В многоголосую гармонию великого и могучего русского языка все чаще бесцеремонно вторгается лексика, к которой общество так еще и не выработало четкого отношения. «Выражается сильно российский народ!» – заметил в свое время Н.В.Гоголь в «Мертвых душах», и вряд ли кто-нибудь станет ему возражать. Эту органическую часть русского языка ученые называют по-разному: нецензурная, ненормативная, табуированная, вульгарная, сниженная, обсценная лексика. В народе же это называется просто мат.
ФункцияБыло бы ошибкой полагать, что это слова-сорняки, которым не место в языке. Нецензурная лексика выполняет разнообразные функции: агрессии, снятия напряжения, эффекта эпатажа (богема, политики). К вульгаризмам обращаются в целях достижения социального конформизма, чтобы соответствовать стилю общения того слоя общества, к которому человек принадлежит или стремится принадлежать. Подростки матерятся, подражая взрослым, желая поскорее повзрослеть. Женщины прибегают к грубой лексике (гендерный компонент), чтобы чувствовать себя наравне с мужчинами. Для части населения это слова, которые являются органической частью общения.Часть нецензурных слов употребляется просто в функции вульгарных междометий (для связки слов), в них не вкладывается какой-либо смысл (у англичан это expletives). Однако, пожалуй, центральной следует считать функцию выражения агрессии.Общество и нецензурная лексикаОбщество исторически по-разному относится к этим словам. В древности их, судя по всему, не ограничивали. Против сквернословия последовательно выступает христианская церковь. Не случайно эти слова церковь называет богохульными.Можно отметить диаметрально противоположный подход различных слоев общества к вульгаризмам. Так, Н.В.Гоголь, описывая в «Мертвых душах» дам города N, писал, что они не говорили «я высморкалась», «я вспотела», «я плюнула», а говорили: «я облегчила себе нос», «я обошлась посредством платка». «Ни в каком случае нельзя было сказать: «этот стакан или тарелка воняет…» Говорили вместо этого: «этот стакан нехорошо ведет себя…»Между тем не чурался запретных выражений даже А.С.Пушкин. В частности, в стихотворении «Телега жизни» есть и такие строки:С утра садимся мы в телегу;Мы рады голову сломатьИ, презирая лень и негу,Кричим: «Пошел, е… мать!»Нецензурная лексика своей природой озадачивает даже лингвистов. Так, лингвист Стивен Чейз замечает: «Непристойные слова очень интересны семантически. Если кто-то упоминает «половой акт», это никого не шокирует. Но стоит кому-то произнести старинное англо-саксонское слово из четырех букв, что, безусловно, не допустит мой издатель, большинство людей замрет от ужаса». Правда, писал он это в 1938 году. Сейчас эффект будет несколько иным.Нецензурные слова были выведены за рамки печатного текста. По отношению к сниженной лексике общество зачастую ведет себя по принципу страуса, который прячет голову в песок: эти слова реально существуют, но общество делает вид, что их нет, потому что это «бяка». Что-то вроде проституции в СССР: де-факто существует, а де-юре – нет.Лингвистика матаВ очень трудном положении оказались лингвисты. Исследовать особенности употребления нецензурных слов без их упоминания невозможно, между тем статьи и монографии, в которых черным по белому печатались нецензурные слова, редакторами начисто отвергались.В предисловии к толстому сборнику научных статей по нецензурной лексике «Злая лая матерная…», который все-таки вышел в 2007 году, его редактор, крупный специалист в этой области лингвистики В.И.Жельвис, пишет: «Никому не приходило в голову осуждать врачей-венерологов или криминалистов, хотя отношение к пациентам первых и объектам вторых может быть весьма неоднозначным: почему-то для филологов, психологов, социологов и этнографов в отношении ненормативной лексики делалось исключение».Нецензурная лексика игнорировалась и в основном продолжает игнорироваться отечественными составителями толковых словарей русского языка. Лишь в новейшее время отдельные вульгаризмы стали фиксироваться, например в «Большом толковом словаре русского языка» (БТСРЯ, под ред. С.А.Кузнецова, СПб). Когда я просматриваю новые толковые словари, я использую различные тесты, чтобы определить их компетентность. Одним из этих тестов и является присутствие или отсутствие в словарях сниженной лексики. Характерно, что издающийся сейчас многотомный «Большой академический словарь русского языка» не включил в свой словник даже, казалось бы, такое невинное слово, как «блин», в его жаргонном значении («Ну, вы, блин, даете!»).