“Ода к радости” под шквал артиллерийского огня

Для здорового молодого человека дорога от деревни Кирково до ближайшего хлебного магазина в совхозе “Сельцо” не так уж длинна. В хороший денек да по укатанному снегу пройти десяток километров – одно удовольствие. А я шла, примеряя каждый шаг к силам тех старушек на отекших ногах с костылями да с палочками, которые жаловались, что хлеб в деревню не привозят, а ходить за ним далеко. Одна надежда: вот приедут тимуровцы из Ленинграда с Галиной Александровной, гостинца привезут и за хлебом сходят. Было это в благополучные восьмидесятые годы, когда в Сельце процветала именитая пионерская дружина. Помню, пришла я, злая, усталая, требовать ответа от старшей вожатой, почему ждут забытые старухи помощи от ленинградцев? А рядом живут свои тимуровцы, которые, небось, кого-то в Ленинграде опекают… И наткнулась на веселые равнодушные глаза молоденькой девчонки, которая живо проводила меня на остановку автобуса. Она уже знала, что корреспонденты со своими претензиями как приедут, так и уедут, а ее бурная жизнь потечет дальше, возможно, мимо школы с ее бестолковым пионерством и мимо всех окрестных деревень – к другим сияющим вершинам. К старухам же приедет именно Галина Александровна Озол – изящная, тонкая учительница французского языка из элитарной французской школы, расположенной в самом центре северной столицы. Привезет своих умненьких девочек и мальчиков, будет смотреть на бабушек горячими, страстными глазами, напоминать, расспрашивать, что тут было во время фашистской оккупации и как случилось, что гитлеровцы перестреляли почти всех деревенских ребятишек. Убивали за картофелину, за корку хлеба, подобранную погибавшими от голода детьми возле военной кухни. Потому и получилось так, что через многие десятилетия после Победы, когда дети войны должны были подрасти и поддержать своих постаревших матерей, оказались матери сиротами. “Кроме нас с вами у них сейчас никого нет, вы видите?” – говорила Галина Александровна, стараясь достучаться до сердец своих городских умниц. В спокойной сытой жизни ее воспитанников поездки в Кирково были странным окном в прошлое и в сегодняшнее житье, совершенно непохожее на их привычный мир. Как теперь выясняется, для некоторых они остались своеобразным паролем, доминантой на всю жизнь. А материалы, собранные во время тех визитов, не просто украсили музей 171-й школы, а вызвали живейший отклик у юных скульпторов художественного училища. Они взялись тогда за сооружение памятников погибшим детям. Не одного памятника, а целого комплекса, единого по своему художественному замыслу, который создает теперь неповторимый облик маленькой деревеньки. Руководил их работой замечательный педагог, известный скульптор Виктор Новиков, сам хвативший лиха в блокадном Ленинграде. Оттого и считал Виктор Сергеевич этот комплекс отчасти памятником своему детству.

Столкнувшись с такими людьми хотя бы раз в жизни, начинаешь понимать, что школьный музей в отличие от государственного – не учреждение, а вид творчества, об’единяющий людей разных возрастов, где творческая мастерская – сердце и душа педагога. Исследование драматических событий, которое дети ведут наравне с учителем, вместе с ним переживая их как личное открытие, – не игра и не учеба. Это всегда настоящая серьезная жизнь, где и взрослый, и ребенок впервые сталкиваются с новыми фактами, которые вместе осмысливают, обсуждают. Пожалуй, во всей системе воспитания, освоенной наукой и практикой, найдется не так уж много общих дел, способных дать столь поразительный нравственный результат. Не потому ли стали теперь педагогами, как Виктор Новиков, Андрей Поляков и Юля Муратова, двое из юных авторов комплекса в Киркове? А Лена Макарова, одна из девочек, ездивших к тем старушкам, недавно, отвечая на вопросы о своей школе в бельгийском университете, буквально потрясла слушателей подробным рассказом о том, как создавали они вместе с Галиной Александровной уникальную музейную экспозицию.

В семидесятых-восьмидесятых годах таких музеев в Ленинграде было несколько сотен. Еще пять лет назад по последней аттестации – 112. Сейчас аттестовано 58. Есть и неаттестованные. Не в этом суть. Не музеи бы нужно сейчас пересчитывать, а таких людей, как Виктор Новиков, Галина Озол, Евгений Линд – автор и руководитель народного музея “А музы не молчали” при школе N 235, и других, редких теперь энтузиастов. Ими следует гордиться и беречь нужно именно их, а не только экспонаты (хотя проблема подлинников, хранящихся в школьных музеях, видимо, заслуживает отдельного разговора). С точки зрения педагогики, а не музееведения, утрата многих музеев боевой славы, которыми так заслуженно блистал Ленинград, – свидетельство утраты интереса к этой теме в среде учителей, а значит, в большой мере, утрата гордости своим Отечеством в среде ребят, что уже оборачивается прорехами в воспитании.

