На чтение: ≈ 19 мин.– Сергей Васильевич, ваши коллеги рассказали мне, что вы большой мастер компромиссов, что в диспутах и спорах вы иногда повторяете: “Никогда не говори никогда”. Вы по профессии – педагог?
– Да, но не только… Начинал учеником электромонтера на заводе.
– Наверное, вы скажете, что плохо учились в школе. Сейчас это модно. Телевизионные звезды и гости часто говорят: “В детстве учился плохо, а вот в люди выбился”… Вы провалились на экзаменах в институт?
– Нет. Просто так сложились семейные обстоятельства. Надо было пойти работать. На заводе летом мне предложили поехать вожатым в лагере. Работа эта как-то сразу легла на душу. Педагоги, наверное, заметили во мне какое-то педагогическое зерно. А потом так сложилось, что на три года я уехал в Артек вожатым. Незабываемое было время! Я навсегда запомнил своих артековских наставников: Васильева, Крошку, Фуглеву, Полозкову, Ерохина… Вернулся на завод и понял, что тянет меня не к железкам, а к детям. Поступил заочно в пединститут, закончил. И стал учителем истории. Работал в комсомоле.
– Я знаю, что в девяностом году вы были избраны депутатом Верховного Совета России.
– Было такое. Но годом раньше мне предложили баллотироваться в депутаты Верховного Совета Советского Союза. Как ведь раньше было: кандидатов в депутаты выдвигало собрание трудового коллектива. Предвыборному собранию трудящихся Арзамаса был представлен список из семи человек. Среди других была моя фамилия и фамилия великого ученого Андрея Дмитриевича Сахарова. Собрание не проголосовало за меня. Но главное: люди отвергли Сахарова, проголосовали за никому не известного рабочего-монтажника. Я был в полном смятении: значит, что-то в этой жизни неправильно… Через год я был избран депутатом Верховного Совета России. А Сахаров все же прошел в Верховный Совет СССР – его выдвинула Академия наук СССР. Позже я несколько раз встречался с Андреем Дмитриевичем, хотя эти встречи и были коротки, но это одно из самых ярких воспоминаний моей жизни. В Верховном Совете я был заместителем председателя подкомитета по молодежной политике… В девяносто третьем парламент расстреляли. В те дни в Белом доме были люди с разными взглядами, многие из которых я не разделял. Но до конца оставался в горящем доме. Был одним из тех, кого вывели после расстрела здания… Искренне считал и считаю, что Ельцин нарушил Конституцию, а депутаты обязаны были ее защищать. Другого выхода у меня не было. И компромисс был невозможен. Я все сделал правильно…
– Вы не жалеете, что прервалась ваша политическая карьера?
– У меня и сейчас много возможностей вернуться в политику. Я закончил Академию внешней торговли, учился в Германии, защитился и стал кандидатом философских наук. Мой кругозор и мои интересы не зажаты рамками провинциального начальника. Наверное, кругозор человека и позволяет идти ему на компромиссы.
– Значит, вас не прельщает политическая карьера?
– Восемь лет работаю в Департаменте образования. Работа нравится, но зарекаться не стану. Никогда не говори никогда. Это не в моих правилах. Потому что знаю, что ничего случайного в этой жизни не происходит.
– Вы верите в судьбу?
– Не знаю, но что-то, наверное, есть, потому что в жизни ничего не происходит безнаказанно.
– А во что вы верите?
– В людей. Мне в Артеке еще вбили в голову, что любого человека можно направить на путь истинный. Бывают, конечно, разочарования: ты выкладываешься до конца, а тебя не слышат. Или не хотят слышать. И тогда думаешь, может, не научился убеждать?.. Сомнения… Сомнения – великий двигатель познания.
– А если эту мысль трансформировать на школу?
– В школе проще. Что значит переделать человека? Ему надо дать возможность поверить во что-то другое. А чтобы это случилось, это другое, надо ребенку показать, увлечь, сделать все, чтобы он тебе поверил.
– Ну, наверное, это главная задача воспитания. А как это ваше кредо трансформируется в учительскую среду?
– Я бы ответил так: не может быть образования без воспитания. Они не могут идти параллельно. Они должны действовать в крепкой спайке. Еще славянофилы утверждали: образованный человек не значит воспитанный.
– К сожалению, в жизни часто бывает наоборот.
– Это как раз из того постулата: ничего безнаказанным не бывает. Сегодня невоспитанных, хотя и с хорошим образованием, хоть пруд пруди. Особенно среди чиновничества.
– А среди учителей?
