Ну что же ты, мама…

Ну что же ты, мама…

Тамаз ЧИЛАДЗЕ

Я звоню потому, что люблю. Почему я люблю? – А не знаю. Не прикажешь не петь соловью, И цветы просто так вырастают. Разве можно движенья души Подчинить измышленьям науки? Все экспромты любви хороши – Охраняют от пошлости скуки. Разреши же душе воспарить (В ткани неба так много разрывов). Ей привычно прощать и лечить, Не боясь инфернальных извивов.

Оксана КАБАЧЕК, психолог

Бутылка шампанского, как ей и положено, стояла в центре стола, но смотрелась одиноко в окружении разносолов. Она выглядела скорее театральной бутафорией, чем символом полнокровного счастья и изобилия. Шампанское призвано соединять, а не разьединять людей, а в нынешнее застолье Ксюше все казалось иначе. Большая, красивая бутылка ждала прикосновения умелых папиных рук и напоминала о его отсутствии.

“Как же ты, мама… – думала Ксюша, протирая фужеры, – так умудрилась прожить этот год, что и шампанское-то теперь некому открыть в нашем доме?”

На плите закипают пельмени. Маринованные грибы обложены кольцами лука. Черные, лопающиеся от сока маслины. Красный, “термоядерный” перец. Кинза, базилик, петрушка… Все это очень любил папа, и стол Ксюша с мамой собирали в расчете на его вкус скорее по привычке, по инерции, все еще теша себя надеждой, что традиция семейного застолья какой-то сверхьестественной силой вернет к семейному очагу самую большую для Ксюши утрату – папу.

Нет прежней легкости и уверенности в маминых движениях, хотя она и старается делать вид, что ничего не произошло. Но Ксюша уже достаточно взрослая, чтобы понять, что мама переживает, ей с огромным трудом удается держать себя в руках.

Для кого, к чему все эти разносолы? Кто все это будет есть?

В дальней комнате делает вид, что спит, бабушка. Она любила и любит папу, бывшего мужа своей дочери. Бабушка вряд ли выйдет к столу, она никак не может простить маме того, что произошло.

Мама пытается открыть шампанское. Она мучается с пробкой, пальцы ее заметно дрожат. Снята фольга, надо открутить проволоку… Папа в таких случаях чуть наклонял бутылку и спрашивал: “Будем давать залп или только пошипим?”. Ксюша всегда голосовала за залп, а мама – за “пошипим”. Папа делал так, чтобы получался легкий хлопок, а из горлышка бутылки выстреливал белый дымок, предвестник доброго Старика Хоттабыча.

Мама открывает шампанское, пробка не поддается. Надо открутить проволоку, заплетенную в косичку, но проволока ломается. Мама берет свои маникюрные ножницы, пытаясь ими подцепить упрямую алюминиевую косичку… Маникюрные ножницы из набора, который подарил маме ее сослуживец Леонид Алексеевич – короткий, пузатый и лысый (Ксюша видела его, когда была у мамы на работе). Это тоже надо умудриться – иметь таких сослуживцев, а не то что подарки от них принимать…

Ксюша понимает, что начинает заводиться и потому, как ее учил папа, делает три глубоких вдоха-выдоха, чтобы успокоиться, и смотрит на экран телевизора. С уходом папы телевизор стал хуже показывать, верхняя часть изображения смещена влево и не совпадает с нижней.

Совсем как в жизни: не всегда одна половина идеально совпадает с другой. И неизвестно, что лучше: делать вид, что счастлив, обманывая себя, или постараться обрести счастье. “Счастье – состояние, а не предприятие”, – говорил папа. Ксюша не сразу это поняла.

Мама ковыряется с пробкой. Изуродованная проволочная косичка лежит рядом с истерзанной фольгой. И пробка, как назло, забита туго. Мама, не жалея маникюрных ножниц, поддевает ими упрямую пробку. Пробка не поддается… Впрочем, уступила маме один зазор…

“А твой сослуживец, – думает Ксюша, – сейчас сидит за праздничным столом в кругу своей семьи и друзей… Интересно, он помнит о тебе в эту минуту?”

