Наша новая рубрика “От первого лица” – это прямая речь руководителей органов управления образованием, их мысли о сегодняшнем образовании, их раздумья о будущем. Надеемся, что монологи первых лиц спровоцируют вас, дорогие читатели, на диалог. Ведь где, как не в газете, лучше всего вести открытый и честный диалог с руководителями. А первых лиц мы приглашаем к сотрудничеству: присылайте на адрес редакции свои заметки, нам важно ваше мнение!
В последнее время у меня складывается впечатление, что законы в нашей стране принимаются не для того, чтобы их исполнять, а для того, чтобы их потом “совершенствовать” путем принятия бесконечных поправок и изменений. У такого “способа жизни” масса всяких положительных моментов: не надо никаких усилий прилагать для создания условий по исполнению правового акта (а чего, действительно, исполнять, когда готовы уже очередные предложения по изменению?), можно засорять “единое образовательное пространство” разными инструкциями, “околоподзаконными” актами, методическими письмами и рекомендательными посланиями, можно безнаказанно попирать положения статьи 72 Конституции Российской Федерации, можно, наконец, провозглашать и волевым порядком продавливать разного масштаба эксперименты.
Читатель скажет – желчь разливается у регионального деятеля! Да откуда уж ей и взяться-то?! Столько всего было! Вот и теперь: доктрина, эксперимент по переходу на 12-летнее обучение, единый государственный экзамен. Но помилосердствуйте, господа! Закон-то Российской Федерации “Об образовании” у нас есть или, как говаривал Василий Иванович, “наплевать и забыть”? А в законе-то (кстати сказать, в самом его начале, т.е. удобном даже для нелюбителей читать месте) в главе 1, п.2 статьи 1 написано: “Организационной основой государственной политики в области образования является федеральная программа развития образования, утверждаемая федеральным законом”. Можно перелистать закон туда и обратно, но нигде не найдете вы термина “доктрина”. Однако это не помешало возвести ее в ранг нормативно-правового документа общефедерального значения. Зачем? Какова ее правовая, регулирующая роль, чем таким принципиальным отличается она от действующего закона? Почему вообще концептуальная составляющая, если доктрину можно к таковой отнести, должна быть отделена от вполне легитимного документа – Федеральной программы развития образования? Результаты каких научных поисков и исследований положены в основу? Вопросы… Ответов никто не дает. Ну а раз ответов нет, то напрашивается свой: создаем видимость напряжения мысли, симулируем деятельность без каких-либо последствий.
К сожалению, этому “процессу действий без последствий” скоро будет 10 лет. Может быть, кто-то уже забыл, что были за это время две или три общероссийские программы? Один федеральный министр даже что-то там такое давал на отсечение, если не выполнит… Наконец, слава Богу, добрались до программы, обретшей статус федерального закона, и что? А ничего. Практика управления образованием по отношению к положениям программы развивается с точностью до наоборот, имеет, как мне кажется, полуспорадический, полуволевой характер, насущные проблемы самого образования и как системы, и как процесса подменяются шумными кампаниями. Кто читал раздел I “Состояние и основные проблемы развития системы образования” и особенно подраздел 2 “Проблемы образования”, тот с удивлением обнаруживает, что очень неплохо изложенные проблемы и сформулированные на их основе в разделе II цели и задачи ничего общего с разворачивающимися реальными событиями не имеют. Или по крайней мере осуществляются не в той последовательности и не по тем приоритетам, которые есть в программе. Появляется идея 12-летнего срока обучения в общеобразовательной школе, с туманными намеками на перегрузку школьников, на создание условий для подготовки в вуз и на Европу, которая – “вся!”, при этом никто не вспоминает, откуда у нас взялась проблема двух начальных школ, чем кончилась проевропейская идея обучения детей с 6 лет, сколько у нас школ работает в две смены, а то и в три, сколько у нас аварийных зданий, какова степень оснащенности не то что компьютерами, а гораздо более скромными, но тоже позарез необходимыми вещами и как “утекает” учительство из образования. Ну а самое главное, никто не в силах объяснить, какое же содержание образования будем размещать в двенадцати годах, каков вообще наш государственный взгляд на содержание образования ХХI века, хотя бы его первой четверти. Кто изучил и представил серьезные аргументы изменений в возрастной психологии, физиологии детей и подростков, кто дал педагогические обоснования всему этому? Похоже, нас подводят к догмату “Вера не требует доказательств. Просто верь!”.
Если же речь идет о том, что таким образом мы пытаемся реализовать задачу структурной перестройки системы образования, направленной на совершенствование содержания образования, его организационных форм, методов и технологий (Федеральная программа, раздел II), то, во-первых, позвольте усомниться в корректности самой программной формулировки: все-таки думается, что именно совершенствование содержания образования должно вызывать к жизни необходимые структурные изменения, а не наоборот. Но действуют-то именно так: сначала изменим срок, потом подумаем, что в нем разместить. На моей памяти был случай, когда сначала построили здание телефонной станции, потом купили оборудование, а оно не вошло – потолки оказались низкими.
