Несчастная или святая?

Виктор Конов. Епистинья Степанова. – М.: “Молодая гвардия”, 1998.

У книги Виктора Конова было на магазинной полке солидное соседство: “Шукшин”, “Екатерина Великая”, “Франсуа Вийон”, “Российские прокуроры”. Имя кубанской крестьянки Епистиньи Степановой мало кому знакомо, поэтому книга о ней смотрелась в этой семье “замечательных людей” как падчерица.

На обложке – портрет пожилой женщины в белом платке. Рядом два фотоснимка: обычный крестьянский дом и детская колыбель, висящая на вбитом в потолок крюке. Никакого намека на сферу деятельности, которая прославила бы человека. Эта домашняя символика вольно или невольно противопоставляется стереотипам о человеческой “замечательности”, к которым мы привыкли. Пытаешься угадать тот интеллектуальный, волевой, творческий рывок, выводящий в ряды “замечательных”, и не на что опереться. Мы не принимаем в расчет, что подвиг можно совершить, не выходя из дома, – рожать детей, стирать, варить борщи, лепить вареники…

С восьми лет Епистинья начала работать на кубанском хуторе: пасла гусей и уток, убирала хлеб. С будущим мужем познакомилась, лишь когда он приехал к ней свататься. Родила двенадцать детей. Самого первого из сыновей расстреляли белоказаки, другой погиб на Халхин-Голе, шестеро – на Великой Отечественной войне, только один вернулся, раненый. Но и на него получила Епистинья казенное извещение: пропал без вести. Сын не писал из госпиталя, думал, что не выживет. Степанову прославили дети.

Быть может, в другой стране ее сочли бы просто несчастной женщиной. И если бы ее дети погибли за Родину, а не за веру, никто бы не сказал: “Святая”… Но у нас особое отношение к страданию, и, чем больше проявляется смирения в нем, тем ближе приближается человек к святости. “Сокровенные” люди, такие, как Епистинья Степанова, часто становились в России нравственным ориентиром. Отчасти потому, что для них любое дело, даже самое маленькое, было служением чему-то высшему, неземному, нетленному. Ведь духовность, помимо всего прочего, заключается в умении внести святость в дело, которому ты предназначен. Путь к святости начинается там, где отсутствует личная выгода. Здесь интеллектуальность ни при чем. Ученость тоже. Это подтверждает жизнь Епистиньи. Степанова не умела писать, а говорила на языке, который выходит за рамки всяких лингвистических норм: смеси русского и украинского.

Книга интересна не только как жизнеописание человека трагической судьбы с экскурсом в историю кубанского казачества. Автор пошел дальше, попытавшись понять: что давало Степановой силы нести свой крест? Автору хватило мастерства не сделать книгу “иконописной” биографией с елейной восторженностью и однобокостью суждений.

О неких особенных воспитательных приемах Епистинья и муж ее Михаил, довольно рано умерший, ведать не ведали. В их отношениях было главное: мудрое семейное равновесие, которое устраивало обоих, соответствовало характерам. Автор часто использует слово “равновесие”, описывая отношения в семье Степановых. Они любили жизнь, труд, не одобряли крайностей, нетерпимости, спешки. Есть одно емкое слово для обозначения такого миропонимания – здравомыслие. В умении избегать крайностей – его суть.

О проблематике книги можно говорить долго. Хотелось бы особо отметить тему родовой памяти. Знание истории собственной семьи позволяет соотнести свою жизнь с жизнью далеких предков; когда разберешься, к чему стремились они, чего искали, поймешь, что тебе самому нужно, угадаешь свое предназначение. “Тьма причин, по которым рвутся родовые корни семьи, исчезает родовая память, но главная в том, что наш народ, тихий, сердечный, правдивый голос которого хотелось бы слышать, многие десятилетия, даже века живет в напряжении всех сил, с огромными перегрузками, когда самое важное – вообще выжить, прокормиться, отстоять землю, Отечество, найти крышу над головой, сохранить от гибели, поставить на ноги. Где уж тут хранить какие-то бумажки и фотокарточки, помнить, кто и какими были твои прадед и прабабушка? Некогда вздохнуть, успокоиться, оглядеться, суетными заботами, тревогами, страхом отягощена душа”.

Жизнь Епистиньи Степановой копировать бессмысленно. У каждого свое предназначение. Грустно заканчивается книга Виктора Конова. Ведь жизнь его героини не в силах воссоздать даже музей, созданный в честь Епистиньи и ее сыновей: здесь, во дворе, тишина, не пахнет борщом и пирогами. Но “все же не только печали добавляет нам знание жизни старой крестьянки. Открываются таинственные животворные глубины народной жизни, добавляется уверенности, стойкости духа, легче определить главное в жизни для себя и для народа”.

Виктор БОЧЕНКОВ