О гениях, нумизматах и картографах

Педагоги-мужчины медленно, но верно возвращаются на педагогическую сцену. Дело в том, что в двадцатом веке педагогика, особенно школьная, стала прерогативой женской. Классический образ школьного преподавателя, воспетый еще в замечательном фильме «Доживем до понедельника», – это женщина за сорок, в строгом костюме, без грамма косметики и с неизменным пучком. Что уж тут говорить о воспитателях детского сада! Однако новый век диктует новые формации. «Я не считаю, что если педагог, то непременно женщина, – говорит педагог-дефектолог Михаил БОРОДИН. – Я думаю, это просто очередной штамп». В этом году Михаил стал победителем окружного и лауреатом городского конкурса «Педагог-дефектолог» в номинации «Сердце, отданное детям». Детский сад №1465 с инклюзивной системой образования по праву им может гордиться. А потом возникла удивительная на первый взгляд ситуация. Заведующая детским садом Мария Прочухаева родила ребенка и ушла в декретный отпуск, оставив вместо себя заведовать садиком именно Михаила – об этом мы рассказали в одном из номеров «УГ-Москва», пообещав продолжить разговор с Михаилом Бородиным. Впрочем, ситуация с назначением Бородина на должность заведующего ДОУ (хоть и временно) удивительна лишь на первый взгляд, это стало ясно с первых же слов Михаила.

– В чем заключается концепция «инклюзивного детского сада»?

– Суть заключается в том, что к нам приходят разные дети. В инклюзивной группе 70 процентов составляют дети условной нормы, то есть обычно развивающиеся дошкольники, а 30 процентов – это дети с особыми потребностями. Вот для 30 процентов детей и существуют специалисты: психологи, арт-терапевт, музыко-терапевт, дефектологи, логопеды. Суть в том, что не только особые дети получают здесь помощь и специальные занятия, но и обычные дети. Мы считаем, что таких детей нужно называть именно «ребенок с особыми потребностями». Некоторые говорят, что это «ребенок с ограниченными возможностями здоровья». Но поскольку в категорию особенных потребностей попадают дети не только с инвалидностью, но и с особенностями поведенческого спектра, эмоционально-волевой сферы, с нарушением осанки, то для нас термин «дети с особыми образовательными потребностями» ближе.

– Вы ставите диагноз детям?

– Мы педагоги, а диагнозы ставят медики. Мы же смотрим на ребенка как на индивидуальность, на личность и учитываем потребности каждого. Все педагоги действуют по принципу индивидуального подхода. Когда ребенок приходит к нам в детский сад в первый раз, он попадает в консультативный пункт. Если есть подозрения, что у него какое-то отставание в развитии, особенности – речевые или интеллектуальные, то семью ребенка консультируют специалисты. Таким образом, определяется индивидуальный образовательный маршрут. Нет такого шаблона, по которому развивались бы все дети, например обычные дети, дети с нарушением речи, с синдромом Дауна или аутизмом. У каждого ребенка свой путь, свои любимые игрушки, свои специалисты, даже свой режим дня.

– Как вы попали в этот детский сад? И почему вообще выбрали педагогику?

– Мне всегда было интересно, как ребенок развивается, как растет, как этому способствовать. Образование я получил как учитель-дефектолог. Меня всегда интересовали психология и дефектология. Позже я увлекся коррекционной педагогикой. Я поступал на учебу как специальный психолог, а в итоге перешел в академическую группу, где учились дефектологи. Многие люди приходят в эту сферу, потому что у них у самих ребенок с особыми потребностями, либо их привлекают истории каких-то близких людей. У меня немного по-другому все сложилось. Интересовался я этой сферой еще на первом курсе. Большую роль в выборе коррекционной педагогики сыграл замечательный педагогический состав. Окончил вуз и поступил в аспирантуру по коррекционной педагогике, занимаюсь психокоррекционными методами в работе с детьми с нарушениями речи: средствами, методами, приемами музыкальной деятельности, которые помогают воздействовать на особенности эмоциональной, личностной и поведенческой сфер ребенка, дающих результат в развитии речи ребенка.