Вполне возможно, что общее образование должно продолжаться 12 лет, хотя никто не запрещает точно так же сказать 14 или 10. Дискуссия по этому вопросу при той системе доказательств, которая используется, дело перспективное в том смысле, что временная перспектива совершенно не ограничена, много поколений могут спорить до изнеможения, периодически меняясь местами, с совершенно понятным результатом. Подобную дискуссию в свое время два наших выдающихся актера Ильченко и Карцев разыгрывали на эстраде: “Ну давай поспорим. Ты говори 2, а я скажу 4”.
Думается, что как раз федеральное Министерство образования России должно бы выступить главным охранителем и консерватором российской школы и российской педагогики в самом благородном смысле этих понятий. Ясно, что министерству и, надо полагать, министру достаточно трудно, поскольку любителей революций у нас всегда было много. Вода мутная, время смутное – сколько чего понаписать можно, сколько лабораторий и исследовательских контор можно пооткрывать. А учебники, а программы! Золотое дно!
Но ведь российское образование не вчера случилось. У нас есть и большая история, и история последних 10-15 лет. И что бы ни говорили некоторые, мы сохранили систему в период, когда это практически, а иногда и теоретически сделать было весьма затруднительно. Не просто сохранили не самое, прямо скажем, плохое в мире образование, более того – гораздо лучшее образование, чем в некоторых странах, откуда к нам ринулось много учителей и наставников; мы его еще и достаточно серьезно развивали, и этому есть серьезные доказательства. И как бы ни старались отдельные деятели от идеологии тестирования оскорбить российское учительство, именно благодаря профессиональному мужеству и гражданской честности простых работников системы она не рухнула.
Но нельзя же и не видеть, что система эта находится на последней стадии напряжения. И не потому, что не все еще перешли на 4-летнюю начальную школу или у нас не 12-летнее обучение. Причины в Федеральной программе развития образования зафиксированы очень точно. Именно этим сейчас и нужно заниматься: надо дать системе выздороветь физически, а не увеличивать период агонии. Если не выведем очень быстро учителя из нищенского состояния, если не посадим ребенка в теплом классе на удобную мебель и т.д. и т.п., не спасет нас ни структурная перестройка, ни единый государственный экзамен, ни Парижский клуб.
Кстати, о едином государственном экзамене. Во-первых, зачем уж так-то: публичное выражение недоверия всем, кто работает в системе, утверждение, что “всех их (учителей, директоров и пр.) купят на корню”, а “два честных прапорщика внутренних войск” поспособствуют открытию истины. Интересно мне знать, где эти шустрые господа были, когда полуголодные учителя ходили на уроки весь год в одной одежке? Стыдно читать все эти высказывания, видимо, сытых господ, делающих свой бизнес. Во-вторых, очень любопытны рассуждения о сохранении единого образовательного пространства в России в качестве аргумента столь радикальных мер. Думается все-таки, что единое образовательное пространство достигается другими факторами, во всяком случае единый экзамен может быть какой-то очень небольшой частью этой работы. Должны быть государственный образовательный стандарт педагогического образования в стране, равно как и государственный образовательный стандарт, скажем, общего образования, базисные учебные планы с федеральной и региональными составляющими, система сертификации программ и учебников, система лицензирования (которая, как кажется, может приказать долго жить), система аттестации и государственной аккредитации и т.д. Многое из этого уже есть, а кое-что предстоит сделать. Самое же главное – это укрепление общероссийского педагогического сообщества, а не разрушение его путем посева тотального недоверия между образованием и обществом и между ступенями образования. В-третьих, кто сказал, что у нас нет единого государственного экзамена, если под “единым” понимать аттестацию по завершении общего образования. В стране есть достаточно выраженная система единства подходов и требований и по контрольным заданиям, которые в основном формирует федеральное министерство, и по организации аттестации, которую опять-таки определяет центр. Мне кажется, что все время путают разные вещи: два совершенно разных юридических факта. Юридический факт завершения общего образования с соответствующей аттестацией по этому поводу и получением соответствующего юридического документа – аттестата о среднем образовании и юридический факт поступления в образовательное учреждение другой ступени (уровня). Ведь никому же не придет в голову пересаживаться из трамвая в автобус с предъявлением трамвайного билета. Хотя есть система единого билета, и, видимо, здесь находится главный вопрос: надо прежде всего обеспечить юридическо-правовую сторону единого экзамена, когда речь идет об окончании общего образования и поступлении в профессиональную школу. Против этого никто и не выступает.