Мама наконец удачно зацепила пробку, шампанское грохнуло сырым, полусладким залпом, кудрявая пена, вырвавшись из многолетней неволи, ударила в потолок, кисло запахло тиной…

Напитка осталось ровно на треть маминого фужера. Маринованные грибы, обложенные кольцами лука, чернобокие маслины, красный перец, остывающие пельмени стояли в желто-розовой, пузырящейся луже…

Сергей РЫКОВ

Крем для любимого

Крем для любимого

– Будете выглядеть двадцатилетней, – приветливо улыбаясь, она протягивала какой-то пышнотелой даме пакет с косметикой. Судя по экипировке, дама могла себе позволить эксперимент по возвращению былой красоты.

Изобилие парфюмерной продукции потрясало воображение точно так же, как и ее цена. Крошечная баночка стоила около ста тысяч.

– Сегодня у нас самые дешевые цены, – нежно ворковала красавица. – Рекомендую чудный крем для любимого мужчины. Вы сажаете своего кавалера в ванну и начинаете его массировать. У крема – благоухающий аромат. Эффект превзойдет все ожидания. Поверьте мне.

– А где его взять, любимого? – Женщина из толпы была настроена брюзгливо.

– Не говорите так, – возразила красавица. – Прежде всего надо полюбить себя. Подойдите ко мне поближе. Хотите, я дам совет, что надо делать с вашим лицом.

Женщина недоверчиво склонила голову набок и пододвинулась поближе к прилавку.

– Во-первых, перестаньте хмуриться, – услышала она нежный голос. – Не надо так сжимать свое лицо! Что за беда такая? Разгладьте лицо. У вас хорошая кожа, но над ней надо работать. Рекомендую вам очищающий крем, кожа задышит, станет бархатистой. Вам самой захочется гладить свое лицо. Возьмите еще крем от морщин. Он уберет эти складки на лбу, у губ. Мой совет, не ешьте мучного, откажитесь от сладкого чая. Включите в рацион овощи, фрукты, орехи. Сделайте себя красивой, и ваша жизнь изменится. Подобрать вам крем?

– Нет, спасибо, в другой раз. – Женщина задумчиво пошла прочь от прилавка. Шла она медленно. Сумки казались еще тяжелее. Слова красавицы не шли из головы. Придя домой, женщина подошла к зеркалу. На нее смотрело хмурое, напряженное лицо. Вот и седина нисколько его не красит. Седина появилась лет десять назад, после развода с мужем. Морщины на лбу, видно, от вечных раздумий на тему, как растянуть зарплату до получки. А вот эта сеточка у глаз образовалась совсем недавно, когда сын ее подруги пропал без вести в Чечне. Тогда они вместе провели не одну бессонную ночь. Какое уж тут любить себя? Женщина улыбнулась, вспомнив советы. Вряд ли они ей пригодятся. Носит, что придется, ест, что останется от детей, а любовью занимается, можно сказать, от случая к случаю. Если есть мужчина, а к нему – желание, да еще и время. А это совпадало редко.

Женщина привычно принялась за кухонные дела. Через полчаса позвала своих детей ужинать.

– Мам, я записался в спортивную секцию, – сказал старший. – Мне надо за нее платить.

– Хорошо сынок. – Женщина вспомнила, что давно обещала младшему дать денег на краски. (Он занимался в художественной студии). Значит, опять надо искать подработку.

“Вот тебе и крем для любимого мужчины, – усмехнулась она своим мыслям. – Разве можно изменить лицо? Надо менять судьбу, жизнь. И дернуло же меня попросить совета”.

Заснула она не скоро. Во сне чему-то улыбалась. Может, снилось что-то хорошее.

Надежда СЕМЕНОВА

Цветы одуванчики

Цветы одуванчики

В каждой московской коммуналке обязательно живет старушка-веселушка, запойный пьяница и жилец или жиличка из семейства “божьих одуванчиков”. Так сказать, три источника и три составные части коммунального житья. Так было и в нашей. Правда, “божьих одуванчиков” было два: бывший доцент института и его жена – вечная домохозяйка. Миша и Леля, так они называли друг друга.

– Леля, когда ужин? – заглядывал на кухню толстенький, подвижный Миша.

– Сейчас, Мишенька, возьми сковородку.

