Образование в тупике?

Подготовка к переходу на двухуровневую систему образования началась задолго до 2007 года, когда, собственно, Правительством РФ и было одобрено решение о разделении высшего образования на бакалавриат и магистратуру. Так, в знаменитой повести Ирины Грековой «Кафедра» (1978 год) один из героев рассуждает о том, что в вузе всем дают единый набор знаний, но в итоге для большинства этого слишком много, а для меньшинства слишком мало, следовательно, хорошо бы их учить по отдельности. Первые решительные шаги в этом направлении предпринял в конце 80‑х председатель Государственного комитета СССР по народному образованию Геннадий Ягодин. Учитывая расширение международных контактов в 90‑е годы, падение «железного занавеса», перемены в системе взаимоотношений России с миром, увеличение возможностей для сотрудничества, рост миграции ученых, последователи Ягодина взяли курс на реформирование нашей системы образования по международным лекалам. К чему это привело, мы сегодня видим. Но каким образом данные реформы сказались на подготовке аспирантов? Об этом мы беседуем с академиком РАО руководителем Центра социологии образования Института управления образованием РАО, руководителем Информационно-аналитического центра РАО Владимиром СОБКИНЫМ.

– Лично я всегда к этому относился с большой долей скепсиса. Что такое бакалавр, например, по психологии, каковы его, собственно, профессиональные возможности, что он может делать? Это лаборант, что ли? Специалитет – там все понятно, получил диплом – и ты специалист: либо практически работаешь, либо двигаешься по академической траектории, защищаешься. С другой стороны, двух­уровневость связана с тем, что во всем мире быстро меняющийся социально-экономический контекст дает возможность сделать паузу, понять, правильное ли направление ты выбрал, и если нет, поступить в магистратуру по другому профилю. Это повышает профессиональную мобильность, дает возможность сделать перерыв, чтобы встать на ноги и освоить программы магистратуры более осмысленно.

– В СССР за 70 лет его существования разве об этом не позаботились?

– У нас была система СПО, которая отчасти решала эту проблему. Можно было окончить техникум, поработать на производстве и лишь потом поступить в вуз. Или не поступать, а всю жизнь оставаться в этом статусе. Система была подвижна, там не было тупиков. А сейчас, на мой взгляд, бакалавриат – это именно тупик, из которого есть только один выход – в магистратуру. Потому что бакалавр – своего рода недоспециалист, который обладает заметно более низким уровнем подготовки.

– Возможно, все дело в специфике получаемых профессий? Среди моих коллег-журналистов, с которыми я работаю уже давно, немало людей, очень хорошо проявивших себя в солидных компаниях и агентствах. И вдруг я узнаю, что они только сейчас защитили магистерский диплом! То есть все это время люди работали, будучи бакалаврами. Что совсем не мешало им отлично справляться со своей работой.

– Соглашусь, в ряде случаев, наверное, вполне достаточно и степени бакалавра. Однако что делать другим? В той же психологии бакалавры – это что-то, мягко говоря, неопределенное, у них нет базового образования, с ними очень трудно работать. И если человек пришел в магистратуру по психологии, не будучи бакалавром по психологии, ему также крайне сложно войти в тему. Разного рода подготовительные курсы эту проблему не решают.

– А нет ли тут такого момента, что мы как бы вынуждаем человека повышать свою квалификацию? Раньше, например, человек отучился пять лет и считал, что хватит, на курсы повышения квалификации его можно было загнать только силой. Теперь же после трех-четырех лет бакалавриата он сам понимает – да, этого мало, мне не хватает знаний, поэтому все-таки придется поступать в магистратуру.

– Конечно же, то, что мы имеем, напрямую связано с идеологией непрерывного образования. Меняется структура профессиональной деятельности, рынок требует постоянного обновления базы знаний и умений. Появляются новые технологии, растут наукоемкость и культуроемкость различных сфер профессиональной деятельности, нужно постоянно учиться. Есть разные подходы к стимулированию роста и развития профессионализма.
Например, в системе образования нормативно закреплено требование к повышению квалификации, для этого и была создана система ИПК. В других сферах то же самое – каждая уважающая себя компания весьма пристально следит за тем, чтобы ее сотрудники постоянно учились, овладевали новыми технологиями и подходами. Тем более что сейчас через Интернет сделать это значительно проще. Можно прослушать курс в одном вузе, а другой зачтет это. Подобная практика стала вполне обычной.