– И среди учителей встречаются. Значит, их учили и не воспитывали. Об этом надо хорошенько задуматься. Невоспитанный учитель не может быть примером для ученика. Не может – о чем я уже говорил – научить поверить в другое, в лучшее. Невоспитанный учитель развращает ученика… И дело здесь не только во внешнем поведении, а в состоянии души, в принципах, которые проповедует учитель.
– Извините, но о каком состоянии души может идти речь, если учитель у нас живет ниже черты бедности?
– Я понимаю. Давайте тогда поговорим о том, что мы в своей области делаем для того, чтобы облегчить учителю и моральную, и материальную сторону его жизни.
– Я знаю, что у вас делается в области многое для этого. Область ваша – одна из немногих областей-доноров.
– Да, это так. Конечно, зарплата, которую сегодня получает учитель, совершенно неадекватна его труду. Но в последние годы возникла еще одна проблема, когда повышать зарплату учителю стало крайне сложно: школы переданы в муниципальное ведение, на местные бюджеты, которые часто так мизерны, что их не хватает даже на выплату очередной зарплаты, которая положена учителю по закону. Ведь не виноват же учитель сельской школы, что Горьковский автомобильный завод платит налоги не в казну его района… И все же мы пытаемся поднимать зарплату учителя, не дожидаясь правительственных постановлений. Если средняя зарплата учителя по стране около семисот рублей, то у нас 800-900. Это не Бог весть какая надбавка, но делаем все, что можем.
– Эти надбавки из муниципальных бюджетов?
– Нет. Это дотации области. Бюджет района формируется из консолидированного бюджета области.
– А у вас есть нормативное финансирование школ?
– Пока – частично. У нас действует консолидированный бюджет. Есть районы-доноры, которые имеют право сами повышать зарплату учителю. И это делается. Но прибавки эти не снимают остроту вопроса. Поднять, скажем, в два раза зарплату учителя сегодня не может ни один район.
– Черта бедности непреодолима?
– Область отдает в бюджет страны более 40 процентов своих доходов. Но появилась надежда: промышленность активно встает на ноги, идет стабильный подъем производства. Вот один пример. Мощно заработал Оксинский металлургический завод, он производит трубы и вагонные колеса.
– А образовательная система в той же Оксе почувствовала это на себе?
– Еще как! За два года построили три школы. Одна из них, пожалуй, самая что ни на есть красивая в области, с большим зимним садом, в холлах стеклянные потолки, отличные компьютерные классы…
– А в соседних сельских школах потолки не рушатся?
– Таких школ у нас нет. За последние три года построили 42 школы. Строительство велось на паритетных началах: часть денег из консолидированного бюджета, а часть – привлеченных, из доходов предприятий. В прошлому году сдали 12 школ, в этом сдадим 8.
– Эти школы не в Нижнем Новгороде?
– Эти школы все в области, за три года в Нижнем капитально отремонтировали три школы.
– Не про вас будь сказано: приезжаешь в командировку, и начальники так лихо расписывают свои успехи, а поедешь потом по области, и “успехи” тают от километра к километру… В недалекой от вас области пришедший к власти губернатор, бывший военный, пообещал ликвидировать задолженность по учительской зарплате. А недавно познакомился в электричке с парнем-шабашником, строителем подмосковных коттеджей, у него мама директор малокомплектной сельской школы в этой области. Зарплату не получает уже полгода, обещают выдать после отпуска, в сентябре… А губернатор-то пообещал… У вас есть дальние сельские школы, где есть задолженность?
– Если про нашего губернатора – могу заявить, и это каждый учитель подтвердит, – наш Иван Петрович Скляров слово держит твердо. У нас задолженности нет. За это он знаете как строго спрашивает! Мы во всех 44 дотационных районах области перевели выплату заработной платы бюджетникам через казначейство… Поэтому я ответственно могу сказать – заработная плата выплачивается вовремя. Наш губернатор знает школу не по нашим отчетам. Как он сам говорит, у него в доме был вечный педсовет: жена – учительница…
– Вы посматриваете на часы. Как мы и договаривались с вами, до конца беседы – полчаса. Какие дела вам предстоят сегодня?
– Вертолет в двенадцать ждет. Лечу в Первомайский район, недалеко от Арзамаса. У нас там есть недостроенная школа на 108 мест, ее надо срочно достраивать.
– Не хватает денег?
– Их всегда не хватает. В том-то и проблема, чтобы их найти.
– Едете деньги искать?
– Деньги уже нашли: из областного бюджета образования и из бюджета агропромышленного комплекса.
– Аграрники дают деньги? Сегодня это редкий случай.