Миша хватался рукой за сковородку и изумленно охал: “Леля, она же горячая!” Леля дула на его покрасневшую руку, качала головой и уводила своего милого недотепу к книгам, шахматам. Там, в привычной обстановке, ему ничего не грозило.

Одинокая старушка, наоборот, большую часть своего времени проводила на кухне. Всю жизнь пробыла она в домработницах у весьма влиятельных людей. Лишившись под старость всех привилегий и развлечений, она находила успокоение в ссорах с жильцами, в мелких пакостях. Сплетничала, наговаривала и, говорят, даже могла при случае плюнуть в чужой суп на плите. Старушка любила вкусно поесть, как привыкла у своих господ. Однако пенсия не позволяла реализовать это нехитрое желание. Надо отдать должное, готовить она умела превосходно. Запахи пищи привлекали на кухню даже алкоголика. Он появлялся обычно к вечеру, пытался что-то себе приготовить, что не всегда получалось. Был он незлобив, позволял себя ругать за пролитую воду, сломанный стул или разбитый телефон – за все, что он мог натворить в беспамятстве. В конце концов каким-то образом старушка согласилась за определенную плату плескать в тарелку квартирного алкоголика щей из своей кастрюли. И каждый имел от этого свою выгоду.

Однако вскоре это устойчивое равновесие на коммунальной кухне было нарушено. Валентин, так звали старушкиного едока, видно, подкрепившись ее супами, образумился и решил навестить каких-то дальних родственников в деревне. Так во всяком случае он сказал и исчез. Появившись через неделю, Валентин поразил всех жильцов еще более. Был трезв, молчалив и чисто выбрит. Оказалось, что лицо у него очень даже приятное. И добрые карие глаза. Валентин начал чистить свою комнату и в кои веки попросил ведро и тряпку, чтобы вымыть пол.

Разгадка обьявилась на следующее утро. Ею оказалась женщина с чемоданом в руках, наружности весьма обычной, но приличной. Валентин познакомился с нею в деревне, там они как-то успели за неделю до всего договориться.

Надо ли говорить, какую бурю вызвало появление его зазнобы в коммунальной квартире. Больше всех негодовала старушка. “Гнать в шею алкоголичку”, – кипятилась она. Все остальные жильцы присоединялись к ее мнению. Подмога пришла неожиданно от Миши с Лелей. Они жили рядом с Валентином и, конечно, больше всех страдали от его беспробудного пьянства. “Пусть женщина хоть день-два поживет, – заявили они, – ведь неудобно сразу гнать”. “А потом не выгонишь”, – попробовал кто-то возразить. Но инцидент уже был исчерпан, ибо никому, собственно говоря, не хотелось идти и ругаться с соседом.

Варвара, как представилась подруга Валентина, оказалась на удивление хозяйственной и проворной. Скоро на столе бывшего возмутителя спокойствия громоздились кастрюльки с различной вкусной едой. Старушка пыталась открыть Варваре глаза на бывшего пропойцу, но та даже не стала ее слушать. Старушка отступилась, но, как видно, на время. Через несколько дней на пороге коммунальной квартиры появился участковый милиционер. Представитель правопорядка попросил Варвару предьявить паспорт. Он долго изучал документ, закрыл его, постучал им по пальцам и сказал: “Значит, сожительствуете. К тому же без московской прописки. На первый раз предупреждаю. В следующий раз оштрафую, а затем – посажу. Ясно?”

Вечером Валентина ждала пустая комната. Варвара исчезла вместе со своим чемоданом.

Назавтра он пришел, как всегда, пьяный. В коммунальной квартире воцарилось прежнее равновесие. Валентин пил. Старушка варила ему супы, выбивала из него деньги, изредка ругалась. Старичок Миша просиживал целыми днями над шахматами и книгами.

Одуванчики – нежные цветы. Есть в них какая-то особая загадочность. Особенно хорошо это чувствуют дети. Не раз наблюдала: собирает малыш одуванчики в букет, и вдруг – то ли ветерок налетел или вздохнул неловко, и вместо роскошных пышных шариков – голые стебельки. Смотрит малыш изумленно и не поймет, куда подевалась чудная красота. И опять тянется к одуванчикам.

Надежда ТУМОВА