К счастью, не все так прямолинейно и однозначно, как в сводках и цифрах. А дети готовы многое делать, не только следуя моде, но и вопреки ей. Когда в 274-й школе встал вопрос о закрытии музея народного ополчения – в связи с переориентацией учебного заведения, – разгоряченные спором взрослые застали около экспозиций всего четырех ребят из актива. “Может быть, только вам четверым этот музей и нужен!” – сказал в сердцах кто-то из учителей. “А если только нам – этого мало?” – с достоинством спросили дети.

Всего с десяток ребят работают пока над созданием экспозиции “Балтийские малютки” в 364-й школе. Возраст – 12-14 лет. Мальчишки. С ними – молодой учитель истории Сергей Лазарев, бывший офицер-подводник, списанный на берег по состоянию здоровья. Когда в пачке бумаг, стекающихся со всего города и содержащих сплошь слезные просьбы ветеранов спасти очередной погибающий музей, сохранить уникальную коллекцию, вернуть памятную доску, видишь крошечную выписку из приказа по школе “назначить директором” впервые создающегося музея молодого учителя, хочется перечитать ее еще раз. Неужели не история гусарского полка, не суворовские походы, которые сейчас в особой чести, а балтийские подводники? Да будет ли это интересно детям в сегодняшней обстановке? Как выяснилось, для Сергея Лазарева такого вопроса не существует. Он убежден, что это чрезвычайно важно. Что моряки, которые выходили на разведку и в дозор на таких “малютках” практически не вооруженными (две торпеды, одна пушка) и ухитрялись при этом еще и подбивать вражеские корабли, – настоящие герои, незаслуженно забытые сейчас. Он готов привести к ребятам контр-адмирала Юрия Русина, других ветеранов, воевавших на таких суденышках. Он познакомит их с современным флотом… И уже по этому запалу, по горячности, с какой говорит учитель о своей работе, чувствуешь: если это так важно лично ему, непременно увлекутся и дети.

Тридцать лет без малого писали все газеты об уникальной коллекции, собранной в 235-й школе и посвященной служителям муз, работникам культуры и искусства, поэтам и музыкантам, которые в дни ленинградской блокады с потрясающей самоотверженностью продолжали свою работу. Несколько поколений школьников прошли через этот музей и многие тысячи взрослых. Но только во время первой зарубежной выставки, организованной в дни празднования 50-летия освобождения Антверпена от фашистской оккупации, мэр Санкт-Петербурга профессор Собчак с супругой впервые увидели экспонаты, собранные детьми и педагогами. И оставили в книге отзывов взволнованные, трогательные записи. А рядом – впечатления бельгийцев: “…оказывается, русская армия сделала так много!” И немцев: “…вы позволили нам взглянуть в наше общее трагическое прошлое”. И русских, живущих в Бельгии: “…Это новый опыт размышлений”. Резонанс, который вызвала выставка самодеятельного школьного музея, был столь велик, посетители, приходившие сюда с детьми и внуками, так высоко оценивали труд авторов, что сердце господина мэра дрогнуло. Вернувшись в Санкт-Петербург, он, как и обещал, помог наконец найти средства на восстановление здания, в котором мог бы школьный музей разместить накопившиеся экспонаты.

Первый выезд за рубеж с такой экспозицией открыл новую грань, новые воспитательные возможности работы, которые дома видны не так отчетливо. Посетители – немцы, особенно из тех, что были в русском плену, сразу заметили, как тесно переплетены в нашей культуре достижения гениев, принадлежащие разным народам. Как часто звучала, например, в осажденном городе музыка Бетховена. Как похоже на немецкое само имя знаменитого дирижера Карла Элиасберга, впервые исполнившего со своим оркестром в блокадном Ленинграде, наперекор голоду и бомбежкам, 7-ю симфонию Шостаковича. Наблюдение гостей заставило авторов музея взглянуть на свои материалы внимательнее с этой точки зрения. И картина открылась поразительная. Никто никогда этого просто не подсчитывал, но немцев, геройски трудившихся в блокадном городе, оказалось неожиданно много. Тут и Георгий Гаусман, дирижер оркестра 23-й армии, и композитор Николай Ган, и хранитель музея в Павловске Николай Вейс, и другие.

И родился новый замысел. Вполне возможно, что в бывшем особняке гофмейстера двора Николая II барона Корфа, немца по национальности, который присмотрел под музей Евгений Линд, оформлением новой экспозиции займутся уже вместе внуки осаждавших и внуки осажденных из России и Германии.

Нина ПИЖУРИНА

Санкт-Петербург