Но вот что касается аспирантуры, тут мы имеем проблемы совсем иного рода. Как известно, изменилось законодательное отношение к ней, теперь это третий уровень образования, чего раньше не было. С другой стороны, учащиеся аспирантуры теперь не обязаны защищать кандидатскую диссертацию и делать диссертационные исследования. Хотя раньше именно это являлось главным результатом подготовки в аспирантуре. Но выпускная работа (например, научная статья), которую теперь требуют от аспиранта на выходе – это вовсе не то же самое, что диссертация. Понятно, что трех лет для хорошей кандидатской мало, и не все аспиранты укладывались в этот срок, однако именно это и было оценкой эффективности деятельности аспирантуры. Сейчас – нет. Я больше скажу: мы анализировали статистику по аспирантуре, которая свидетельствует, что существенно упал прием в аспирантуру по направлениям «Психология», «Педагогика», «Культурология», «Социология». Так, после 2009‑2010 годов здесь наблюдается заметное снижение. Кроме того, если раньше заканчивали аспирантуру порядка 80% поступивших, то сейчас это количество снизилось до 30%.

– Вы имеете в виду написание квалификационных итоговых работ?

– Нет, я имею в виду общее количество людей, пришедших, так сказать, к финишу после трех лет обучения. Они просто в какой-то момент прекращают обучение, забирают документы и уходят. А если судить по количеству выпускников с защитой, то тут еще более заметное падение: в конце 90‑х таковых было порядка 33%, а в 2017 году – около 10%. Иными словами, из тех, кто поступил за последнее десятилетие в аспирантуру, лишь каждый десятый становится кандидатом наук.

А теперь давайте вспомним про цели и задачи аспирантуры. С одной стороны, это необходимый уровень образования. С другой – само современное образование требует наукоемкости и культуроемкости организации процесса обучения и воспитания. Но откуда возьмутся результаты, если налицо такой провал подготовки высококвалифицированных специалистов? И кто придет в науку, если количество желающих заниматься ею снизилось столь заметно? Да, речь идет не обо всех науках, а лишь о секторе психологии, педагогики, культурологии и социологии, но разве он не нуждается в научном совершенствовании и развитии? Разве нам не нужны ученые соответствующего профиля?

– А мы исходим из аксиомы, что ученых готовит только аспирантура?

– Это основной канал. Я сам, правда, не оканчивал аспирантуру, потому что работал младшим научным сотрудником и был соискателем. Но мой случай нетипичный, потому что я писал свою работу даже без научного руководителя.

– Какая тема, если не секрет?

– Очень современная – «Психологический анализ уровня литературного развития старшеклассников». Эта работа мне лично очень нравилась, там были использованы методики исследования уровня развития творческих способностей в литературе, интереса к этому предмету, особенностей восприятия художественной информации. И статистика по тем временам весьма внушительная – порядка 1600 человек.

– По крайней мере, вы делали то, что вам нравилось, что вам было интересно. Но, насколько я знаю, многие вынуждены выполнять исследования по теме, которую им определил их научный руководитель, причем эта работа интересна и нужна скорее именно ему, а не самому аспиранту. Вряд ли тут можно ожидать какого-то энтузиазма.

– Такая проблема существует. Однако все-таки давайте еще раз подчеркнем: если сегодня в науку идет все меньше и меньше людей, которые не горят желанием заниматься научной работой, вряд ли стоит ожидать каких-либо значительных прорывов и больших скачков. Без серьезного научного обоснования никакая серьезная инноватика невозможна, а у нас в стране, напомню, взят курс именно на перевод экономики на инновационные рельсы. Для меня образцом в этом отношении является теория развивающего обучения Василия Давыдова и Даниила Эльконина. Это глубоко фундированное психолого-педагогическое исследование, которое определяет вектор инновационного направления в системе образования. И это весьма конкурентоспособное направление, признанное во всем мире. Но оно основано на глубоких психолого-педагогических исследованиях, то есть полноценный результат получается только благодаря серьезной научной работе. Более того, Давыдов говорил, что для эффективного применения его системы каждый учитель должен стать ученым, исследователем. И высшее образование как раз призвано помочь сформировать у студентов научное мышление, что вряд ли можно ожидать, например, от уровня современного бакалавриата. Умение грамотно работать с наукоемкими педагогическими технологиями важно для каждого учителя, но что ему может дать бакалавриат? Чтобы создавать новые образовательные программы, нужно иметь соответствующий уровень подготовки, тут мало просто взять типовую программу и одни слова заменить на другие. И уж тем более, чтобы вводить в школьный курс новые предметы, мало просто желания, тут нужно опираться на серьезные научные исследования. А кто сейчас этим занимается, вы слышали об этом? Мы зациклились на новых информационных технологиях, но почему-то забыли о проблемах социализации, о появлении принципиально новой информационной среды, окружающей ребенка. Мы не понимаем механизмов взросления, не учитываем сдвиги в дошкольном воспитании, забываем тот факт, что сегодня женщины рожают детей в более старшем возрасте, чем было раньше. Мы также упускаем из поля нашего внимания, что современных детей больше не воспитывают бабушки, как это было раньше, и те методы работы с семьей, которые были актуальны в 70, 80, 90‑е годы, уже неактуальны и требуют существенной коррекции. Плюс проблема бедности, неравенства и социального расслоения в обществе – все это требует не эмоционального обсуждения, а весьма трезвого научного подхода, длительного и серьезного изучения, если, конечно, мы хотим что-то получить на выходе. А ведь именно от этого зависит, сколько денег государство должно выделять на того или иного ребенка, как рассчитывать бюджет образования, определять размеры платных образовательных услуг, доступности и качества образования. Политически акценты расставлены, однако практически без науки реализовать образовательную политику невозможно.

