На чтение: ≈ 16 мин.Самый известный из ныне живущих турецких авторов Орхан Памук посетил Москву и Санкт-Петербург, чтобы представить русский перевод нового романа «Музей невинности», вышедшего в питерском издательстве «Амфора», – первого произведения, сочиненного писателем после присуждения ему Нобелевской премии по литературе за 2006 год. Это история любовной страсти между отпрыском богатой стамбульской семьи 30-летним Кемалем и 18-летней продавщицей Фюсун. Они, увы, расстанутся, а спустя годы Кемаль создаст музей личных вещей возлюбленной…
– Орхан-бей, ваши романы пронизаны чувством меланхолии и печали. Особенно это ощутимо в мемуарной книге «Стамбул. Город воспоминаний», которой предпослан эпиграф из турецкой классики «Лишь тот пейзаж красив, что навевает грусть». В какой мере это чувство присутствует в новой работе?
– Все мои книги связаны со Стамбулом. В этом городе я родился и прожил жизнь. И люди, которых я знаю и описываю в своих книгах, тоже родом из Стамбула. Поэтому нет ничего удивительного в том, что однажды я решил собрать все городские впечатления в одной книге, где рассказал об источнике тоски, печали, которая присутствовала в Стамбуле в 50-60 годы прошлого века. Бывшая столица развалившейся Османской империи утратила свое величие и мечтала о реванше. Правда, когда я пишу, то стараюсь, чтобы чувство грусти, то самое понятие хюзюн (huzun), в конечном счете переросло в ощущение счастья.
Сейчас Стамбул уже далеко не тот тихий и нищий городок, каким был во времена моего детства. Теперь он яркий, красочный, богатый, шумный, с пробками на дорогах. И туристы, которые довольные разгуливают по стамбульским улицам с мороженым, потом пишут ко мне на сайт, что ничего не нашли такого, что было бы связано с понятием тоски. Но я никогда не смотрел на Стамбул глазами туриста. Об этом городе, конечно же, сказано и в моем «Музее невинности». Я рассказал о дворцах, в которых жили султаны, и о трущобах, о богатых домах и квартирах простых горожан. Много ироничных страниц посвящено высшему свету Стамбула. Это насмешки над людьми, которые коротают досуг в дорогих частных ресторанах, а каждое утро специальный грузовик привозит им домой воду – водоснабжение в Стамбуле оставляет желать лучшего. Но я имею право на иронию, поскольку родился и вырос в богатой семье. Кстати, некоторые образы романа буквально списаны с моего отца, его братьев родных и двоюродных, друзей и знакомых.
– Я читал, что родня была против того, чтобы вы занимались таким нестабильным делом, как сочинительство. Сейчас, когда вы обрели международный статус и получили Нобелевскую премию, они смирились с тем, что отпрыск их рода не стал финансистом или политиком?
– До 23 лет я изучал архитектуру и писал картины. Когда решил все бросить и заняться литературой, то действительно родные выказывали много недовольства. Но с тех пор прошло столько лет. Некоторые родные ушли из жизни, другие постарели, и тему эту никто уже не поднимает. Мама моя в свое время не хотела, чтобы я становился писателем, теперь отговаривает создавать музей.
– Зачем вам еще и музей? Вы страстный коллекционер антиквариата?
– Нет. Хотя, когда дом под музей был куплен, скромный коллекционер во мне осмелел. Но дух собирательства никогда не был мне свойственен. Я покупал разные вещи не для того, чтобы составить коллекцию, а потому, что собирался сделать эти предметы частью будущей книги. И вначале мой роман существовал в виде музейного каталога. Потом я описывал воспоминания, которые эти предметы вызывали во мне. А спустя годы в тексте вдруг вспыхнул любовный огонь, который увлек за собой все, заставив упорядочить музейные заметки.
– И что же будет выставлено в вашем музее?
