Непедагогическая поэма

“С завтрашнего дня все снова будете жить в интернате”, – сообщила семерым братьям и сестрам женщина, которую они десять лет называли мамой.

Так был расформирован семейный детский дом супругов Стамбул из Оргеевского уезда. Причиной такого решения, согласно заявлению супругов, явилась задержка выплат пособий на детей.

Начало и расцвет движения, связанного с открытием семейных детдомов у нас, в Молдове, как и во всем Союзе, пришлось на начало девяностых годов. Обласканные государством и обществом, семейные детдома росли как грибы после дождя, и в течение нескольких лет возникло более сорока таких домов, что для маленькой Молдовы даже на фоне России, Украины и Белоруссии было рекордом.

Решение супругов Стамбул из Кагула создать свой семейный детдом было встречено с особым одобрением: Лариса Никитична и Николай Николаевич – педагоги, и этим все сказано. К тому времени у них в семье росли трое собственных детей (сейчас их уже четверо), а взяли они еще одиннадцать чужих (ко времени описываемых событий четверо ребят покинули дом – кто поступил в ПТУ, кто уехал за границу на заработки). Самому младшему, Мише, было в то время чуть больше двух лет, старшей, Алене, – двенадцать. Не секрет, что интернатские дети не подарок и не сахар, так как и здоровьем не блещут и хорошими манерами не отличаются, плюс к тому же шлейф наследственных пороков и болезней, без которых редко кто из них обходится, поэтому и помогали Стамбулам, чем могли. А могли многое. Так, стараниями местных властей к их дому была сделана пристройка, практически еще один дом, но вскоре супруги изъявили желание перебраться поближе к Кишиневу. Аргумент был вполне убедительным: детям надо дать хорошее образование, учить их музыке, изоискусству, и близость к Кишиневу просто необходима. Место было выбрано благодатнейшее – село Иванча, что в 30 километрах от Кишинева. Получить участок в Иванче и в те времена было практически невозможно, но тем не менее Стамбулам выделили 36 соток земли. Конечно, с учетом их большой семьи и благородных душ. Так как в те годы строительство дома из-за полного дефицита стройматериалов было актом почти героическим, Детский фонд, перед которым тогда открывалась любая дверь, взял на себя практически все строительные заботы. И не только.

Просили, выколачивали, уговаривали, добиваясь дефицита без положенных налогов, и все с одним “знаменем”, на котором были начертаны интересы и будущее одиннадцати сирот. К примеру, один из банков выделил Стамбулам солидную беспроцентную ссуду, а потом и вовсе простил ее. Да только ли это! Так как в Иванче питьевая вода – большая проблема, местные власти построили практически во дворе дома прекрасный артезианский колодец, откуда вода по трубам закачивалась в дом. Ну а сам дом, многокомнатный, с местным отоплением на жидком топливе (тоже подарок спонсоров), смотрится ничуть не хуже “хижин” нынешних “крутых”. Перечисляю эти детали вовсе не из любви считать деньги в чужом кармане, а чтобы подчеркнуть очевидное: дом строился “всем миром” в расчете на то, что хотя бы до совершеннолетия приемные дети будут обеспечены жильем и всем необходимым. На необходимое тоже не скупились: продукты завозили машинами, детей обували и одевали из гуманитарной помощи вплоть до расформирования семейного детдома. Кстати, помощь шла и после расформирования оного, по старой привычке, и Стамбулы от нее не отказывались.

Не думаю, что в этой истории гром грянул среди ясного неба: первые тучи, постороннему глазу не очень заметные, судя по всему, появились давно, а может, присутствовали изначально, но и органы опеки, и сотрудники Детского фонда даже мысли не допускали о том, что в доме, где “пишется” своя “педагогическая поэма” (данная метафора – находка некоторых местных СМИ), может происходить нечто, на “поэму” не похожее. Хотя первые тревожные звонки уже были. Референт Детского фонда Анна Федоровна Спыну вспоминает: “Побывали мы как-то в том же районе в семье Онофрей, где воспитываются двенадцать приемных детей. Спросила я у родного сына Онофрей, сколько у него сестер и братьев, и мальчик, старательно загибая пальцы, перечислил всех – и родных, и приемных. Потом мы заехали к Стамбулам, и я задала аналогичный вопрос их сыну.

“У меня две сестрички”, – ответил он.

“А остальные?”

“Остальные – сироты”.

Это верно, что от людей на деревне не спрячешься, там все примечают. Как, к примеру, примечали, что приемыши Стамбулов целый день прашуют гектар выделенной семье земли, имея при себе лишь бутылку воды. Все село знает, что незадолго до расформирования семейного детдома мальчишки залезли в соседский погреб и обчистили его, но многие при этом подметили, что неголодный ребенок вряд ли станет воровать компоты, картошку, чтоб потом испечь на костре. Из слов же Ларисы Никитичны выходило, что дети все делали по злому умыслу. “Вы их еще не знаете”, – обронит она в разговоре.

