На чтение: ≈ 12 мин.Парамонова лучше всего слушать. Когда он читает свои стихи со сцены, ты невольно забываешь обо всем и подчиняешься могучей энергии его голоса, его интонации, его тембра. Но не меньшее удовольствие и самому читать его.
Впервые имя Олега Парамонова я увидел на страницах «Учительской газеты» в 1993 году, когда он, учитель русского языка и литературы из Брянска, стал победителем конкурса «Учитель года России». В той же газете я прочитал его стихи и был поражен тем, что, оказывается, можно быть и выдающимся педагогом, и настоящим поэтом. Да, это была поэзия! Не просто стихи, которые пишет, наверное, каждый выпускник филфака, а именно поэзия. Та, что задевает какие-то струны в тебе самом и заставляет их звучать в унисон с музыкой стиха. Тогда я еще не знал, что через несколько месяцев мы встретимся. В сентябре 1994‑го, когда я сам принял участие в учительском конкурсе, я в первый раз увидел Олега. Высокого, статного, широкоплечего. Человека, о котором хотелось с уважением сказать: «Мужик!..» У всех нас, участников конкурса, он, уже находившийся в статусе победителя, вызывал искренний пиетет, и мы не мечтали даже подойти к нему. И уж совсем не думалось, что, когда председатель Большого жюри Олег Геннадьевич Парамонов выйдет на сцену и объявит имя нового победителя, это будет мое имя. Победа в конкурсе отчасти уравняла нас в правах и позволила наконец-то познакомиться. Знакомство переросло в крепкую дружбу, длящуюся уже 26 лет, и в творческое сотрудничество, итогом которого стал сборник стихов Олега Парамонова «Затяжной прыжок», вышедший совсем недавно в моем книжном издательстве (так случилось, что мне довелось овладеть двумя профессиями – учителя и издателя).
Читая и слушая стихи Олега в течение многих лет, наблюдая за тем, как меняется и мужает год от года его поэтический голос, я давно хотел сделать книгу, в которой был бы представлен весь его творческий путь, его «прыжок» в поэзию, затянувшийся на полвека. И вот она наконец появилась.
Последние из вошедших в книгу стихов датированы 2020 годом, самые ранние – концом 1960‑х. Он не постеснялся включить в эту большую книгу стихи, созданные еще в школьные и студенческие годы, объединив их в раздел, озаглавленный строчкой Пастернака «Так начинают жить стихом». В этих текстах, в которых, быть может, еще не вполне отточено поэтическое мастерство, звучит та открытость миру, та гамма чувств, что свойственна лишь юношескому возрасту с его максимализмом, – от полной беззаботности («Живу иным на зависть // Бесхлопотно и ветрено») до не менее полного отчаяния («Что-то пули виску захотелось»). В стихах последних лет Парамонов иной: сдержанный, мужественный, мудрый. Но книга составлена так, что, только читая ее от самых ранних текстов до самых поздних, осознаешь, откуда эти мудрость и мужественность, растешь вместе с поэтом и понимаешь, что уже в первых поэтических опытах Олега появилось то, что, быть может, является особенно ценным и что сохранилось в нем навсегда, – удивительная ясность и простота.
Парамонов прост. Но это не та простота, которая идет от скудости мысли и чувства, а та пастернаковская «неслыханная простота», что рождена гармонией мысли и чувства, гармонией формы и содержания. Мастерски владея метафорой, сравнением, богатством ритма, словесной игрой, Парамонов никогда не увлекается формальными изысками, языковыми экспериментами. Он руководствуется принципом высоко ценимого им Твардовского, изложенным в бессмертной «Книге про бойца»: «Пусть читатель вероятный // Скажет с книжкою в руке: // – Вот стихи, а все понятно, // Все на русском языке…» Он пишет не для себя, не для будущих исследователей его «творческого мастерства» и не для того, чтобы покрасоваться (а я еще вот так умею!). Он просто разговаривает с людьми, разговаривает о том, что важно ему и, возможно, не менее важно им. В нем нет ни высокомерия, ни желания понравиться всем. Он отчаянно жаждет «В оркестре нездешних стихий // Звучать не для всех, а для каждого». И щедро дарит каждому то ценное, что есть в его душе:
Учитесь щедрости у осени.
Ее стремления чисты,
Как остывающие, поздние,
Ладоней ждущие цветы.
……………………………
Учитесь щедрости участья,
Чтоб в непогоду ветров злых
Вас осенила, как причастье,
Причастность к счастию других.
Парамонов разный. Он бывает резок и ироничен, глубок и философичен, трогателен и ласков… Он, как герой Маяковского, может быть «от мяса бешеный» и «изысканно нежный». Но он никогда не бывает равнодушным.
