Неравенство начинается с детского сада. Максимум доступности в образовании – великая мечта

Всем ли доступно наше общедоступное образование? На этот вопрос попытались ответить ученые Российской академии наук во главе с доктором социологических наук, директором Центра социологии образования, науки и культуры Института социологии РАН Давидом Константиновским, которые провели по предложению Национального фонда подготовки кадров в 2004-2006 годах масштабное исследование в трех регионах России. Каким было это исследование, кто в нем участвовал и какие выводы удалось сделать? Отвечает Давид КОНСТАНТИНОВСКИЙ.

– Давид Львович, вы работали в трех регионах – в Самарской и Воронежской областях, в Республике Чувашия. Почему снова именно эти субъекты Российской Федерации попали в поле зрения социологов?

– Все очень просто. Это три пилотных региона, в которых постоянно идут всяческие эксперименты, там для этого есть система финансирования. Такой же экспериментальной областью совсем недавно была Ярославская, теперь ее заменила Воронежская. Кстати, на конкурс по проведению исследования подали документы 59 регионов, но были отобраны девять, в трех оно уже проведено. Исследования по нашей методике проводятся сейчас и в других регионах. Мы надеемся получить не только объективную картину того, что есть, но и дать рекомендации относительно того, как изменить ситуацию в лучшую сторону, какие меры для повышения доступности образования предпринять. Когда появится общая картина по стране, мы увидим, как интересы регионов соотносятся с общей ситуацией. Во всяком случае, мы уже знаем, что в богатой Самарской области уровень доступности образования оказался самым низким. Зато в Чувашии почти советский подход к образованию и доступность его относительно высока. Все зависит от того, что мы называем социальной базой, – от отношения людей друг к другу, поддержки, основанной на традициях. Нам интересно, чем закончится исследование в Калужской, Рязанской, Оренбургской областях, в Алтайском крае и других небогатых регионах.

– Как вы проводили это исследование, какие данные и у кого получали?

– Мы широко использовали метод интервью – опрашивали 1500 старшеклассников и родителей, организовывали дискуссии с учителями, руководителями школ и теми общественными организациями, которые в той или иной степени в своей деятельности связаны с системой образования. Конечно, нас интересовала статистика. В частности, данные об экономическом развитии региона – это определяет объем финансирования образования, о демографической ситуации – от этого зависит наполняемость школ сегодня и прогнозы на будущее. Могу сказать, что работа была очень нервной и трудной. Получая те или иные результаты, зачастую не удавалось сохранять спокойствие.

– Что ж это за результаты, которые так волновали?

– Одно дело предполагать, что общее качественное образование доступно в стране не всем, а другое дело в этом убедиться на практике. В наши руки попадали данные, которые позволяли делать однозначный вывод: если неравенство, заложенное на старте жизненного пути большого количества юных россиян, не будет преодолено, если государство не предпримет срочных и продуманных мер, мы получим общество, расколотое и неоднородное, разобщенное по образовательному, а потом по имущественному и политическому принципу. Исследуя весь массив школ, мы разделяли их по математическому принципу на «кластеры» – группы, имеющие характерные черты: определенную квалификацию педагогов, определенное состояние материальной базы, качество знаний тех выпускников, которые позволяли им быть успешными или, наоборот, не успешными. Сначала мы выдвинули гипотезу о существовании таких кластеров, а уже потом на практике она подтвердилась. Хотя меня волновало, будут ли кластеры отличными друг от друга, действительно ли разные дети учатся в разных кластерах. Ведь когда мы подключаем статистику, когда используем математические методы, то получаем объективную картину, не зависящую от нашего мнения. Нас, скажу прямо, сразу потрясла и взволновала определенная замкнутость этих кластеров: разница между ними чрезвычайно велика – в зависимости от возможностей семьи ребенок попадает в ту или иную группу, и это потом определяет всю его судьбу. То есть изначально социокультурный барьер, материальное положение семьи, место жительства, уровень образования родителей определяют, в какую группу общества после окончания школы попадет ребенок, какое образование он получит и как трудоустроится. Мы сколько угодно можем говорить о том, что шансы быть успешными есть изначально у всех, но исследование показывает, что это далеко не так.