Когда районные власти узнали о решении супругов Стамбул расформировать семейный детдом, а детей отдать в интернат, собрали большой совет, пригласили Ларису Никитичну (все дела в семье решает она) и твердо обещали ей, несмотря на все нищенство, изыскать возможность и вернуть задолженность по пособиям, а дальше платить вовремя, но она категорически отказалась оставить детей в доме. “И пошли они, солнцем палимы”, унося с собой пару сеточек и кульков, где на всех семерых было им выделено аж четыре полотенца. С июня прошлого года дети находятся в одном из интернатов республики, трое из них, закончив девятилетку, поступили в ПТУ, остальные продолжают учебу. Я спросила у Ларисы Никитичны, навещала ли она за это время ребят. Ответ был весьма лаконичным:

– А почему я должна их навещать?

Да, это правда, государство и местные власти устроили семейным детдомам настоящую блокаду, не выплачивая своевременно пособия на детей и зарплату родителям-воспитателям. И Лариса Никитична, не получавшая несколько месяцев положенных денег, тысячу раз права в своих требованиях. И все-таки, и все же… Сегодня тяжко всем семейным детдомам, и особенно тяжко родителям-воспитателям, вынужденным унижаться, выпрашивать положенные по закону копейки, выслушивать циничное: “Я вас не заставлял брать чужих детей”. Совершенно очевидно, что власть бессовестно эксплуатирует порядочность и совестливость “держателей” семейных детдомов. Все это так, но тем не менее ни из одного из тридцати трех семейных детдомов, имеющихся сегодня в Молдове, – ни из одного! – приемных детей не выпроводили в никуда. Педагоги Стамбул это сделали первыми. Хочется надеяться, что первая “ласточка” единственной и останется, и для такого оптимизма есть основания: знаю десятки примеров, когда родители-воспитатели стали родными для своих приемных детей и ведут их, уже взрослых, и дальше по жизни, выдают замуж, женят, учат. Яркий тому пример – семья Красниковых из Григориополя, о которой в свое время писала “УГ”, где под одной крышей нашли родительское тепло и любовь более двадцати приемных детей. А может, в конечном счете все дело даже не в деньгах, а в тех нескольких фразах, которые в сердцах обронила Лариса Никитична?

– Одиннадцать чужих детей под крышей вашего дома – что это было для вас? – спросила я у нее.

– Работа, – последовал ответ. Иными словами, служба. Как же не понять женщину, вынужденную десять лет подряд терпеть постоянное мелькание перед глазами чужих детей? Одно дело, когда мелькают свои, родные, или ставшие таковыми, и совсем другое – когда чужие.

Но, право же, строки эти пишутся не для того, чтобы устыдить супругов Стамбул: надо ставить перед собой реальные задачи. Волнует другое. Нормально ли такое положение, когда судьба воспитанника семейного детдома зависит только от доброй или недоброй воли родителей-воспитателей? В существующем же в нашей республике “Положении о семейных детских домах” права их воспитанников никак не оговорены. Думается, по той причине, что таковых прав у них просто нет. Принятый еще в романтические советские времена и практически никак не приспособленный к нынешним, жестким, данный документ никак не учитывает ситуаций, подобных возникшей в семье Стамбул. Не случайно же он постоянно под рукой у Ларисы Никитичны, и как только заходит речь о том, что надо хоть чем-то поделиться с отверженными детьми (по словам сотрудников Детского фонда, семья за счет спонсорской помощи была обеспечена мебелью, постельными принадлежностями и т.д. на много лет вперед), она открывает “положение” и задает свой коронный вопрос: “А где об этом написано в документе?” В настоящее время в суде Оргеевского уезда рассматривается иск в пользу детей, все полны желания помочь им, но одного желания, как известно, мало, а на какие документы будет опираться суд – неизвестно. Нет сомнений, что аналогичные ситуации возникают сегодня практически во всех странах СНГ, в том числе и в России, значит, есть над чем подумать коллективно: у поговорки “Ум хорошо, а два – лучше” вряд ли появилась альтернатива даже в наше жутко новаторское время.

А ничейные “стамбулята” ничего у своих небиологических родителей не просят и не требуют. Ушли, в чем были, взяли, что дали, и при этом считают себя во всем виноватыми – так им внушали все годы. Они просто хотят домой, и это еще один контраргумент Ларисы Никитичны.

В прежние времена “государственных детей”, случалось, и красной икрой кормили, и развлекали, и на экскурсии возили, а они все равно убегали из интернатов и детдомов – на родные пепелища, к родителям-алкоголикам. Дети Стамбул не помнят других родителей, потому что выросли при этих. По ним и тоскуют. В доказательство своей правоты – “Если я такая плохая, почему они хотят вернуться сюда?” – Лариса Никитична показывает пачку писем от детей. Они пишут, что очень скучают, просят у родителей прощения за то, что не всегда вели себя хорошо, а на последней страничке – два рисунка: коровы и поросенка. Под ними подпись: “Это наша корова, а это наш поросенок Василика”. “Наши” – конечно, не в смысле “наша собственность”.

Майя ИОНКО

Молдова