Новому миру – новые праздники. или День народного единства, примирения и согласия с Великой Октябрьской социалистической революцией

Картинки нового мира проносятся перед глазами. Вот на площади перед «оплотом тоталитаризма» сносят памятник знаменитому революционному и политическому деятелю, вот, без стеснения цитируя исторические кадры, с танка вещает политический деятель новой эпохи, вот все телеканалы транслируют балет Чайковского. И всеобщая эйфория. Некоторое время спустя, седьмого ноября, телевизор показывал уже другую картинку: подтянутые молодые ведущие рассказывали об исторических злодеяниях и «кровавой трагедии семнадцатого года». Восьмидесятилетний праздник стал днем траура…

СтатфактТри четверти респондентов (74 процента) не планируют как-либо отмечать День народного единства (в 2006 году таковых было 73 процента). Собираются отмечать это событие 18 процентов респондентов (в 2006 году – 17 процентов).По убеждению 41 процента участников опроса, России не нужен такой праздник, как День народного единства. 39 процентов уверены, что он необходим. Противниками нового праздника чаще других являются москвичи (53 процента), а сторонников у него больше всего среди людей с высшим образованием (47 процентов) и жителей больших городов (51 процент). Каждый пятый (20 процентов) затрудняется сказать, нужен ли России этот праздник.По данным фонда «Общественное мнение» за 1 ноября 2007 года

В течение нескольких десятков лет дни седьмого и восьмого ноября праздновались как годовщина Великой Октябрьской социалистической революции. Октябрь в ноябре – «тяжелое наследие царского режима», путаница, рожденная битвой юлианского (до 1918 года) и григорианского (после 1918-го) календарей. С 1930 года слова «Великая Октябрьская социалистическая революция» прочно вошли в русский язык. Поколения сменялись поколениями, все меньше оставалось в живых тех людей, которые эту революцию делали. А праздник жил, год от года становясь все более помпезным. День нового строя, декларирующего равноправие, дающего каждому по потребностям, социально-справедливого, утопически прекрасного.

И вот на исходе века двадцатого смена государственного строя повлекла за собой смену идеологии и, как результат, пересмотр смысловой начинки государственных праздников. В кино благородными «нашими» стали «белые», а Великая Октябрьская революция из всенародного торжества превратилась во всенародную трагедию, которую и отмечать-то вроде как стыдно.

По сути в обществе произошло приблизительно то, о чем еще в 1924 году писал профессор Арон Борисович Залкинд в статье «Революция и молодежь». Он попытался совершить радикальный переворот в общественном сознании, уничтожив традиционные ценности. Библейские заповеди «не убий», «не укради», «почитай отца и мать» ставились не столько под сомнение, сколько в зависимость от политических взглядов и участия в процессе мировой революции ближнего твоего. В частности, отца и мать почитать следовало лишь тех, которые стоят на «революционно-пролетарской точке зрения, сознательно и энергично защищают классовые интересы пролетариата» и так далее. В сущности, с общественным сознанием начала 90-х годов произошло то же самое, только с другим знаком.

В 1996 году президент России издал указ, в котором, помимо прочего, говорилось: «Стремясь впредь не допускать противостояния, в целях единения и консолидации российского общества, постановляю: объявить день седьмого ноября Днем согласия и примирения, объявить 1997 год – год 80-летия Октябрьской революции – Годом согласия и примирения». Тем не менее согласно социологическим опросам 1997 года праздником седьмое ноября продолжали считать 47 процентов россиян. Стоит также отметить, что с момента развала Союза число сограждан, проникшихся именно праздничным духом седьмого ноября, парадоксально, но неуклонно росло.

Согласно данным фонда «Общественное мнение», уже через неделю после появления указа о переименовании у россиян сформировалась относительно четкая позиция. Большинство опрошенных (53 процента) это решение разделяли и поддерживали, каждый третий (30 процентов) был против. Остальные же опрошенные делились приблизительно поровну: 17 процентов «не определились», 16 процентов вообще впервые слышали о таком нововведении. При этом в опросе был один интересный аспект. Обычно указы находят большее одобрение в среде интеллигенции – люди с высшим образованием относятся к решениям исполнительной власти с пониманием. Однако в данном случае президентский указ не одобрили чуть больше четверти людей с неполным средним (28 процентов) и более трети – с высшим образованием (36 процентов). Логика понятна: за переименованием исторических событий часто следует очередное переписывание истории.