– Как же разделяются школы по кластерам?

– Всего было восемь кластеров: первый был самым слабым, восьмой – самым сильным. В первый попали школы, где две трети отцов работают в промышленности, матери в основном работают, имеют высшее образование около 30% родителей; в восьмой – школы, где 12% отцов работают в промышленности, 11% – руководители, всего 8% матерей заняты физическим трудом. Понятно, что в школу, относящуюся к восьмой группе, ребенку из простой семьи попасть очень трудно, если не невозможно. Трудно пробиться в хорошую школу ребенку из села, потому что его родители, как правило, не имеют автотранспорта. Небогатые семьи отдают своих детей в те школы, что находятся вблизи дома, в то время как состоятельные – в любые престижные, поскольку могут обеспечить им доставку. В результате в слабых школах 90% учеников добираются на учебу пешком, а в сильных половина учеников доставляются на машинах или пользуются городским транспортом. В селе ситуация более сложная: бедным учащимся приходится довольствоваться тем, что есть. Богатые семьи имеют возможность отправлять своих детей в город к родственникам, определять их в интернаты престижных школ.

– А как же программа «Школьный автобус»?

– Она есть, но вопрос в том, куда везет этот автобус сельских школьников. Как правило, они едут в другую слабую школу, которая, может быть, чуть лучше укомплектована педагогическими кадрами и оборудованием. Такая ситуация возникает не потому, что чиновников заботит улучшение качества образования, а прежде всего экономия бюджетных средств. Оказывается, что содержать, как прежде, все сельские школы бюджет не в состоянии, а большинство родителей не в состоянии оплачивать обучение детей из своего кармана.

– Попадала ли в поле зрения ваших социологов плата за обучение в школах? Если да, то в какой мере установлена связь между платой и попаданием школьника в хорошую группу?

– Вопрос о деньгах, которые нужно платить за качественное образование на школьном уровне, чрезвычайно тонкий и деликатный. Как правило, никто из родителей не хочет его обсуждать. В бедных школах треть родителей все же признавались, что перебиваются с хлеба на воду, в богатых 13% говорили, что могут себе ни в чем не отказывать. Чтобы попасть в сильную школу, родители должны заплатить приличные деньги в качестве вступительного взноса. Вот он-то большинству семей не по карману, не по карману им и оплата дополнительных образовательных услуг. Для 34% родителей из слабых школ именно бесплатность образования самый важный аргумент при выборе учебного заведения, такого же мнения придерживаются лишь 3% родителей из элитных школ.

– Давид Львович, но ведь в элитные школы принимают детей не только в зависимости от кармана родителей, но и по способностям, по уровню подготовки. Скажем, в 10-й класс набор идет по результатам вступительных экзаменов. Неужели способный ребенок из бедной семьи не может показать высоких результатов на таком экзамене?

– Если учился в слабой школе, то будь он семи пядей во лбу, соревноваться с выпускниками элитных девятилеток не сможет. В большинстве случаев школы берут тех, кто силен, кто хорошо подготовлен, но так подготовить могут своих детей только состоятельные семьи или те бедные семьи, которые ставят себе такую цель и все заработанные деньги вкладывают исключительно в образование своих питомцев. Во всяком случае в советские времена 60% учащихся получали полное среднее образование. Сегодня этот показатель снизился, и весьма существенно. Основную школу у нас заканчивают 9 из 10 учеников. На всех этапах дети из бедных семей выжимаются из школы, их отправляют в учреждения НПО, или же они сами поступают в учреждения СПО. Отсев в школах раньше составлял доли процента, теперь он увеличился в несколько раз. Отсеиваются дети из нижних слоев общества. Школы по-разному решают свои проблемы: бедные – за счет приема всех детей из микрорайонов, богатые – за счет отбора учеников. Происходит селекция, неравенство в обществе начинается и усугубляется именно на уровне школьного образования, а сегодня и на уровне дошкольного. Давайте проанализируем, как складывается состав элитных школ. Детей берут в свой же детский сад, потом принимают в первый класс, затем доводят до выпускного. На каждом этапе, при переходе из класса в класс идет жесткий отбор. Как правило, школа всерьез озабочена именно этим отбором, а вовсе не серьезным повышением качества образования. Но отбор позволяет оставлять исключительно сильных учеников, они хорошо сдают единый госэкзамен, поступают в престижные вузы и создают определенный авторитет и славу своей школе, которая набирает других учеников, рекламируя себя за счет успеха своих выпускников. Тут не играет роли то, что большинство выпускников пользовались услугами репетиторов, подготовительных курсов или вовсе давали взятки для поступления в вуз. Кстати, в Самарской области услугами репетиторов пользуются 37% опрошенных, а в Чувашии только 8%. В целом перед поступлением в вуз репетиторов нанимают 32%, на подготовительных курсах занимаются 44% учеников хороших школ.

