search
main
0

…Но и не расшибать лоб

О ветви русской культуры, пересаженной в другую почву

Исследования известного израильского психолога Вадима Ротенберга, переехавшего в Святую Землю из Москвы, показали, что многие “русские” евреи огорчены недостаточно “еврейским” характером израильского общества. Что имеется в виду, В. Ротенберг поясняет приблизительно так: российская интеллигенция еврейского происхождения, сделавшись заметной частью всей российской интеллигенции, привыкла исполнять особую социальную роль – осуществлять “нравственное водительство”, в огромной степени предполагающее оппозицию государственной власти (В. Ротенберг специально отмечает не расовый, а антикультурный, антилиберальный, антизападный характер сталинского антисемитизма).

Вероятно, что-то в этом роде имел в виду и видный израильский публицист Александр Воронель, в своей нашумевшей еще в российском самиздате книге ” Трепет забот иудейских” писавший о склонности евреев хранить, создавать и страстно проводить в жизнь некие идеальные схемы общественной жизни. Наблюдение весьма любопытное, хотя и относящееся не к вечным свойствам еврейского народа, но лишь к конкретной его ветви в конкретных исторических обстоятельствах. Любая же нация, вынужденная создавать полную, а не частичную систему разделения общественного труда, вынужденная создавать промышленность с ее массой нетворческих профессий, армию с ее духом нерассуждающего повиновения, бюрократию с ее всем известными интернациональными доблестями, – такая нация не может остаться насквозь идеалистичной, будь она даже изначально составлена из ангелов и архангелов.

Израильское же общество с первого дня своего существования было обречено на борьбу за физическое выживание, а это, как правило, способствует объединению вокруг центральной власти (во время борьбы с гитлеровской Германией оппозиционный дух российского еврейства тоже проявлял себя не слишком активно). В Израиле приходилось вести борьбу за выживание, требующую сплоченности с властью, в России – борьбу за достоинство, требующую противостояния власти: эта формула В. Ротенберга, на мой взгляд, очень удачно объясняет ментальные расхождения образованных евреев, сформировавшихся в Израиле и в России. По-видимому, этого рода различия всегда будут неизбежны между теми странами, в которых задачей первостепенной важности представляется борьба за государство как целое, и теми, где первостепенной задачей представляются права личности.

Русские “почвенники” бесчисленное количество раз корили российских евреев за презрение к традициям, к установившемуся укладу: еще Достоевский, переписываясь с известным фельетонистом Ковнером, упрекал “еврейского Писарева” в ненависти к русскому народу за его слова о миллионах людей, пребывающих на уровне животных. Упрек обоснованный – не надо считать животными тех, кто живет в другом круге условностей, но не набрался ли Ковнер этого просвещенческого высокомерия у русских нигилистов? Русский Писарев, например, с чрезвычайным азартом призывал все крушить налево и направо – достойно жизни лишь то, что устоит. Далеко не каждый мудрец в ту пору понимал, что не устоит ничего – ни одна социальная ценность не выдержит испытания рациональным анализом: общество может стоять лишь на не подлежащих обсуждению коллективных фантомах, условностях или – выразимся мягче – недоказуемых ценностях, именуемых святынями.

Русофобы с юдофобами могут еще очень долго препираться, кто кого “научил” презирать иррациональные традиционные святыни – русские евреев или евреи русских. Однако более актуален тот факт, что и русская, и еврейская часть русской интеллигенции склонна превращать в святыни предметы вполне земные и прагматические: им обеим не помешала бы десакрализация политических дискуссий. Повторяю, никакое общество не может выжить без священных чувств, кладущих конец вечным сомнениям и вечным препирательствам рациональностей: всюду, где царит рацио, не утихает вечная борьба интересов и научных школ. Но чрезвычайно опасна и апелляция к священным чувствам по любому частному вопросу, не допускающая ни свободного обсуждения, ни разумного компромисса, ибо компромисс в споре о святынях является не чем иным, как кощунством. Приватизация, объединение с Белоруссией, отделение Чечни – от конкретных фактов, решений и просчета возможных последствий дискуссии в России норовят поскорее взмыть в патетические выси, где начинают посверкивать молнии – “грабеж”, “режим”, “наследие отцов”, “целостность России”, “геноцид”, за которыми следуют вспышки: “предатели”, “кагебешники”, “агенты”, “наймиты”… И когда в русскоязычной израильской прессе или даже в частной беседе вместо анализа фактов и прогнозов начинает звенеть бряцающий кимвал пафоса, кажется, что ты и не уезжал из России. Заменять анализ напором священных чувств – это не доводит до добра ни на Святой Руси, ни на Святой Земле. Вызывает прямо-таки тревогу, когда десятилетний пацан, два месяца назад приехавший в Израиль, уже бегает с ивритской повязкой “Не отдадим родные Голаны!”. Дитя, естественно, не имеет понятия, откуда они взялись, эти священные Голаны, на каких условиях их намереваются отделить и что из этого может проистечь, – последний вопрос не по детскому и, может быть, даже вообще не по человеческому уму, но уму, патетически, метафизически ориентированному, все эти низкие подробности даже и не интересны, с него довольно знать, что есть какая-то священная земля и есть какие-то негодяи, которые хотят отдать ее басурманам… Какой же может быть анализ, когда речь идет о святынях!

Надо помнить, что экстремизм – продукт сакрализации социальных отношений. Полный цинизм, культ рациональности – путь распада, но превращение в святыни разъединяющих, а не объединяющих социальных ценностей, прямой путь к религиозным войнам. Которые, правда, способны неопределенно долго оставаться холодными, лишь иногда прорываясь террористическими актами, этими гейзерами перегретых священных чувств. В России такие гейзеры пока что взрывались в основном в зонах межэтнического напряжения, но в Израиле уже прорываются и внутриэтнические. Так что задумаемся – стоит ли приходить в экстаз на каждом шагу.

Конечно, для сегодняшнего учителя самый трудный враг – это цинизм. Но это враг явный. А вот узколобый догматический идеализм – враг не такой очевидный. Потому будем бдительны и к пафосу.

Александр МЕЛИХОВ

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте