Нужна ли революция стране?

Этот вопрос время от времени возникает в общественном сознании, и вот как на него отвечает профессор МГИМО, главный редактор двухтомника «История России. XX век» Андрей ЗУБОВ.

В 2013 году Россия отметила 300-летие царствующего дома Романовых, историки вернулись к периоду самодержавия и революции, анализировали его, пытаясь понять, почему страна пережила такие потрясения. После великих реформ Александра II Россия семимильными шагами приближалась к Европе – она далеко еще не стала вровень, но динамика была исключительно быстрая. Не случайно Столыпин говорил: «20 лет без войны, и революции не будет». Через 20 лет в России была бы всеобщая грамотность, практически вся земля, кроме промышленных латифундий, перешла бы крестьянам, образовался бы зажиточный крестьянский слой, который стал практически фермерством. Все эти тенденции были, образовался бы более демократический парламент, потому что к этому шла вся Европа, шли избирательные законы, в России было то же самое, по мере того как становился грамотным и более культурным народ страны. Российской империи предстояло врасти в модерность, в современность так, как вросла Западная Европа, – с конституционной монархией, демократическими правами. Буквально в последний момент большевики вырвали власть, воспользовавшись именно малокультурностью большей части народа в совершении архаичной контрреволюции, модернизированную часть общества уничтожили или изгнали, вернув ее снова даже не в XIX век, не в век Екатерины, XVIII, а в XVI век, в эпоху Ивана Грозного. Революции предшествовала война. Россия как раз меньше всего хотела ввязываться в войну – судя по данным, которыми мы располагаем, государь до последнего старался избежать войны, понимал, что это опасно, об этом говорили, в частности, такие личности, как Распутин и Витте. Первым, кто предал и монархию, и Россию, был сам государь, потому что он сделал то, на что не имел права, – пункта отречения от престола вообще не было в российском акте о престолонаследии. Если бы он не отрекся, не начал свой путь к отречению, уехав из Ставки, а послушал бы генералов, остался в Ставке и дождался начала наступления, то думаю, ситуация развернулась бы иначе. На конец марта планировалось наступление на двух фронтах, для этого специально приезжали высокопоставленные люди из Антанты, было знаменитое Петербургское совещание министров, после которого было принято решение о совместном наступлении и послевоенном решении территориальных вопросов – кстати, в пользу России, на конец марта планировали общее наступление на Западном и Восточном фронтах, после этого война бы закончилась победой союзников к осени 17-го года. Здесь надо ясно понимать последовательность событий, тогда все встанет на свои места. Государь в Ставке, в Петрограде бунтуют запасные части Царского Села, императрица посылает телеграмму, требует, чтобы государь вернулся в Царское Село к своим больным дочерям и сыну, генералы Ставки убеждают царя не возвращаться, но он покидает свой пост в минуту величайшего напряжения сил. Предполагалось, что царь отрекается, после этого автоматически вступает закон о престолонаследии, цесаревич Алексей становится императором. Но он несовершеннолетний, при нем регент – ближайший взрослый родственник Михаил, который, как либеральный человек, ни во что вмешиваться не будет, все присягнут Алексею и спокойно такая либеральная монархия будет продолжать войну. Но царь отрекается и за сына, после этого возникает правовой вакуум. Во-первых, Николай II нарушил основные законы Российской империи, хотя клялся, что никогда не нарушит законов о священном короновании – все императоры перед тем, как венчаются на царство в Успенском соборе, приносили клятву о том, что эти законы незыблемы, а Николай II нарушил клятву. Михаил императором быть не мог, в силу того что был женат морганатическим браком, до войны был изгнан из России, во время войны попросился кровью искупить свою вину и возглавил одно из подразделений Русской армии. Именно из-за юридической невозможности Михаилу стать царем этот вопрос был отложен до Учредительного собрания. Учредительное собрание было вольно изменить любые законы, в том числе закон о престолонаследии, но в любом случае именно государь Николай II ввел Россию в полный правовой тупик, из которого выхода не было в рамках монархии. Германии крайне было нужно, чтобы Россия вышла из войны. Немецкие деньги начинают вливаться в Россию через левые партии, большевики все более и более поднимают голос против войны – «за мир без аннексий и контрибуций». Через крайние левые партии расшатывается национальное единство. Та война, которая была в 1914 году, не могла быть народной войной, потому что народ был необразован, некультурен, не понимал смыслов и целей войны, того огромного урона, который он понесет, следуя за лозунгами большевиков. Большевики сыграли именно на дикости людей, на их темности, на том, что, как они считали, враг до Тамбовской губернии не дойдет, что большевики одним махом решат все главные проблемы: во-первых, мужика с ружьем отпустят домой, во-вторых, переделят земли в его пользу, в-третьих, решат проблему собственности.