Ода мужеству. Бродский предлагал учиться у поэзии

70-летие со дня рождения Иосифа Бродского (поэт дожил лишь до 55) позади. Когда пишешь о ком-то к юбилею, это сообщает тексту заданность и ненужный пафос. Бродскому пафос был чужд, особенно трагический. Он умел довести читателя до горлового спазма какой-то стоической сдержанностью и отстраненностью от событий собственной жизни.

Позволял своим связкам

все звуки, помимо воя;

Перешел на шепот.

Теперь мне сорок.

Что сказать мне о жизни?

Что оказалась длинной.

Только с горем

я чувствую солидарность.

Но пока мне рот не забили

глиной,

Из него раздаваться будет

лишь благодарность.

(«Я входил вместо дикого

зверя в клетку…»)

Бродский не любил вспоминать нелепое судилище и ссылку на Север (чего стоит только вопрос судьи «Кто сказал вам, что вы поэт?»). Из-за того же неприятия излишнего драматизма и невольного сравнения с классиками. Но именно они довершили дело становления поэта с неповторимой интонацией и удивительной личностью. За этим последовало изгнание, которое, несмотря на последующее мировое признание, стало его вечной болью («Во избежанье роковой черты, // я пересек другую – горизонта, // чье лезвие, Мари, острей ножа». «Двадцать сонетов к Марии Стюарт»).

…Может ли поэзия научить мужеству и благородству? Бродский – при всем его колоссальном ироничном уме – верил, что несомненно. Он же этому учился – у Горация, Овидия, Ахматовой, Одена, Фроста! Вообще поразительно, как он, самоучка (Иосиф бросил школу после седьмого класса, что было, как он говорил, «моим первым свободным поступком»), воспитал и образовал себя сам. Бродский предлагал продавать поэтические книжечки в аптеках и активно поддерживал идею размещения стихов в общественном транспорте. Последнее, кстати, уже перешло из разряда утопии в жизнь – так же, как репродукции известных картин, шагнувшие в метро и на улицы городов.

Так что, может быть, мы еще будем лечиться и жить словом. Лечимся же словами утешения и поддержки, сказанными близкими, а ведь поэзия очищает слово от ежедневных напластований и истертости и выстраивает энергию слов в один мощный поток. В своей нобелевской лекции Бродский писал, что за нечтение хороших книг «человек расплачивается всей своей жизнью; если же преступление это совершает нация – она платит за это своей историей». Там же: «Мир, вероятно, спасти уже не удастся, но отдельного человека всегда можно». Когда читаешь его стихи, в это веришь.