Безусловно, надо найти способ “одноразовой” аттестации – выпускной и вступительной, но зачем же двигаться как бульдозер и при этом декларировать совершенно неправильные и вредные вещи. Например, утверждение о том, что общеобразовательная школа имеет своей главной целью подготовку в вуз. Это примерно то же самое, когда говорят, что дошкольное учреждение готовит к школе. То ли никогда не слышали о психолого-возрастных особенностях детей и подростков, о процессе их физиологического и физического развития, то ли про возрастные виды деятельности не знают, но что-то такое есть. Общее образование потому и существует столетиями отдельно, поскольку имеет свои собственные задачи и цели, и если оно хорошо поставлено, то человеку не страшно никакое профессиональное образование, если не смотреть на жизненные ценности только через призму профессиональной деятельности.
Мы за то, чтобы искать способ решения задачи и в части качества результатов образования, и в части полного взаимопонимания между общим и профессиональным образованием, но не путем лихой атаки на эти проблемы (уж очень много потерь будет). Необходимая системная “осада”, смысл которой в тщательном изучении всех сторон вопроса, качественной научной и организационной подготовке, формировании педагогического сообщества как главного условия. Поскольку когда мы говорим о преемственности разных уровней образования, то имеем в виду не механическую преемственность программ, а тот факт, что речь всегда идет об одном и том же человеке, который последовательно проходит всю систему от дошкольного учреждения до высшей школы. Поэтому и педагоги, где бы они ни трудились, должны знать смысл и содержание работы друг друга, чтобы не навредить этому самому человеку.
Хотелось бы несколько слов сказать о вечной нашей теме – сельской школе. Причитаний по этому поводу было всегда много, как говаривал Бендер, и до исторического материализма, и после. Воз, правда, и поныне примерно там же и, может быть, даже увяз поглубже. Не имея возможности обсуждать все проблемы сельского образования, хочу затронуть несколько принципиальных, как кажется, вещей. Для начала некая сентенция: если города более или менее похожи друг на друга, то каждая деревня, каждое село практически индивидуальны и по географии, и по топонимике, и по говору, и по традициям, и даже по характеру людей. Отсюда вывод: если городские школы в значительной степени могут быть типовыми, то сельским это противопоказано как по сути, так и по условиям. Другими словами, и законодательство, и нормативные подзаконные акты должны давать возможность формировать такое образовательное учреждение на селе, которое будет способно решать там задачи в соответствии с условиями. К примеру, по существующим у нас подходам может быть общее образовательное учреждение “образовательный центр”, который имеет право реализовывать и программы начального профессионального образования, а профессиональные училища не могут осуществлять ни дошкольное образование, ни общее. В условиях нашей области учреждения НПО являются наиболее “крепкими”, финансируемыми из областного бюджета учреждениями, способными поддержать падающую сельскую школу, но для этого мы должны перевести их в статус общеобразовательного учреждения – центра. А зачем? Наверное, на селе надо разрешать любую “комбинацию” образовательных структур, которая реально может обеспечить получение образования. Сегодня. несомненно, правильно обострен вопрос о наполнении сельских школ компьютерной техникой: хоть по одному компьютеру, но обязательно в каждую сельскую школу, ссылаясь на поручение Президента РФ. Понятно, что президент исходит из совершенно благородных целей, честь ему и слава. Однако должны же найтись профессионалы, которые рискнули бы объяснить, что в таком варианте задача пока нерешаема, что все-таки правильнее идти по пути создания в доступных местах неких центров, которыми могли бы в полной мере и с огромной отдачей пользоваться все сельские ребята, поскольку для первого варианта нет ни кадров, ни программного продукта, а когда все это появится, то доставленный в село компьютер уже устареет.
Наверное, следует еще раз повторить – трудно федеральному министерству, трудно министру – образование один из оставшихся неприватизированных островков, и многие интересы сейчас начинают здесь сходиться. Но чем больше давление извне, тем меньше суеты должно быть в нашей деятельности, а тем более атавизмов “шоковой терапии”, последствия которой мы до сих пор как следует не зализали. Нынешнему руководству нашего образования удалось решить важнейший вопрос – создать и вывести на уровень федерального закона общероссийскую программу, серьезный и качественный документ. Вот и надо в соответствии с этим документом вести себя с достоинством, не теряя головы и не поддаваясь на провокации. Страна большая, ее нужно знать и чувствовать, а для этого с большим доверием относиться ко всем, кто работает в системе, более тщательно и без ревности изучать практику деятельности регионов, опираться на нее особенно в части дошкольного, общего, дополнительного, начального профессионального образования, поскольку специалистов по высшей школе в нынешнем руководстве министерства достаточно.
Валерий НЕСТЕРОВ,
министр общего и профессионального образования Свердловской области
Комментарии