– Насколько я помню, в 90‑е годы был период, когда заниматься наукой было просто немодно, люди занимались бизнесом, коммерцией. Но потом, в нулевые, люди из все того же бизнеса, ощутив зияющий пробел в своих знаниях, кинулись в аспирантуру. На какой волне мы сейчас находимся и каким видится будущее?

– Сегодня все больше и больше говорят про так называемый человеческий капитал. В педагогике этот термин почему-то не принято использовать, стыдно об этом говорить, но на самом деле это очень важно. Потому что те базовые способности, которые человек приобретает на разных уровнях образования, то содержание, которое он приобретает, укладывается в это понятие. И хорошо, что люди это понимают, иначе бы они не шли в аспирантуру. Но, к сожалению, динамика на сегодняшний день удручает.

Вот немного статистики, полученной от Роскомстата и по итогам опроса 800 аспирантов, обучающихся в институтах РАО и пединститутах России. Один из вопросов звучит так: «Какие жизненные ценности являются для вас наиболее значимыми?» Нам было важно отметить ценностные ориентации, мотивации, которые побуждают поступить в аспирантуру, и профессиональные планы после аспирантуры. Так вот, относительно ценностных ориентаций, подавляющее большинство называют семью (75%), хорошее здоровье (73%) и материальное благополучие (50%).

Если брать пирамиду потребностей Маслоу, то семья и материальное благополучие – это базовые ценности любого нормального человека независимо от профиля подготовки. А вот дальше идет показательный блок ценностей, специфичных для вполне определенной группы, – это развитие своего творческого потенциала и способностей, успешная научная деятельность и познание, расширение кругозора. Каждую из этих позиций отметили более трети. Этот блок очень важен, ибо он и говорит о специфике тех, кто идет в аспирантуру. У них ценностно значимы научная деятельность, знаниевая ориентация и собственное развитие.

Дальше идут тоже очень характерные ценности – внутренняя гармония, любовь, духовная и физическая близость и воспитание детей. В сфере образования типичный ответ на вопрос, что главное в педагогике, – любовь к детям. С одной стороны, можно сказать, что это какая-то отговорка, общие слова, с другой – это глубинный момент, когда понимание ребенка и особое отношение к нему являются обязательным аспектом педагогической позиции. Это очень важно для гуманистической педагогики. И эти моменты гармоничного развития наблюдаются у тех, кто идет в аспирантуру, связанную с образованием, что тоже можно считать важным ценностным ориентиром.

А дальше идут свобода, независимость, самостоятельность, активная деятельностная жизнь, дружба. Эти моменты тоже входят в джентльменский набор, крайне важный для образования, воспитания человека.

– Ни для кого не секрет, в советские годы многие шли в аспирантуру, четко представляя себе: кандидат наук зарабатывает заметно выше простого смертного, а доктор – гораздо больше. То есть материальный аспект тут более чем выражен. Может быть, он тоже входит в такие понятия, как «свобода», «независимость», «забота о семье»?

– Люди отмечают ценности, которые для них важны, но не все четко понимают, насколько они способны реализовать свои потребности, занимаясь наукой. И, кстати, это все общая картинка, а на самом деле есть особые группы, в которых большой разброс мнений. Есть аспиранты, которые только окончили вуз, им до 25 лет, а есть те, кто решил заняться наукой после 20 лет работы по специальности, им может быть 40, 45 и 50 лет. И тут ценностные ориентиры смещены. Для молодого аспиранта материальное благополучие очень важно, а те, кто может себе позволить учиться после 40 лет, как правило, люди обеспеченные, для них гораздо более важны другие моменты. Опять же надо учитывать, что три четверти опрошенных – женщины, и тут тоже выборка гендерно скошенная, ведь для поступающих в аспирантуру одна из базовых ценностей – семья.

– Когда вы только сказали об этом, я сразу подумал, что подготовка диссертации, научная работа, защита и даже просто обучение в аспирантуре требуют огромной отдачи, затрат времени, сил, энергии и средств, что в свою очередь совершенно не вяжется с интересами семьи, о которой надо заботиться.