– И все-таки что-нибудь в жизни изменилось, когда вы стали руководителем ДОУ?

Да, важным этапом для меня стал июнь прошлого учебного года, когда я стал заведующим детским садом. На таком месте, наверное, очень непривычно видеть мужчину – коллектив все-таки женский. Я поставил для себя несколько задач. Первая – ориентироваться на ребенка: не важно, какой статус имеет детский сад, не важно, какие награды, регалии и заслуги получают педагоги, главный ориентир все-таки ребенок. Мы пытаемся вводить какие-то развивающие технологии, вводим в программу изучение английского языка, хореографию. Еще одна важная цель – поддержание инициативы педагогов. Все подходят со своими идеями, предложениями, решениями, а моя задача – помочь реализовать те идеи, которые помогут детям развиваться, обучаться лучше, качественнее и эффективнее.

– Что изменилось в ваших отношениях с коллективом детского сада после того, как вы стали заведующим? Сложно ли было входить в новую должность?

– Кардинально в отношениях с педагогами ничего не изменилось. Независимо от позиции, на которой я нахожусь в детском саду, главным фактором все равно будет фактор межличностного отношения. Невозможно, будучи даже руководителем в детском саду, отдавать приказы, распоряжения, инструкции, показывать примеры занятий и тому подобное. У нас решения не принимаются одним человеком. Каждый раз идет общее обсуждение, вносятся предложения. Очень помогают педагоги, которые работают со дня основания детского сада.

– Возможно ли авторское творчество при создании той или иной модели ДОУ?

– Конечно. Наш детский сад создавала Мария Михайловна Прочухаева, наша заведующая. Наш садик – это модель семьи, а семейная модель детского сада предполагает, что все участники в любую секунду могут поддержать друг друга, подключиться, чему-то научиться, обмениваться знаниями. То есть люди не просто выполняют свои должностные обязанности как бы это грубо ни звучало, а действительно чувствуют ребенка, помогают почувствовать ему себя как дома, как в семье.

– Почему Мария Михайловна оставила вас на заведование?

– Не могу точно сказать, почему Мария Михайловна выбрала именно меня. В сад я пришел как дефектолог, позже занимался методической работой, был методистом по эксперименту. Мне удалось погрузиться в жизнь сада изнутри и пройти путь от специалиста до уровня методиста, постараться все это удержать в голове, обобщить, как должен работать детский сад. Все это, я думаю, сыграло роль в решении Марии Михайловны. Таким образом, в этом году я уже и исполняю обязанности заведующего. При этом у меня не было никакого одномоментного осознания или кризиса, какими-то обязанностями и знаниями заведующего я овладел еще до этого как методист.

– Это правда, что дети с ранним аутизмом часто вырастают в гениев? Вам встречались дети-индиго?

– На одну из консультаций к нам пришел пятилетний мальчик. Мы пытались наладить с ним общение, но он отвергал все игрушки, что мы ему предлагали, отбрасывал в сторону пирамидки, кубики. Но неожиданно подошел к фортепиано и начал играть. Играл он на уровне ученика первого класса музыкальной школы. Мы насторожились и спросили у родителей: «Как же это так? В игрушки он играть не хочет, а на фортепиано играет практически как профессионал? Почему?» А родители ответили: «Фортепиано – это не основной инструмент. Вообще он играет на скрипке». У детей с аутизмом опережающее развитие часто встречается. Еще один ребенок очень интересовался географическими картами. Он мог рассказать по карте, что где находится, какие там живут животные, чем отличается одна страна от другой, мог взять любого за руку, подвести к карте и таким образом общаться. Другой мальчик очень увлекся коллекционированием монет. При этом он хорошо владел сложением-вычитанием, счетными операциями. Вообще, надо сказать, что согласно исследованиям психологов инвалидность – это скорее внутреннее осознание того, что на тебя повесили ярлык. Из-за такого штампа человек начинает себя чувствовать инвалидом. А воспитание в инклюзивной среде, где он себя осознает ребенком – мальчиком, девочкой, – играет, принимает на себя роли, но ни в коем случае нет осознания инвалидности.