– Например, вышедшие из употребления документы: старые паспорта, водительские удостоверения, билеты в кино. Займут свое место на полках солонки, графины, пиджаки и платья, счетчик из такси, флакон из-под одеколона – словом, предметы обихода, на которые не принято обращать внимания. Допустим, заколки, которыми пользуется моя героиня Фюсун. Они когда-то были в ходу среди стамбульских красоток, но сейчас уже вышли из моды. Так же бесследно исчезли зубные щетки, которыми пользовались в 1975-м. Но я все это отыскал. И не спрашивайте, чего мне это стоило. В моем музее будут выставлены образцы не глубокой старины, как во множестве других музеев мира, а вещи того недавнего времени, которое еще живо в памяти многих. Если все пойдет хорошо, то летом будущего года «Музей невинности» примет первых посетителей.
– А каким образом там будет представлена, собственно, сама заявленная в названии невинность?
– Вы зря иронизируете. В турецком обществе, которое хотя и пытается европеизироваться, но по-прежнему привержено исламским ценностям, до сих пор существует дискриминация женщин. Их сексуальная жизнь находится под сильным прессингом. Я, например, в своих книгах пытаюсь понять, почему так живуче табу на невинность. В слоях буржуазии, которые считаются сливками общества, постоянно муссируются разговоры об этом, как о пережитке прошлого и антропологическом явлении, однако большинство из говорящих это турок в своей повседневной жизни не следуют тому, что утверждают.
Но самый главный вопрос, который я ставил перед собой при написании книги: почему возникает сильная привязанность к другому человеку? И как это чувство переходит на вещи ушедшей от тебя любимой, как они могут утешать и заменять ее.
– А не является ли ваше повышенное внимание к вещам попыткой уйти от реальности?
– Вещи в нашей жизни занимают важное место. Пуританская мораль утверждает, что у человека должны быть только те вещи, которые ему жизненно необходимы, – не больше. Но мы знаем, что помимо хлеба на столе и сыра в холодильнике многие покупают сотни предметов, проводя много время за шопингом. С другой стороны, есть люди, у которых не складываются отношения с окружающими, поэтому они придают повышенное значение вещам. Но я не такой. Мне не нужно компенсировать недополученное общение. У меня прекрасные отношения с родными, друзьями и читателями.
– В «Музее невинности» вы так достоверно все описали, что невольно закрадывается вопрос: а вы сами когда-либо были подвержены фетишизму?
– Для этого романа я, конечно же, взял многое от себя. Моя бывшая жена сказала, что в «Музее» я выставил напоказ нашу с ней интимную жизнь. Другие читатели меня часто спрашивают: Орхан-бей, а ваш страстно влюбленный герой Кемаль – это случайно не вы сами и есть? Даже моя мать удивилась: прекрасно написано, но, детка моя, я что-то не припомню, когда же с тобой случилась эта история? Я ей ответил: мама, хотя бы ты меня не терзай.
Одним из источников вдохновения к написанию романа стала любовная история Гюстава Флобера и Луизы Коле, свидания с которой писатель увековечил в эротических сценах «Мадам Бовари». Вот отрывок из письма, которое Флобер отправил 160 лет назад: «В этот ночной час, когда все вокруг спит, я открываю ящик, где скрыты мои сокровища. Я смотрю на твои туфельки, прядь твоих волос, на твой портрет. Вновь перечитываю твои письма, вдыхая оставшийся на них аромат твоей кожи… А эти крошечные коричневые туфельки заставляют меня представлять движения твоих жарких ног».
Любопытному читателю, который спросит меня, а не собирал ли я вещи любимой, и не являюсь ли я сам Кемалем, я отвечу, что в этом романе я не Кемаль, а господин Флобер. Искусство писательства состоит в том, чтобы быть одновременно и Кемалем, и человеком, который сумеет посмотреть на Кемаля со стороны.
– На ваш взгляд, так ли фатален конфликт мусульманской и христианской цивилизаций, о котором так много говорят в последнее время?
