Не сон и не покой. Тургенев и Пушкин

Молодой человек спешил. Он был высок ростом, широк в кости, франтовато одет. Красивая крупная голова высоко поднята. Это был студент третьего курса филологического факультета Санкт-Петербургского университета Иван Тургенев. Он впервые получил от профессора русской словесности Петра Александровича Плетнева приглашение на литературный вечер.

Плетнев всегда был открыт для друзей, добр и приветлив со всеми. Он уже успел подбодрить молодого человека, написавшего пятистопным ямбом драму «Стенио». В ней нельзя было не заметить подражания «Манфреду» Дж. Байрона, за что Петр Александрович публично пропесочил начинающего поэта на лекции, не называя, однако, его имени-фамилии. А потом, встретив Тургенева возле университета, сказал-таки, что в нем «что-то есть!». И вот теперь студент шел в дом на Фонтанке, у Обухова моста, где в то время жил Плетнев. Боясь опоздать, студент быстро вошел в переднюю комнату и неожиданно столкнулся здесь с невысоким человеком. Тот был уже в шинели и шляпе, собираясь уходить. Шинель и шляпа помешали молодому человеку узнать его. Тургенев спешил, впопыхах он не сразу сориентировался в новой обстановке. Между тем гость, прощаясь с Плетневым, звонко воскликнул: «Да! Да! Хороши наши министры! Нечего сказать!». Отзвучал и замер его смех, невысокий человек исчез из передней раньше последнего звука. Как скоро вошел сюда торопившийся на литературный вечер студент, так скоро вышел таинственный посетитель. Тургенев успел рассмотреть лишь его белые зубы да живые, быстрые глаза. Много лет спустя он напишет: «Каково же было мое горе, когда я узнал потом, что этот человек был Пушкин, с которым мне до тех пор не удавалось встретиться, и как я досадовал на свою мешкотность!»

Досада эта осталась надолго, заставляя время от времени вспоминать мимолетную встречу. Тургенев был счастлив тем, что судьба столкнула его с кумиром. И страдал, мучился, оттого что из-за своей неуклюжести не познакомился с ним, не перекинулся ни одним словом, не выразил ему благоговения, распиравшего его. Даже не рассмотрел Пушкина хорошенько!

Судьба словно услышала сетования Тургенева. В эту же зиму снова привелось ему увидеть поэта, которого он на этот раз превосходно рассмотрел. Лицо было встревоженное, без тени улыбки. На нем застыла тревога, пасмурность зимнего дня. Шел утренний концерт в зале Энгельгардтов. Впоследствии Тургенев так опишет поэта во время второй – и последней – встречи: «Он стоял у двери, опираясь на косяк, и, скрестив руки на широкой груди, с недовольным видом посматривал кругом. Помню его смуглое небольшое лицо, его африканские губы, оскал белых крупных зубов, висячие бакенбарды, темные желчные глаза под высоким лбом почти без бровей и кудрявые волосы…».

На этот раз не могло быть и речи о том, чтобы заговорить с ним: поэт явно не расположен к беседе. Глаза его искрились не то злобой, не то грубой насмешкой. Через несколько дней Тургенев прочтет объявление: «Наталья Николаевна Пушкина, с душевным прискорбием извещая о кончине супруга ее, Двора его Императорского Величества Камер-Юнкера Александра Сергеевича Пушкина, последовавшей в 29-й день сего января, покорнейше просит пожаловать к отпеванию тела его в Исакиевский Собор, состоящий в Адмиралтействе, 1-го числа февраля в 11 часов до полудня».

После смерти отца гибель Пушкина стала новым потрясением для Тургенева, только-только начинавшего свой путь в литературу. Общие чувства выразил тогда В.А.Жуковский: «Никогда на этом лице я не видел ничего подобного тому, что было на нем в эту первую минуту смерти. Это было не сон и не покой. Это не было выражение ума, столь прежде свойственное этому лицу; это не было также и выражение поэтическое! Нет! Какая-то глубокая, удивительная мысль на нем развивалась, что-то похожее на видение, на какое-то полное, глубокое, удовольствованное знание. Всматриваясь в него, мне хотелось у него спросить: «Что видишь, друг?». И что бы он отвечал мне, если бы мог на минуту воскреснуть? Вот минуты в жизни нашей, которые вполне достойны названия великих. В эту минуту, можно сказать, я видел самое смерть, божественно тайную, смерть без покрывала…

Мысль поэта, отмеченная на смертном одре Жуковским, не исчезла бесследно. Тургенев в числе других подхватил ее, развил и создал на надежной основе замечательные произведения.