По словам, В.И.Жельвиса, «практически не начиналась еще работа над этимологией русской бранной идиоматики». Вышедшие в начале ХХI века словари русского мата специалисты считают ниже всякой критики. Раскритиковав словарь П.Ф.Алешкина, автор отмечает, что компакт-диск, созданный на его основе (1997), «еще и превосходит книгу по части абсурда, хаоса и беспринципности». «Основа всех без исключения отечественных словарей «мата» – откровенный плагиат». Как правило, авторы подобных словарей, рассчитывая на дешевый и легкий успех, не утруждают себя серьезными исследованиями, к тому же они, как правило, не располагают лингвистическим образованием.Знание сниженной лексикиМежду тем знание сниженной лексики необходимо, особенно это важно для переводчиков. Очень важно даже для носителей родного языка знание градации допустимости слов в «приличном обществе». Словари снабжают слова пометами, которые и характеризуют дозволенность слов к печати, их эмоциональную силу и политкорректность. Так, в русской лексикографии используются такие пометы: разговорно-сниженное, жаргонное, пренебрежительное, уничижительное, презрительное, бранное, грубое, вульгарное (БТСРЯ). Аналогично в английском языке: informal, nonstandard, slang, vulgar, disparaging, offensive, taboo. Характерно, однако, что в русском списке отсутствует помета «табу», причем по той простой причине, что такие слова чаще всего не включаются в словник официальных словарей. Между тем далеко не все отдают себе отчет в том, что они употребляют в своей речи слова, неприемлемые в общении в целом ряде сфер общения.Скажем, о том, что на крышу вашего автомобиля села ворона, можно сказать по-разному. Можно сказать, что «она оставила следы», что она «напакостила», «оставила экскременты», и все это будет с точки зрения общественной морали допустимо, а вот если вы скажете, что «она насрала на крышу», редактор уже задумается, стоит ли это пропускать.И уже совсем необходимо знать такую лексику (и ее иностранные эквиваленты) переводчикам, чтобы иметь возможность дать сигнал одному из собеседников, как реагировать на грубое замечание его партнера.Рассказывают, что одна молоденькая переводчица отказалась переводить на английский язык и заявила протест во время переговоров по Боснии в связи с постоянным употреблением участниками переговоров нецензурных выражений. Думается, что она поступила непрофессионально, поскольку переводчик не благородная девица, задача переводчика – осуществить контакт двух разноязычных собеседников, которые без его помощи не могут понять друг друга.Фиговый листок для вульгаризма«Богохульные» слова принято стыдливо прятать. В тексте нецензурные слова обычно маскируют, скрывая звездочками. Именно так поступил редактор академического издания произведений Пушкина с упомянутым выше стихотворением. При таком подходе, между прочим, «срамное сочинение» «Лука М*****в», которое приписывается И.С.Баркову (1732-1768), становится похожим на зашифрованный текст.Впрочем, иногда скрывается лишь часть слова, как в названии ТВ-сериала «Все мужики сво…». Порой представителем всего непечатного слова становится его первая буква. Так, на афише фильма «Выкрутасы» я прочел: «Почему у этих М все всегда через Ж?» В ход идут любые слова, начинающиеся с «неприличной» буквы: «е-мое», «елки-палки», «хрен», «долбаный»… Иногда это действительно просто фиговый листок: «гребаный».Лихие 1990-еПадение советской идеологии принесло падение железного занавеса и вылилось в снятие всяческих запретов на стиль языкового общения. Отечественные факторы, способствовавшие легализации мата, усилились с наступлением западных норм в языковом общении. «Вербальный беспредел» воцарился в СМИ, книгоиздательстве, Интернете. Заговорил полным голосом тот слой населения, который ранее не был слышен: братки, прорвавшись в зажиточные слои населения, стали диктовать свою моду, заказывая «свою музыку». Появились СМИ, которые были готовы удовлетворять возникший спрос, лишь бы у них был высокий рейтинг. В моду вошел блатной жаргон, обильно сдобренный матерными словами. В результате в лихие (а может, блатные) 1990-е стало возможным увидеть в печати и услышать по радио и ТВ то, что не могло присниться в самом кошмарном сне редакторам советского времени.Не желая отставать от Запада, мы начинаем во всеуслышание обсуждать то, о чем раньше говорили шепотом, да и то в однополой компании. Ставятся бродвейские пьесы Ив Энцлер (США) «Монологи вагины» и «Признания пениса». Я заглядываю в свой «Большой энциклопедический словарь» (2002 г.) и не нахожу там слов «вагина» и «пенис». Выходит комедия Ефима Гальперина «БЛЯ!» («Сэнит Зон»), 1990 г. Женщины, не обращая внимания на политкорректность, с воодушевлением поют «Все мы, бабы, – стервы» (слова С.