– Есть разница в выборе школ для бедных и богатых семей?

– Есть. Понимаете, есть школы, которые предназначены сегодня не только для того, чтобы давать знания, но и удерживать детей от улицы, как-то, хотя бы минимально, их социализировать. Попробуйте закрыть такие школы, объявив, что они не дают качественного образования, а потому не нужны, и вы сразу получите на улице множество подростков, которые создадут проблемы всему обществу, всему государству. Разные семьи по-разному подходят к выбору школы. Состоятельные готовы идти на расходы, оплачивать обучение и дополнительные образовательные услуги, возить ребенка в хорошую школу, потому что связывают будущую карьеру с хорошим образованием, 99% их питомцев собираются поступать в вузы. Бедные согласны водить ребенка в ближайшую к дому школу, где к нему будут относиться по-доброму, с душой, создавать ему благоприятную психологическую обстановку, ведь 41% таких семей понимают, что после окончания школы их дети пойдут на работу. Но одинаково и те и другие семьи (72%) хотят, чтобы ребенок с удовольствием ходил в школу, чтобы там не было подростков с дурными наклонностями (59%), чтобы в классе была доброжелательная обстановка (66%). И кстати, только 16% родителей абсолютно удовлетворены тем образованием, которое получает их ребенок. Я думаю, что плохие школы, как это ни парадоксально, закрывать не следует, нужно думать, как их перепрофилировать, как их переназвать, как поощрять те школы, которые, быть может, не дают супервысоких результатов обучения, но принимают всех и дают им шанс на получение образования. С другой стороны, убежден, что нужно пошире открыть двери в элитных и хороших школах, если они уж такие хорошие, то пусть дотягивают до определенного уровня и учеников из других, не только богатых и элитных слоев общества, пусть берут шефство над обычными школами, повышая там качество обучения.

– Можно ли выстроить модель межкластерного сообщества, которая могла бы до максимума довести доступность образования?

– Такой школы и такой модели быть не может – это великая мечта, к которой можно только стремиться. Вы можете увеличивать число хороших школ, можете подтягивать не очень хорошие школы к уровню хороших, вы можете предпринимать разные меры, тогда у вас повысится ресурс доступности к хорошему образованию. Причем увеличение этого ресурса отличается от ресурса, связанного, скажем, с увеличением добычи нефти. Открытие нового месторождения не увеличивает вашу доступность к нему, а вот увеличение количества хороших школ увеличивает доступность к хорошему образованию.

– Я имею в виду под увеличением доступности государственную политику помощи бедным школам, которые в ней нуждаются, и оставление, может быть, без такой помощи богатых школ, которые могут справиться и без такой помощи.

– Согласен с тем, что поддержка школ и поддержка учеников должны быть адресными. Тут не может быть мер поддержки, одинаковых для всех. Деньги следуют за учеником – замечательно, но если это так, то в областном центре есть шанс для выбора школы, но куда последуют деньги за учеником на селе, где есть одна школа, какой тут может быть выбор? Значит, сюда нужно направить больше средств, предложить иную программу, чем для городской школы. Мы на это делаем основной упор, считая, что поддержка школ должна быть конкретной. Наше исследование – первый шаг в формировании образовательной политики в государстве по повышению доступности образования для всех слоев общества. Надеюсь, за ним последуют и другие шаги.