Большевики, конечно, не были немецкими шпионами в том смысле, который иногда вкладывают в это понятие, то есть они не выполняли задание немецкого генштаба, но немецкий генштаб помогал им, а они решали свою задачу захвата власти. Если посмотреть, что в итоге большевики не дали ни йоты из того, что обещали, я считаю, что это простые обманщики, которые могли обмануть только некультурный народ. Культурный народ они бы, конечно, не обманули. В результате произошел раскол национального согласия, то есть не большевики сделали революцию, она шла снизу, от недовольства людей, но образованные классы должны были постараться канализировать это народное недовольство, что-то перенести на послевоенное время, объяснить людям, кого-то, как во Франции, наказать – в 17-м году было во Франции гильотинировано более ста человек из тех, кто сеял смуту в армии. Ни во Франции, ни в Англии не произошло смены государственного режима, а в России в феврале 1917 года произошла смена государственного режима, то есть страна находилась в крайне ослабленном положении, в этой ситуации большевикам удалось сыграть свою игру. Дело в том, что уже тогда в значительной степени социалистическое, но не большевистское Временное правительство дорожило своей властью. Люди типа Чернова мечтали осуществить все идеалы земельного передела республики, но страшно боялись реакции, как они считали, правых, монархистов, даже не монархистов, но таких людей национального порядка как Корнилов, который был республиканцем, но противником анархических действий. После июльских событий 1917 года была альтернатива: или заключить союз с более правыми и покончить с большевиками, или соединить себя с большевиками и покончить с правыми. Думаю, главное преступление Керенского, за которое он потом каялся всю свою жизнь, то, что он пошел по второму пути: не поверил Корнилову, Крымову и в итоге связался с большевиками. Никто не распускал Думу четвертого созыва, ее полномочия истекали в конце октября 17-го года, то есть она была вполне действующей Думой. При другом раскладе общественных сил в России, вместо того чтобы проводить выборы в Учредительное собрание в условиях войны, естественно, надо было принять закон о продлении на полгода функций Думы, но ее ни разу не созвали после Февральской революции. Все боялись упустить власть, этого боялось Временное правительство, которое было совершенно незаконным – Милюков пишет, что «наша власть зиждилась ни на чем, кроме одной идиотской фразы: «нас призвала революция». В принципе, если бы это была достаточно ответственная политическая власть, она бы, конечно, правила с опорой на Думу, ведь из комитета Думы родилось Временное правительство. Но Думу не созвали, более того, когда было ее юбилейное заседание, созвали депутатов на один день без каких-либо решений, читали разные адреса, восторгались, но как законодательный орган Дума больше не собиралась ни разу. Если приговор Николаю II – это его беззаконное отречение, то приговор Временному правительству всех его составов – то, что оно ни разу не обратилось к законному органу госвласти, который вполне мог функционировать.  Когда начиналась Смута, жгли помещичьи усадьбы, отбирали имущество, можно было тогда еще что-то сделать, хотя боюсь, что после отречения государя это уже было сложно. По крайней мере те воспоминания, которыми я располагаю, говорят о том, что у наиболее думающих людей очень быстро исчезла эйфория, уже после апреля 17-го года все понимали, чего лишилась Россия, что Россия погибает. Мы же все знаем цену революции. Она непомерно ужасна, она погубила Россию, тем более что голода большого не было, карточной системы не было – талоны были только на сахар, чтобы самогонку не гнали, хотя все равно гнали. Россия была намного более благополучной, чем Германия, которая практически умирала и от голода. Но солдаты не понимали, зачем они воюют, идеи ответственного отношения к военному делу в России не было. Поэтому русское общество надо было как раз спасать от войны, это было самое главное. Войну оно не выдержало именно из-за того, что не понимало, зачем принимать на себя тяготы войны, и не было так идеологически индоктринировано, как было индоктринировано в 1941 году. Мне кажется, что Россия – страна, которая погибла в этой революции, ее надо было менять, модернизировать, но ее убили.