Обыкновенное рабство. Обыватели против фашизма

В Московском государственном историко-этнографическом театре состоялась мировая премьера спектакля «Пятая печать» по роману венгерского писателя Ференца Шанты. В 1976 году по его мотивам был снят фильм, который получил 1-ю премию Московского кинофестиваля и был даже номинирован на берлинского «Золотого медведя». Увидев киноверсию романа в начале 1990-х, художественный руководитель театра Михаил Мизюков был так впечатлен, что решился взяться за постановку пьесы по мотивам «Пятой печати».

Задача оказалась, прямо скажем, непростой: роман посвящен Второй мировой войне (его название происходит от Откровения Иоанна Богослова: «И когда Он снял пятую печать, я увидел под жертвенником души убиенных за слово Божие и за свидетельство, которое они имели»), а сам роман крайне несценичен – более чем наполовину состоит из разговоров главных героев. Молодым зрителям, сужу по себе, трудновато высидеть первый, разговорный, акт спектакля и следить за ходом сменяющих друг друга мыслей, но, вникнув в их суть, трудно не проникнуться настроением персонажей. Тем более что режиссер нашел удачный ход – зрители сидят на сцене. Прямо перед ними – крутящаяся деревянная сцена, на которой и разворачивается все действие. Сцена так и норовит задеть то краем диска по ногам, то торшером по вытянутой руке. Такой вот эффект присутствия.Представьте: сидите вы в баре, коротаете приятный вечер с приятелями, шутки, подначки, дружеские провокации – все, как обычно. И вдруг один из друзей вас озадачивает:- Представь, что ты сейчас умрешь и сможешь воскреснуть лишь в образах одного из двух людей – тирана Томоцеуса Какатити или его раба Дюдю? Раба постоянно истязают – вырывают язык, выкалывают глаз, убивают дочь и насилуют сына, гости тирана вытирают об него ноги абсолютно буквально. Раб утешает себя тем, что он никому не причиняет зла и совесть его чиста. А тирану даже и в голову не приходит, что он делает что-то плохое, потому что он воспитан в нормах тиранской морали. Кого вы выберете?Вы, конечно, возмутитесь – разве можно в приличном обществе задавать такой вопрос или отмахнетесь. А возможно, примете за интеллектуальный ребус, подобно дилемме таксиста-убийцы из культового английского сериала «Шерлок», предлагающего своим жертвам на выбор одинаковые на вид яд и безобидную пилюлю. Но все сразу поменяется, если вы и есть жертва убийцы или живете в неудачное время и в неудачном месте,  например в Венгрии 1944 года, когда у власти были нилашисты, они же фашисты. А вы самый что ни на есть обычный человек. Такой же, как герои спектакля столяр Ковач, книготорговец Кирай, часовщик Дюрица и трактирщик Бела. Их типажи узнаваемы. У кого нет среди знакомых эдакого бывалого прагматика, крепко стоящего на ногах,  такого как Бела или не блещущего умом, но честного и простодушного товарища, как Ковач, нервного и пронырливого типа вроде Кирая и временами неприятного, желчного и умного циника, как Дюрица? Они хотели бы, но не могут в это страшное время игнорировать вопрос Дюрицы. Самый религиозный и простодушный Ковач (актер Павел Суетин) признается сам себе, что избежал бы страданий, не хочет быть ничтожным и зависимым и Кирай (Виктор Юрченко), Бела (Антон Чудецкий) тоже предпочитает приспособиться, нежели умереть. И каждый из них убежден: он мелкая сошка, и нет смысла сопротивляться сильным мира сего, поэтому при возможности надо стать одним из них. Один Дюрица (Дмитрий Колыго), заваривший всю эту кашу, отвечает, что понятия не имеет, кого бы он выбрал. Участь раба выберет только случайно забредший в кабачок фотограф Кесаи (Сергей Васильев). Другие в его искренность не поверят. И он, страдая от того, что в его лице «оболгали все человечество», карает «неверующих» тем, что… доносит на них нилашистам. Главный идеалист оказывается главным предателем.Второй акт получился куда более динамичным и жестким – приятелей пытают в фашистских застенках. В тюрьме есть не только пытки,  там есть еще и палачи. Тихий, приятной внешности человек в штатском – главный идеолог творящихся мерзостей – наблюдает за тем, как схваченных обывателей избивают, а затем учит подручных бить не просто из наслаждения помучить: «Бить их надо с воспитательной целью. Чтобы не забывали, кто они такие, серая масса, мелкие людишки. Мы их, конечно, выпустим, но сначала убьем в них самое главное. Человеческое достоинство…»Каждому из задержанных предлагают ударить по лицу распятого человека, и так уже избитого до полусмерти. Тогда их отпустят. Казалось бы, больше всего на свете они, уже признавшиеся в своей слабости, должны цепляться за жизнь. Они и пытаются, но не могут переступить через то святое, что в них есть. И это самый главный шок и урок – не осуждать ближних. Ковач падает в обморок с поднятой для удара рукой. Бела бросается на охранников, Кирай пытается остановить Дюрицу – их убивают. И только Дюрица – доморощенный философ и мизантроп, задавший главный вопрос,  оказывается способен на удар.Но мы-то знаем, что он делает это не ради себя – дома его ждут еврейские дети, которых он укрывает от фашистов. Какой же мукой становится для него вынужденное предательство!.. В финале не стесняешься своих слез, в которых всё – и боль, и стыд, и сочувствие по отношению к героям. Самое, пожалуй, страшное – это то, что такие пьесы будут актуальны всегда. Всегда будет мучительным выбор между чувством собственного достоинства и спасением близких. Всегда будет власть, которой проще управлять серой массой. И невольно проводишь параллели с днем сегодняшним. Да, сейчас нет войны,  но мы по-прежнему вынуждены решать, с кем мы – с партией власти или с оппозицией, с правыми или левыми, за усыновление детей иностранцами или против него… Выбирать в этой жизни приходится каждому.