– Да, и эта проблема, увы, приводит к отложенной рождаемости, когда люди сначала стремятся сделать научную карьеру, а уже потом завести семью, о которой всегда мечтали. На разных возрастных этапах отношение к семье заметно меняется. И если до 26 лет ценность семьи не так важна, то как раз в 26‑30 лет она выходит на первый план. Зато в 31‑40 актуализируется ценность воспитания детей, там уже другая ситуация. А сама защита диссертации, безусловно, очень сильно влияет на создание семьи, рождение детей и занятие научной деятельностью. Появляется ребенок, и человек выпадает на некоторое время из процесса.

Также важный момент – взаимо­связь уровня образования родителей и уровня притязаний их детей. Очень интересная закономерность, откуда в сферу науки рекрутируются кадры. Одно дело – поступает человек, у которого родители не занимались научной деятельностью, для него это мобильность восходящая, социальная и профессиональная. И совершенно другое – когда оба родителя кандидаты или профессора. Это уже можно считать воспроизводством социального статуса семьи в науке.

Что касается мотивов, то мы задавали вопрос: «Что побудило вас поступить в аспирантуру?» Были даны следующие ответы: желание продолжить обучение в профессии, желание самореализоваться в качестве ученого, престиж ученой степени, совет преподавателя, желание не покидать университетскую среду, советы родителей и так далее. Желание молодого человека поступить в аспирантуру определяет блок «самореализация – продолжение образования – престиж степени – совет научного руководителя». Но с этими мотивами самореализации и престижа связано и желание остаться в университетской среде.

– Самореализация воспринимается людьми по-разному. Для одного это выглядит так: «Я хочу поступить в аспирантуру, чтобы не быть, как все, то есть не идти после окончания обучения работать по специальности». Кандидат, в представлении некоторых, – это звучит гордо, поэтому надо обязательно постараться стать им, не важно, есть ли у тебя данные для занятия научной деятельностью или нет.

– Амбиции, безусловно, есть. И если человек хочет стать ученым, для него это элемент престижа. Особенно когда тебя рекомендует твой преподаватель. Осмысленное выстраивание своей профессиональной карьеры тоже очень важно. И если взять категорию аспирантов в возрасте старше 40 лет, там на первом плане престиж ученой степени, желание самореализоваться в качестве ученого, продолжение образования.

Что же касается мотивации, то интересно посмотреть на низко-, средне- и высокообеспеченных аспирантов. У первых самореализация в качестве ученого гораздо более выражена, чем у вторых и третьих.

Если рассматривать профессиональные планы на ближайшие три года, то, говоря об этом, 83% назвали защиту диссертации. Хотя, повторяю, по статистике, защищаются лишь 10%. Это своего рода когнитивный диссонанс, ибо планируют многое, а защищается лишь каждый десятый.

– Но, если планируют 83%, из этого следует, что 17% изначально даже и не планируют защищаться?

– Получается так. Для этих людей аспирантура служит средством для общего развития, а не для научной работы, либо важны другие моменты – отсрочка от армии, предоставление общежития и так далее.

– Вы уже упомянули, что после бакалавриата по одному направлению человек приходит в магистратуру по другому, и только тут оказывается, что у него отсутствует база, необходимая для обучения здесь. Может быть, именно в этом причина столь малого количества защит от общего числа аспирантов?

– Скорее люди просто не видят смысла заниматься наукой. То есть документ, дающий право преподавать в вузе по окончании аспирантуры, они получили, а научная степень им просто не нужна. При этом люди могут реализовать свои амбиции в иной сфере, например, строить иначе свою карьеру, стремиться получать более выгодную должность, писать книги, учебники и так далее.

В этой связи возникает вопрос о миграции, планах уехать в другие регионы. И внезапно здесь выясняется, что значительная часть современных аспирантов стремятся по окончании обучения сменить не только место жительства, но и страну. Хотя тут опять же очень большую роль играет уровень образования родителей. Так, если брать людей из семей со средним образованием, высшим образованием и семей, где оба родителя – кандидаты наук, то не хотели бы работать за рубежом среди представителей первой категории 50%, а среди третьей – 11%. То есть 88,9% аспирантов, у которых оба родителя имеют ученую степень, желают поработать за рубежом. Конечно, переезд на ПМЖ – это не то же самое, что временная работа, тут количество желающих расстаться с Родиной существенно ниже, порядка 20%, но и эта цифра заставляет задуматься.

Мне кажется, это очень серьезный момент. Получается, что в семьях, где родители занимаются научной деятельностью, более актуальна ориентация детей на отъезд в другую страну. Что в свою очередь приводит к вымыванию особого культурного слоя.
А упирается все на самом деле в ценностные ориентиры. Именно от них зависит, к чему стремится человек и ради чего он добивается тех или иных успехов.