– О столкновении христианского и мусульманского миров говорили всегда. А я как раз из тех, кто ищет то, что их сближает. Каждый видит то, что хочет. Если хочешь увидеть конфликт, то его и видишь, а кто хочет узреть мир, то его обязательно разглядит. Я много лет стараюсь увидеть мир между этими столь различными цивилизациями. Мысль о конфликте между ними представляется мне по большей части ошибочной. В своих книгах я стараюсь показать, насколько это не важно, является ли человек христианином или мусульманином. Важна та человечность, которая всех нас объединяет. На самом деле мы, мусульмане, не так уж сильно отличаемся от всего остального мира. И та плотная привязка ислама к терроризму, которая теперь столь популярна, была придумана политиками в Европе и Америке, и имеет мало общего с реальным положением вещей.
– В 2005-м у вас были серьезные проблемы с турецкими властями, которые даже собирались вас посадить за резкие высказывания в СМИ о геноциде курдов в последние годы Османской империи. Вы не рассматривали возможность эмиграции в Европу, Америку или Россию, как это сделал в свое время Назим Хикмет?
– Нет. Если бы Хикмет вернулся в Турцию, его бы посадили на 35 лет. Мое положение, хвала Аллаху, не так драматично. Я приезжаю когда хочу, уезжаю, когда того требуют дела. За последние полвека Турция стала более свободной страной. Недавно Хикмету было возвращено турецкое гражданство. После его кончины прошло 45 лет. Но лучше поздно, чем никогда.
Мне, конечно же, нравится проводить время в Нью-Йорке. Но я преподаю в Америке всего лишь один семестр в году. Американцы хотят, чтобы я там оставался целый академический год, но я не соглашаюсь и всякий раз спешу вернуться в Турцию.
– Мировой экономический кризис на вас повлиял?
– Мои агенты в Европе и Америке говорят, что продажи книг упали. Но на меня, как на писателя, никакие внешние события влияния не оказывают. Например, последнюю книгу я писал пять лет. Это были годы напряженной работы. Помимо дома, писать приходилось в самолетах во время разъездов по миру и в Нью-Йорке. За это время в мире многое изменилось в политике, экономике, мне дали Нобелевскую премию, и в моей жизни произошло еще несколько существенных перемен. Но «Музей невинности» получился именно таким, каким и должен был получиться, даже если бы я его писал под домашним арестом.
– Какое впечатление у вас сложилось о нашей стране?
– О России я знал по книгам, из которых многое почерпнул об истории Российской империи и большевистской революции. Когда читаешь, то в сознании запечатлеваются картинки и образы, они с тобой остаются навсегда. И три года назад, когда я впервые приехал в Россию, то постарался совместить увиденное с прочитанным. Совпало не все. Я вел себя как обычный турист – посмотрел Красную площадь, заглянул в Кремль, погулял по Арбату, был в Третьяковке и Пушкинском музее. Особенно меня впечатлил Музей Маяковского, оформленный в конструктивистском духе. Как вы понимаете, с недавних пор я подвержен музеемании. Хожу в музеи по всему миру, сравниваю, пытаюсь перенять чужой опыт. Также мне понравилась Ленинская библиотека – грандиозное сооружение, куда приходят читать книги обычные люди.
– Вы задумывались над тем, почему ваши книги снискали такой успех в России?
– Я не знаю причины. Всех русских знакомых об этом спрашиваю и получаю разноречивые ответы. Думаю, это все равно, что спрашивать красивую девушку, почему все мужчины в нее влюбляются? Умная девушка ответит так: не знаю, но не жалуюсь.
Россия населена народами с глубокими культурными традициями. Здесь читают Толстого, Достоевского и других великих русских писателей, которых я и сам с удовольствием перечитываю. Сейчас пишу книгу о том, как создаются романы. И примеры черпаю в основном из «Анны Карениной» – Толстой там очень интересно рассуждает о счастье. Так что, я думаю, понравиться русскому читателю невероятно сложно. И для меня большая удача, что я любим в России.
Фото автора
Выбор читателей
Комментарии