Он неравнодушен к женщине:
Не желаю ничего на свете,
Добытого кровью и мечом.
Мне бы, просыпаясь на рассвете,
Рядом ощущать твое плечо.
Он неравнодушен к тому, что происходит в стране:
…И еще добавлю с грустью,
Продрожав на сквозняке,
Что все меньше пахнет Русью
В нашем русском нужнике.
Парамонов «нетолерантен». Он по-прежнему в женщине ценит женственность, а в мужчине мужественность. Он признается: «Я перед женщиною трепетать привык». Ему досадно, «Когда споры свои мужчины // Выясняют из-за угла». Он весь из того времени, когда, не прикрываясь политкорректностью, «Разрешали споры мужчины // С глазу на́ глаз. Один на один». Так его воспитали два крепких мужика – дед и отец:
И помянув их вином из стакана,
И страхам всем вопреки
Иду я по жизни только прямо,
Как завещали мои мужики!
Парамонов – человек с позицией. Заветам своих воспитателей он изменять не намерен. Даже когда «Заказаны дороги, // Прикрытья не видать // И, главное, подмоги // Неоткуда ждать», он будет держаться своих принципов, как толстовский капитан Тушин, про батарею которого было забыто:
Не на что надеяться:
Кругом сплошной обман.
И все-таки он держится –
Товарищ капитан.
Парамонов насквозь филологичен. И это сказывается не только в многочисленных скрытых цитатах, в мотивах русской классики, которые звучат в его стихах, но и в прямом диалоге, в который поэт вступает со своими литературными предшественниками. Вступает от имени своего времени, своего поколения и держит ответ перед поэтами прошлого. Так, на рубцовское «Зачем не уродился // Я в двадцать первый век?!» он с горечью отвечает автору «Русского огонька»:
Когда бы уродился
Ты в двадцать первый век,
То не определился б
Ночью на ночлег.
В завьюженной пустыне
Тебя бы свет не спас
По той простой причине,
Что он у нас угас…
Парамонов требователен и честен. По отношению к своему времени, к своим современникам, но прежде всего по отношению к самому себе. Он сурово и бескомпромиссно судит себя, считая это признаком зрелости («Жизненный опыт нам говорит // Об истинах неоспоримых: // Молодость – судит, старость – щадит, // А зрелость – всегда в подсудимых»). Он судит себя той меркой, которая была завещана предками, и не отделяет себя от тех, кто, шагая в ногу с веком, не всегда оставался верен завещанным идеалам…
Идем, шагаем, в ногу ли, не в ногу,
Приемля все, что требует закон,
И молимся очередному богу,
Присев у телевизорных икон.
И я молюсь с надеждой безусловной…
А мой потомок, судя по всему,
Меня помянет нецензурным словом
За то, что я молился не тому.
Стихи, завершающие книгу, – это своеобразная исповедь, подведение предварительных итогов большого пути, «явка с повинной» (собственно, так и называется последний раздел сборника).
И если весь сборник – это напряженный диалог с миром и самим собой, с любимой женщиной и окружающей природой, с русской литературой, с историей и современностью, то стихи этого раздела – разговор с вечностью, с Богом… Разговор о прожитой жизни и неизбежной смерти («Жизнь все расставит по своим местам, // Смерть всех разложит по своим погостам…»). И в этих стихах нет страха перед смертью, нет мрачной бездны, разверзающейся перед человеком, нет ощущения безысходности и бессилия. Воспринимая смерть как закономерный итог земного бытия, поэт размышляет не о том, как умереть, а о том, как прожить отмеренный срок. Ибо ему не все равно, с чем он предстанет перед Всевышним. Ему не все равно, с чем он придет на встречу с ушедшими ранее поэтами. Ему не все равно, чем наши дети нас «у загробной черты помянут».
И что поразительно, стихи о смерти, пожалуй, самые жизнеутверждающие, ибо если в юности герой книги бесшабашно разбрасывался днями, а то и годами, то «на грани неизбежного ухода» он начал ценить каждое мгновение жизни, ощутил ответственность за каждый прожитый день. И даже у последней черты герой Парамонова, как бы ни был он суров и серьезен, остается героем Парамонова – жизнелюбивым, ироничным, несдающимся.
Что б там ни было,
я вам признаюсь:
Покидать этот мир не спешу.
Но в тот час, когда с ним попрощаюсь,
О единственном я попрошу:
Чтоб, меня проводив до порога,
Мне Господь в предназначенный срок
Вместо посоха на дорогу
Предложил бы на посошок.
Парамонов О.Г. Затяжной прыжок: избранные стихи / О.Г.Парамон
Михаил НЯНКОВСКИЙ, директор Издательства «Академия 76», абсолютный победитель конкурса «Учитель года России»-1994
Выбор читателей
Комментарии