На чтение: ≈ 10 мин.Замечено, что особенно бурно развивается литература в переломные эпохи. Что ее расцвет – признак гибели одного государства и рождения другого. В России так было в начале нашего века, и сейчас, на рубеже тысячелетий. В Интернете- литературное море разливанное. Внимание критика Дмитрия Крылова (США, Вашингтон) привлекли три имени в нынешнем литературном потоке. Каждый из писателей нашел своеобразный взгляд на происходящее сейчас, по-своему осмысливает его.
“Конец века” по Олегу Павлову
Есть литература ласковая. Она уводит читающего от жизни и стелит мягко. Уводит далеко и стелит так мягко как не бывает в жизни. Рассказ Олега Павлова “Конец века” О. Павлов. “Казенная сказка”. М.: Вагриус, 1999 – прямая противоположность. Его сюжет жесток, герои настоящие, а диалог срывается в крик, в истерику. Это литература оголенного нерва, исступления на грани болевого шока. Традиция, которая пронизала русскую литературу на века. Путь, который проторили Солженицын, Достоевский, Аввакум.
В событийную основу рассказа легли случаи с бездомными, которых, наверное, было много в Москве, во всяком случае о них печатали в газетах. Печатали, вряд ли подозревая, что повторяют, по сути, библейский сюжет. Неудивительно, Евангелие в журналистике вспоминают разве что в связи с походом главы государства в церковь, никак не в связи с бомжами.
Духовная история народа, как показывает происходящее на наших глазах, вовсе не прямая линия. Она обладает цикличностью, возвращаясь к одним и тем же основам. Этот рассказ – попытка вернуться к человеколюбию. И если пасхальные рассказы Куприна (“Инна”, “По-семейному”, “Пасхальные яйца”) наполнены весенним дыханием надежды, то у автора “Конца века” пасхальный сюжет разворачивается под морозное Рождество, когда нет еще ни одного признака перемены к теплу. Это литература безнадежности. Или так только кажется?
Слог автора дышит удивительно широко, звучание рассказа вдохновенно, как ни в одном современном тексте “ласковой” литературы. Так, значит, у автора была надежда, значит, он хотел донести ее, если сумел взять такое свободное дыхание…
Уходя целиком в психологизм, если не в физиологию переживания, автор заряжает рассказ верой. И требует от читающего соизмеримого нервного напряжения, чтобы ее разделить. Требует отхода от общепринятого. Или по крайней мере жестоких вопросов к самому себе. Тех самых, на которые нет ответа. Или так только кажется?
Кончился век, но кончилась ли история, не поспешили ли объявлять ее окончание? Возврат к истокам всегда предвещает новый толчок вперед. И если существует спрос на ласковую литературу, ту, которая достаточна для чтения перед сном в будние дни, то должна быть потребность и в литературе яростной. Той, которой необходимо посвящать все воскресенье. Это не вызывает сомнений. Это закон духовной истории народа и его литературы.
Миры Владислава Отрошенко
В. Отрошенко. “Новочеркасские рассказы”. Интернет-журнал “Русский переплет” (www. pereplet.ru).
Владислав Отрошенко с русского юга. Не с того курортного, куда ездили поваляться тюленем на пляже или скупить сочный виноград за столичные рубли, а с настоящего, незасиженного, вольного донского и необузданного. Там живут дурачок Троня без возраста, рыжий латыш, занимающийся гантелями в полуподвале, поповна Анюта, лицо которой от рождения прекрасно, но обезображено шрамом…
В его Новочеркасске бабы приходят гадать на жабах о жизни и смерти, а счастье на год вперед залеплено бабушкой Анной в вареник. Там живет Мая, игравшая в карты на поцелуй в ночной беседке, и бубнящий Лесик, пьяница и начальник кинотеатра на Крещенском спуске.
Эти рассказы хочется перечитывать, пересказывать, хочется самому поехать в тот самый Новочеркасск и там отыскать героев, войти в удивительную игру южной жизни…
И, конечно, обмануться. Ведь пишет Отрошенко о Новочеркасске, но силу его проза берет не из обстоятельств жизни южного городка, в котором, может статься, вовсе и нет таких людей и не сплетаются события с такой пленительной легкостью. Сила этих коротких – на полторы-две странички рассказов в том, что за ними стоят глубина мысли и уникальная по своей меткости описательность. Сила в языке, необыкновенно свободном и плодородном, как южная почва, порождающая с одинаковой щедростью пьяный виноград и поразительные таланты.
Сила в угаданных чертах повседневности, не выложенных поскорее на продажу в форме сырых наблюдений, а перевоплощенных в свой чудесный мир, в который не доехать на поезде и пешком не дойти, потому что мира этого нет. Нет, скорее всего, Маи, нет Трони, Фирса, попа и попадьи. Нет как точек в пространстве и времени, но которые существуют на другой, общечеловеческой карте достижений творческого видения. Дверь туда приоткрыта в “Новочеркасских рассказах”.
Литература на скорую руку
В. Пелевин. “Generation “П”. М.: Вагриус, 1999.
Что получится, если к восточной философии добавить игривый пессимизм советского баловня судьбы, замешать на политике, сыпануть матерщины и подпустить английского с сомнительной грамматикой? Да еще для верности мухоморов, кокаина, водок шведских и русских, стряхнуть на это пепел бесконечных сигарет, которые курит лирический герой. Отругать американцев и отметиться у чеченцев. Бабахнуть парой взрывов и побряцать “АК-74” и, ничтоже сумняшеся, объявить это все выдумкой, иллюзией, которую создают работники рекламы и PR…
Вот рецепт романа Виктора Пелевина. Конечно, неполный, ведь фантазия без границ и растекается безгранично, и за ней мне, пожалуй, не угнаться… Хотя об одном еще следует сказать. О литературном обаянии автора, на котором и сварен этот “суп” для быстрого утоления литературного голода.
Можно говорить о творческих задачах Пелевина в этом романе, о его герое Татарском, который призван олицетворить приходящее к власти поколение. Да нет же, скажут мне, не олицетворить, а лишь намекнуть на него. Нашептать эдак сладко и по-свойски, что все мы люди и зачем вообще что-то олицетворять, прояснять и решать для себя… Кто этим сейчас занимается.
Так я и поступлю с этим романом. Не буду в нем разбираться и отмечу лишь его коммерческий успех, волей или неволей достигнутый автором, так запросто и изящно увенчавшим себя в концовке титулом… как-то даже и не вспомнить точно, как титул называется. Лезут в головы пелевинские “ручки сцепления” в его “мерседесе”, перевернутые разделители в названии компьютерных директорий, еще какие-то мелкие неточности, но ведь не важно, что это по недосмотру редактора Шубиной или как там ее фамилия… Так о чем же я?
О самокороновании в мире своих же иллюзий. О том, на чем и держится все обаяние Виктора Пелевина. Я прекрасно понимаю, что скажут: “Да ведь все искусство таково!” Да что искусство, вся жизнь такая, у нас теперь все на “п”, уверуй только в собственный успех, и вот он уже в кармане, как тридцать тысяч долларов в трех бумажных конвертах за написанную с похмелья ахинею…
Нет у меня права настаивать на том, что роман этот пустой и праздный, что написан он из каких угодно, только не творческих побуждений и что к литературе не имеет отношения. Я просто дам предостережение тем, кто склонен к легкому внушению. Ну а тем, кто уже свято верит в красные мухоморы и белые “мерседесы”, пожелаем хотя бы осведомиться, где у последних ручка тормоза.
Дмитрий КРЫЛОВ
Выбор читателей
Комментарии