– Мы смогли убедить: если гибнет школа, гибнет и село. Молодежь из таких сел уезжает, молодые мамы не рожают. Возить детей в школу за десять-пятнадцать километров…
– В Самаре по этому поводу целая областная программа. Обозначены базовые школы, государством закуплены автобусы…
– У нас не Америка: зима суровая, дороги не те, да и менталитет другой. Начальная школа должна оставаться в селе. Я в этом твердо убежден.
– А если в школе 8-10 учеников?
– Здесь, конечно, вопрос есть. Если и закрывать школу, то надо не волевым способом, а только по решению сельского схода. За последние четыре года закрыто всего семь совсем маленьких школ, в деревеньках, которые с экономической точки зрения совсем неперспективны. Всего у нас малокомплектных 323. И мы про каждую все знаем. Как говорил губернатор на прошлом августовском совещании, мы идем по другому пути – развития сети школ-комплексов. У нас уже есть такие сельские школы, в них – и библиотека, и спортивный зал, и музыкальная школа, и актовый зал, где дети и педагоги показывают спектакли, устраивают свои выставки, ярмарки-продажи поделок. И все это – в одном здании. Задача таких комплексов – выровнять уровень образования в городе и селе… Мы очень гордимся, что сумели открыть в Нижнем школу для одаренных сельских детей. В ней сегодня учится 262 сельских ученика, поступают сюда после 9-го класса. Было уже два выпуска, и все выпускники стали студентами вузов.
– А как вы относитесь к двенадцатилетнему образованию?
– Разговаривая с учителями на эту тему, я уяснил: да, перегруженность в школе есть. Мы за четырехлетнее – начальное образование. Но тогда встает другая проблема – проблема сквозного учебника. Хорошо: развивающее обучение есть – Занков, Виноградов и другие, – но на пятом классе вся эта система и заканчивается. И тогда в чем же смысл? Многие учителя задают вопрос: может быть, нужно заняться не реформированием образования, а доведением до логического конца всей системы обучения, то есть нужны сквозные учебники по всем предметам?
– Может быть, и Министерство образования не нужно? Ученые-методисты создадут сквозные учебники – и дело пошло. Вы смогли бы работать без министерских указаний?
– Без указаний – да. Но без министерства – нет. Если я скажу “могу”, тогда я должен буду взять на себя ответственность по созданию федерального компонента и еще кучу самых разных общеполагающих документов. А это вовсе не входит в обязанности и возможности областного управления… Я догадываюсь, почему вы об этом спрашиваете: грядет реорганизация структуры правительства, и ходят слухи, что Министерства образования как такового не будет: с кем-то сольется, с кем-то разъединится… Надеюсь, это слухи. Но слухи, даже если они и не оправданны, полезны: они будоражат фантазию, особенно если ты живешь не напротив Кремля. Наше министерство нам нужно, оно должно координировать задачи образования на таком огромном пространстве, как Россия, где живут десятки народов и есть десятки национальных школ. Нельзя растаскивать образование по областям и республикам. Образование, сказано в нашей Конституции, дело государственное.
Здесь мне хочется добавить, что все проблемы наши и беды от того, что мы не соблюдаем Конституцию.
– Это относится и к образованию?
– Конечно. Прежде всего нужно всю систему образования вернуть на государственный бюджет. Потому что по Конституции образование у нас – государственное. Если мы говорим учителю, как учить на основе федерального компонента (я подчеркиваю – федерального!), и спрашиваем за его выполнение, то тогда мы должны взять на себя и обеспечение всего процесса. А что мы сделали? Переложили все на муниципалитеты, а там его перекинули на поселковую администрацию, которая не только не имеет средств, но еще очень часто ничего не смыслит в проблемах образования. Вот и получается, как вы справедливо заметили, начальство вещает о благополучии, а школа при ближайшем рассмотрении полужива-полумертва.
– Вы начали нашу беседу с эпизода, как вы защищали Конституцию при разгоне парламента. И заканчиваем нашу беседу опять проблемами, связанными с Конституцией. Вы говорили, что вы человек компромиссов. Может быть, не стоит бороться с ветряными мельницами?
– Почему же! Я живу сегодня в нормальной демократической стране, в России. Делаю все, что могу. Я не розовый романтик, у меня совершенно конкретная работа, конкретные проблемы и такие же конкретные решения. Я скорее прагматик. Но а если и романтик, то совсем чуть-чуть. Ведь я же артековец!.. Извините, мне пора на аэродром, без пяти двенадцать.
– Спасибо. Счастливого полета!
Игорь АФАНАСЬЕВ
Нижний Новгород
Выбор читателей
Комментарии