– Инклюзивность подразумевает некую особую работу с детьми. В детском саду есть какие-либо специальные службы для детей и родителей?

– У нас есть особая служба для детей и родителей, где родители учатся у педагогов, как работать с ребенком дома, как полезнее и эффективнее с ним играть. Специалисты консультируют родителей. Кто-то занимается в режиме групповых и индивидуальных занятий, кто-то приходит на консультацию. Еще у нас есть группа «Особый ребенок». Она создана для детей с ранним детским аутизмом. В эту группу приходят дети для того, чтобы изначально социализироваться в группе сверстников. Там тоже проводятся групповые занятия и занятия специалистов. Здесь родители уже не включаются в группу, ребенок приучается к самостоятельному пребыванию в группе сверстников. Главная цель – чтобы ребенок, адаптируясь в этой микрогруппе, проще переходил уже в инклюзивную группу детского сада. У нас нет яслей, зато есть группа ранней помощи, рассчитанная на детей от нуля до четырех лет. На групповых занятиях создается развивающая среда, дети учатся общаться как друг с другом, так и с взрослыми. Педагоги и дефектологи консультируют родителей, и по достижении четырехлетнего возраста дети тоже могут пойти в инклюзивную группу.

Еще есть консультативный пункт. Когда существует угроза нарушений или если у родителей подозрения, что в развитии ребенка что-то не так, они могут прийти к нам. Консультативный пункт отличается от обычной комиссии, комплектующей детский сад, в его основе принцип сопровождения семьи. Все этапы консультации контролируются и направляются психологом. Цель – не только определить образовательный маршрут, хотя это тоже актуально, а оказать первичную психологическую поддержку семье ребенка, дать информацию о тех учреждениях нашего сада, где ребенку окажут дальнейшую помощь и поддержку. Каждый месяц к нам приходят около 10-12 семей.

– Вы сейчас учитесь в аспирантуре. Связана ли как-то тема вашей будущей диссертации непосредственно с работой?

– Тема диссертации у меня сейчас немного трансформируется. Вообще тема диссертации ориентирована на психокоррекционные и логопедические методы, на их синтез. Я проводил первые эксперименты с заикающимися детьми в школе-интернате для детей с речевыми нарушениями, использовал разные музыкальные средства: драматизацию под музыку, музыку рисования, когда ребенок дирижирует под музыку, а потом переносит эти движения на холст или бумагу, и из этих штрихов рождается художественный образ. Считается, что в заикании виноват невроз, эмоциональное нарушение. Справляясь с эмоциональными нарушениями, снижая, например, тревожность, повышая осознание своих эмоций и чувств, мы тем самым снижаем заикание. Сейчас я переориентирован немного на другие методы – на психомоторные сферы, на коррекцию психомоторики. Однако до проведения эксперимента рассказывать ничего не буду.

– Обыкновенные дошколята чувствуют разницу между собой и детьми с особыми потребностями? Конфликты бывают?

– Такие сады, как наш, создаются для того, чтобы ребенок замечал не особенности других детей, а то, что у них есть общего. Я вам перескажу один случай, о котором мне поведала одна из родительниц. Мальчик, которого мы уже выпустили из нашего сада, в прошлом году подошел как-то к маме и говорит: «Знаешь, мама, оказывается, есть дети с синдромом Дауна».

– Правда? А откуда ты это узнал?

– Они особые, отличаются от детей, многое не умеют, многому не учатся.

– Знаешь, а ведь ты три года был в одной группе с такими мальчиком и девочкой.

– Да? А кто это?

Мама называет имена.

– Не может быть! Они совсем на них непохожи.

После такого рассказа я понял, что мы успешно справляемся с некоторыми задачами, которые сами перед собой ставим.