Осиашвили). А вот еще образец современного русского песенного языка: «Одиночество – сволочь, одиночество – сука» (певица Слава, то есть Анастасия Владимировна Сланевская).Впрочем, я совсем недавно поставил эксперимент: набираю в Yandex «И.Губерман» и слова «давно пора», и программа услужливо подсказывает юзеру, как в наше время надо понимать Россию. Интернет сейчас вообще зона вербальной вольницы, где не принято прикрываться одеждой, даже фиговым листком.Хотя в последнее время и стали покрывать матерные слова звуком по радио и ТВ, ведущий программы «Гражданин Гордон» в течение одной передачи по Первому каналу неоднократно повторял «ни хрена». Видимо, все эти слова получают право на «коммуникативное гражданство».Псевдовульгаризмы межъязыковой омономииЯнуш Корчак, выдающийся польский педагог и писатель, который добровольно пошел со своими воспитанниками в газовую камеру нацистов, написал повесть «Моськи, Иоськи и Срули». Духовного лидера «Хезболлы» в Ливане зовут шейх Насрaлла. Что же касается футболиста алжирского происхождения Самира Насри, то поскольку он гражданин Франции, ударение в его фамилии бесспорно на последнем слоге, хотя спортивные комментаторы и пытаются «облагородить» его имя, меняя ударение. С запинкой произносят русские политики и экономисты и название рейтинговой компании «Мудис» (в оригинале Moody’s).В таких случаях приходится всячески изворачиваться. Упомянутая выше повесть Януша Корчака в другом русском переводе звучит вполне благопристойно: «Лето в Михалувке». Приходится и Дине Рубиной прятать за латинскими буквами неблагозвучное сочетание звуков: «Hui морген!» – приветствует меня утром хозяин нашей маленькой гостиницы. Я вежливо отвечаю: «Морген hui!» («Школа света»). Мы деликатно называем азиатскую страну Шри-Ланка, хотя в англоязычном варианте – Sri Lanka.Пути словесные неисповедимы. Рассказывают, что в 1930-х годах в Ленинграде жил лингвист по фамилии Херинг. Устав от бесчисленных насмешек и жалея своих детей, которые посещали детский сад и школу и тоже были объектом насмешек, он пошел в загс, сменил первую букву и стал не Херингом, а Герингом. Вскоре, однако, началась Вторая мировая война, и эта фамилия приобрела печальную известность…Язык элитыПлохой пример, к сожалению, подают и наши ведущие лица, постоянно появляющиеся на ТВ. Если, скажем, сэр Уинстон Черчилль (1874-1965), неоднократный премьер-министр Соединенного королевства, стал лауреатом Нобелевской премии по литературе (1953), то наши лидеры и парламентарии лишь дают пищу СМИ для публикации выдержек из их выступлений (см., например, еженедельную подборку в журнале «Итоги»), популяризируя такие перлы русского языка, как «бардак», «кошмарить», «оборзеть», «мочить в сортире». Сомнительным достижением нашего автопрома стал «е-мобиль».И это пройдет?«Доколе?» – вопрошают все те, у кого душа болит за русский язык. «Совершенно очевидно, что должны быть выработаны законы, как-то ограничивающие «бранную пандемию», захлестнувшую Россию» (Жельвис В.И. «Плывем… Куда ж нам плыть?» Задачи изучения сквернословия). Однако уже на следующей странице сам автор указывает на то, что попытки на Западе введения запрета, создания списков «плохих слов» не имели успеха.Вообще пессимистические оценки состояния современного русского языка можно услышать часто. Так, в ответ на вопрос читателя, почему Русская православная церковь продолжает использовать в богослужении церковнославянский язык, Московская патриархия разъяснила: «Современный жаргонно-опошленный русский язык, который даже языком-то не назовешь, для целей богослужения использовать невозможно, потому что в нем много зла».Это суждение представляется излишне строгим. Жаргон представлен в любом языке, а вот пошлость – это продукт творчества человека. Да и злым язык быть не может: зло не в языке, а в людях. На одном и том же языке писали и Гейне, и Гете, и Гитлер. Язык – это жидкость, которая принимает форму того сосуда, в который его наливают. Гений из мрамора создает шедевр, а пошляк пишет на нем похабное слово. Вспоминается кольцо царя Соломона, на котором было написано: «Все проходит… И это пройдет». Мы сейчас переживаем трудное время, но русский язык прошел и не через такие смутные времена и по-прежнему остается великим и могучим.Виктор КАБАКЧИ, профессор, доктор филологических наук
Комментарии