Под этим именем праздник просуществовал до 2004 года. Нельзя сказать, что за восемь лет отношение к нему существенно поменялось. Часть сограждан продолжала отмечать все-таки день революции, маршируя под алыми знаменами и устраивая приуроченные митинги; часть в соответствии с генеральной линией партии примирялась и соглашалась; но все же большая часть просто отдыхала в лишний выходной. Так что эволюция в сознании все-таки произошла. Из праздника День согласия и примирения с Великой Октябрьской революцией превратился в день воспоминаний о советском прошлом – приятных и не очень. Двуликий, как двуглавый орел с серпом и молотом в мозолистых лапках, праздник не имел смысла ни для постсоветской молодежи – из-за революционной своей истории, ни для россиян советской закалки – из-за насильственной смены идеологической начинки.

Надо сказать, что уже в 2001 году начались разговоры о новом переименовании седьмого ноября. Стали звучать предложения дать Дню примирения и согласия другое название – День революции. Понятно, что такие идеи могли зародиться лишь в стане КПРФ, однако мысль эта все-таки обрела некоторую поддержку и у широких масс. Значительная часть россиян – 43 процента – подхватили идею. При этом, конечно, наибольший восторг это вызвало у сторонников Геннадия Зюганова – 64 процента.

И вот в 2004 году седьмое ноября как праздник было решено отменить вообще. Идея нововведения принадлежала Межрелигиозному совету России. По мысли инициаторов, многострадальный День согласия и примирения был, несмотря на смену «заголовка», связан с советским периодом российской истории. «Мы полагаем, что день трагического разделения России – 7 ноября – не стал днем примирения и согласия», – говорится, в частности, в обращении Межрелигиозного совета России к председателю Госдумы Борису Грызлову. Между тем совет отметил, что события, последовавшие за этим днем, привели «к гибели миллионов наших сограждан, в то время как освобождение Москвы от иноземных захватчиков в 1612 году объединило народ и прекратило братоубийственное кровопролитие». Законодательную инициативу поддержал и патриарх Алексий II. Таким образом, 27 декабря 2004 года в праздничном календаре появилась новая дата – четвертое ноября, День народного единства.

Тут надо отметить, что День народного единства до 1917 года уже был праздником, правда, церковным – празднованием иконы Казанской Божией Матери. И согласно церковному календарю, он был установлен «в память избавления Москвы и России от поляков в 1612 году». 22 октября (или первого ноября по новому стилю) 1612 года бойцы народного ополчения под предводительством Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского штурмом взяли Китай-город, где находились гарнизоны Речи Посполитой, поляки отступили в Кремль. Согласно официальной версии, этот день стал началом конца Смутного времени и началом начал Российской империи.

Впрочем, с торжеством не все так гладко, как следует из поправок к Закону «О днях воинской славы». С момента принятия поправок ежегодно накануне памятного Межрелигиозному совету России дня начинаются споры о смысле праздника. Реакция на его введение изначально была единодушно скептической. Причем это касалось как либеральных, так и антилиберальных россиян. Наиболее внятно и полно озвучил такое отношение к торжественному дню историк, старший научный сотрудник Института всеобщей истории РАН Владислав Дмитриевич Назаров. Он отметил, что связь между иконой Казанской Божией Матери и освобождением от интервентов зиждется не столько на церковных летописях, сколько на «обычном для того времени представлении об особенном покровительстве Богородицы русской земле». Притом представление это сформировалось на несколько десятилетий позже означенного события. Кроме того, у историка крупные сомнения вызывает сама дата четвертое ноября. «Четвертого ноября (25 октября 1612 года по старому стилю) ничего не было, мы об этом просто не знаем, – утверждает Владислав Назаров. – У нас есть, что надобно помнить. Если же не принимать во внимание ошибку в календарных расчетах, то оказывается, что смысл и значение праздника, утвержденного в прошлом году Думой, определяется, как это ни парадоксально, религиозными и мифологическими представлениями людей XVII века, наложившими отпечаток на их восприятие событий Смутного времени и исторического процесса в целом».

