Недетская эротика,. или Много шума из-за «Сна в летнюю ночь»

Столичные меломаны ждали премьеры оперы Бенджамина Бриттена «Сон в летнюю ночь» – копродукции Английской национальной оперы в Лондоне и Московского музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко – с нетерпением.

Однако, как оказалось, не только они: интерес к ней широкой публики невольно подогрело скандальное письмо, адресованное протоиерею Всеволоду Чаплину и главе Департамента культуры Москвы Сергею Капкову. Оно стало поводом для обвинения театра в пропаганде «педофилии, гомосексуализма и наркомании». И хотя выяснилось, что подписавшейся «от имени родителей детского хора» театра Светланы Хасановой не существует и настоящие родители ребят, занятых в спектакле, были осведомлены о вольном содержании некоторых сцен, анонимный сигнал был принят наверху. К счастью, власти запрещать спектакль не стали и лишь оставили в силе возрастной ценз, установленный самим театром, – опера Бриттена не рекомендована к просмотру детям до 14 лет. Мы решили разобраться, что представляет собой постановка, и отправились на премьеру.Сухая геометрия члененных пилястрами стен с чинными рядами окон, надпись над крыльцом «Boys», пустой двор с мусорными баками. Это привилегированная школа для мальчиков конца 1950-х. Все чопорно, все пристойно – и учителя Титания с Обероном, и одетые в строгие темные костюмы с эмблемой школы мальчики, вышагивающие, словно роботы, неспешными размеренными рядами. Но какие страсти кипят здесь, становится ясно, когда, словно вырвавшись из подсознания пришедшего сюда накануне свадьбы взрослого Тезея, они обретают воплощение в его сюрреалистическом полувидении-полусне. В его видении присутствует и он сам в школьные годы – правой рукой Оберона Пэком (Иван Дерендяев). Лишь недавно любимчик, он страдает, видя, как его вытесняет маленький соперник.А еще тут есть две юные пары, в которых только что проснулось либидо, и они путаются, не зная, кого выбрать для излияния обуревающего их нового ощущения. И учитель Оберон, испытывающий к маленькому ученику отнюдь не педагогические чувства и пытающийся вырвать его из-под строгой опеки Титании. Да и с ней его связывают совсем не платонические отношения, что не мешает Оберону подтолкнуть компаньонку к измене, коварно подсунув ей травку – сигарету с марихуаной (у Шекспира это волшебный сок). По контрасту с сомнамбулической фантазией школьная обслуга на свадьбе Тезея разыгрывает спектакль о самоотверженной любви Пирама и Фисбы, превращая трагедию в фарс.Но при всей откровенной чувственности спектакля причин поднятого накануне премьеры скандала я не поняла, ибо и «Сон в летнюю ночь» Шекспира, послуживший основой либретто для оперы Бенджамина Бриттена, для детей явно не предназначен. Его сказочная форма лишь облекает мысль, что «любовь зла, полюбишь и козла», который здесь, правда, заменен ослом, причем не в переносном, а в буквальном смысле.К счастью для Шекспира, он жил в эпоху, когда гуманистические идеалы взяли верх над церковной догмой, а в жизни можно было встретить как любящих супругов, сохранявших платонические отношения, так и то, что мы, сохраняя верность социалистической морали, трактуем как извращения. Если следовать этой логике, то надо было бы запретить не только «Ромео и Джульетту» за совращение несовершеннолетней, но и почти все произведения античных авторов, в которых встречаются не только случаи инцеста, но и сам владыка Олимпа то и дело превращается для соблазнения бесчисленных девушек то в быка, то в лебедя, то в золотой дождь.Но если серьезно, Шекспир (или автор, скрывшийся под этим именем) ведь не только смеха ради свел вместе героев из разных миров – античных мифов, рыцарских романов Средневековья, «Метаморфоз» Овидия, итальянских новелл Возрождения, народного фольклора бриттов. А еще и самодеятельную труппу мастеровых – своих современников из простонародья с говорящими именами вроде Пня и Рыла, решивших усладить сиятельную особу в день его бракосочетания «высокой» любовной трагедией. Персонажи этого странного ансамбля оказываются теснейшим образом связаны прежде всего потому, что выражают собой идею любви в разнообразных ее проявлениях во все времена.Творя в эпоху королевы-девственницы, Шекспир, как и другие елизаветинцы, ринулся ниспровергать схоластические нормы Средневековья, закладывая основы иных нравственных принципов и создавая новые английскую литературу и театр. Вероятно, это время было чем-то сродни тому, в котором Бенджамин Бриттен создавал свою оперу – в канун шестидесятых годов XX века с его мощнейшим движением за права человека, толерантностью и охватившей мир сексуальной революцией с ее мыслью, что зло победит только любовь. Композитор отныне мог не скрывать своей нетрадиционной сексуальной ориентации – его другом и постоянным спутником жизни был тонкий музыкант, певец и либреттист почти всех опер Бриттена Питер Пирс. Не потому ли выбор композитора пал на «Сон в летнюю ночь»? Не потому ли в ней, даже не в содержании, а в самой музыке, столько личностного, интимного, довлеющего тягостными воспоминаниями и неожиданно взрывающегося вульгарно-площадным юмором?Если говорить о поводе, из-за которого некто пытался добиться запрещения оперы, то, вероятно, это довольно откровенная пантомима в сцене Пирама и Фисбы, где ремесленник-«актер», увидев пышный зад наклонившейся героини, настолько им впечатляется, что совершает не предусмотренное сценарием действо. Однако на фоне телевизионных эротических сцен этот фрагмент кажется сущей детской забавой и вряд ли может всерьез смутить чью-то нравственность.Премьера – результат совместной работы труппы московского театра и английской команды во главе с дирижером Уильямом Лейси и режиссером-постановщиком Кристофером Олденом (опера, кстати, уже шла в прошлом сезоне на лондонской сцене и была номинирована на престижную театральную премию имени Лоуренса Оливье). И хотя я не являюсь поклонницей модной тенденции перенесения действия в наши дни, изменения, внесенные в сюжет оперы, мне показались оправданными.Впечатляют и постановка с разгорающимся и затихающим пожаром (Пэк в отчаянии поджигает школу), и выразительная сценография со всей угрюмостью антуража, разрушаемой лишь яркими нарядами ремесленников-театралов (художник-постановщик Чарлз Эдвардс), и, конечно, музыка оперы с насыщенностью музыкальных тем. Чего стоят только звучание воздушного мира эльфов в исполнении детского хора, изысканные фиоритуры колоратурного сопрано Титании (Дарья Терехова) и необычный тембр – контратенор – в партии Оберона (Олег Безинских), звучащий словно голос певца-кастрата шекспировской эпохи. И рядом пародия на итальянскую оперу-буфф с необычайно выразительными комическими партиями ремесленников – подчеркнутая «ишачьим иканием» ария превращенного в осла Основы (Антон Звонарев), нарочито фальшивящий в образе Фисбы Флейта (Томас Баум).Опера настолько ярка и необычна для московской сцены, голоса свежи и красивы, оркестр близок к идеалу, все это настолько цельно, стильно, неожиданно, что овации в финале вполне заслуженны. Думаю, этой премьерой театр не разочаровал и тех зрителей, кто пришел, привлеченный поднятым вокруг нее шумом.