христианских церквях?)”, – писала в дневнике Зинаида Гиппиус после смерти (убийства) епископа Михаила. Недаром назвала она его пророком. У него можно найти ответы на вопросы, которые мы еще даже не успели себе задать. Семья, брак – только одна из тем. На протяжении жизни он доказывал одну простую, но в то же время сложнейшую вещь: евангельские времена – не древность, не миф, они возможны и сейчас.
Виктор БОЧЕНКОВ
Комментарии