Свое недоверие к празднику проявили и не слишком плотно знакомые с историческими реалиями россияне. Фонд «Общественное мнение» накануне первого празднования, когда атака исторических справок СМИ была особенно массированной, провел опрос, показавший, что День народного единства не слишком понятен согражданам. Решение сделать седьмое ноября рабочим днем, а четвертое – праздничным одобряли на тот момент лишь 22 процента опрошенных. Вдвое большая часть – 41 процент – это решение не одобряла. При этом среди молодежи мнения разделились практически поровну: «за» – 28 процентов, «против» – 25. Кроме того, ФОМ отмечает, что в 2005 году для значительной доли россиян (42 процента) седьмое ноября осталось «особым, важным, значимым днем». Не являлся он таковым для 47 процентов. На сегодняшний день по сравнению с 2005 годом ситуация не сильно изменилась.

Как бы то ни было, но праздник еще слишком молод для того, чтобы стать столь же героическим, как 9 Мая, и настолько же любимым, как Новый год. Вероятно, проблема Дня народного единства кроется в том, что он все-таки ассоциируется с отмененным Днем согласия и примирения, порождая путаницу даже в самом названии, в неизбежных сомнениях в том, к чему он, собственно, приурочен.

А пока что перед бывшим Музеем Ленина, а еще раньше зданием Государственной Думы, собираются бабушки и дедушки с красными флагами. Обсуждают, волнуются, продают газеты коммунистического толка. Раньше они настойчиво зазывали их купить и с готовностью ввязывались в полемику с молодежью. Теперь просто стоят. И среди них один из знакомых нашей семьи, архитектор-реставратор, чьего отца в свое время репрессировали. Он никогда не состоял в партии и всю жизнь занимался реставрацией церквей и монастырей. Однажды он подарил нам икону Николая Чудотворца из какой-то разрушенной церквушки. Теперь в свободное от работы время он один из активистов коммунистического движения, рисует на картонках пламенные воззвания к властям и народу. Сколько тут еще собралось людей с подобной историей, неизвестно. Да и не важно это, наверное. Они готовятся к празднику, которого больше не существует.

Социологический опрос «УГ»

Представители молодого поколения отвечают на вопрос: «Что мы празднуем 4 ноября?»

Анна, Российский государственный социальный университет:

– Насколько я помню, это День народного единства. Посвящен тому, что Минин с Пожарским прогнали поляков из Москвы, объединив и воодушевив разрозненный российский народ.

Про Минина с Пожарским: такое ощущение, что многие только благодаря этому празднику и узнали, что они совершили. Тогда как с «дедушкой Лениным» с детства все, мягко говоря, знакомы.

Праздновать не буду, ибо глупо, впрочем, 7 ноября я также не праздновала. Это все праздники, далекие от обыкновенных людей, зато близкие или тем, кто ищет повод выпить, или отдельным категориям граждан (если раньше это были коммунисты, то теперь – представители «Единой России»). А вот лишние выходные – неплохо. Жаль только, что рабочая суббота выпадает на хэллоуин.

Антон КОЛЕСНИКОВ, Российский государственный медицинский университет:

– Праздник на самом деле ввели, чтобы прикрыть отмену седьмого ноября и чтобы трудящиеся, а также сочувствующие коммунистической партии пенсионеры не сильно возмущались лишением их законного выходного. Хотя вообще-то он посвящен разгрому каких-то воинствующих поляков отечественными войсками в середине прошлого тысячелетия!

Праздновать не буду.

Александра Сухотина, Санкт-Петербургский государственный университет:

– Знаю, что это День народного единства, но не отмечаю. Мне кажется странным возрождение праздника и все, что с ним связано. Странен его перенос, его формулировка, опасения, что он будет ассоциироваться с Октябрьской революцией. Все странно и непонятно. Поэтому есть ли смысл его отмечать?