Не послушаешься – отвечай

ГАЦТК имени С.В.Образцова представил премьеру – спектакль «Белая уточка» режиссера Бориса Константинова. Нечастый на сцене славянский хоррор, притом очень удачный. Князь, молодая княгиня (она же белая уточка), утята и ведьма – вот, собственно, главные герои действа.

Строго говоря, страшного, даже жестокого, в славянском – уже русском – фольклоре предостаточно. Другое дело, что поставить подобное не каждый режиссер решится и сможет. В данном же случае получилась, с одной стороны, страшная сказка, с другой – поучительный рассказ, какой бывает в каждой истории наших предков. Все в спектакле одновременно дивно и условно, как того требуют законы театрального действа. Вся история разворачивается на зеленом холме, болотистом, покрытом красными ягодами. Красный, зеленый, черный – главные цвета спектакля, то же можно сказать о костюмах (отдельная благодарность Наталии Корниловой). Льняное одеяние на героях – князе и молодой княгине, зеленая ткань ниток, из которой свяжется тот пруд, в котором будет плавать с детками белая уточка. Жизнь – искушение – огненная, разрушающая все живое стихия, колдовство чар – смерть – и снова жизнь и спасение – кольцо повествования.

Природная, стихийная гамма подчеркивает языческую составляющую сказки. Только-только вышла замуж за князя молодая княгиня – смешливая, ироничная, как супруг должен покинуть дом, чтобы позже в него вновь вернуться. Никаких наказов князя супруга не выполняет, конечно: «Высокого терема не покидай, худых речей не слушайся, с дурными людьми не ватажься!» И княгиня дает слово: «Обещаю все исполнить», но нарушает. «Если данное слово нарушено, приходит неумолимое наказание, и не важно, кто ты – взрослый или ребенок. В сказках всегда раскрывается жизненный урок, это первооснова сказки – через испытание подготовить к законам жизни», – говорит режиссер спектакля заслуженный деятель искусств РФ Борис Константинов. А уж если нарушила, отвечать самой придется, а здесь мы уже имеем дело с искушением.

Смерть не плачет, не смеется,

В руки девицу берет

И, как полымя, несется,

И трава под нею гнется

От избушки до ворот.

(Н.Заболоцкий)

Молодой княгине, конечно, в одиночестве тяжко и скучно: и супруга дожидаться, и одной в реченьке купаться. Тут как тут злая ведьма со сладкими речами. Что худого, если по саду пройтись или в прохладную водицу войти? Ничего, вот только княгиня начисто забывает все наказы супруга и слушает совершенно незнакомого человека. К слову, на образе ведьмы нужно остановиться подробнее. Ведьма – это черная вороница, чье длинное оперение искусно, дьявольски, окутывает молодую княгиню и уводит ее в воду – в погибель:

Манят тени, манят духи,

Шепчут дьяволы: «Ты – наш!»

(В.Брюсов)

Недаром окрас птицы ассоциировался у древних славян не только со смертью, но и с мудростью. Все же искушает вороница-демоница княгиню очень умело. Другое дело, что счастья от этого никакого (тут уместно вспомнить стихи-перевод Д.Мережковского):

…от несчастья никуда, –

Тот, кто Ворона увидел, –

не спасется никуда,

Ворона, чье имя:

«Никогда».

Превратилась княгиня в белую уточку, вывела утят и в конце концов, конечно, спасла и себя, и детей, и супруга:

– Кря, кря, мои деточки!

Кря, кря, голубяточки!

Погубила вас ведьма старая,

Ведьма старая, змея лютая,

Змея лютая, подколодная;

Отняла у нас отца родного,

Отца родного – моего мужа,

Потопила нас в быстрой реченьке,

Обратила нас в белых уточек,

А сама живет-величается!

Вся страшная история полна песен, заклинаний, магии предметов бытового обихода. В спектакле много символики: красные ягоды, что с наслаждением вкушает княгиня, на болотистой кочке – снова знак искушения, сундук, куда с могильным грохотом и стуком проваливаются герои, или вороница утаскивает князя. То история поединка жизни со смертью, процесс инициации, так характерный для языческих культов, неотвратимости наказания при нарушении определенного свода правил.

К одному из интересных приемов спектакля следует отнести взаимодействие, даже игру, с маской, оперением черной птицы, и здесь воображение рисует картины всей театральной европейской культуры, от родной, славянской, языческой, сказочно-колдовской, до карнавальной, итальянской. В черных перьях просматривается не только символ смерти, но и дьявольского искуса, жестокости.

– А если это ложь, а если это сказка,

И если не лицо, а гипсовая маска

Глядит из-под земли на каждого из нас

Камнями жесткими своих бесслезных глаз…

(А.Тарковский)

Зачастую зритель так до конца не может понять, уловить тот самый момент, когда вороница-дьяволица превращается в молодую княгиню, настолько все неясно, непонятно, перетекающе одно в другое (живое в мертвое – и на­обо­рот). Однако зрелище одновременно завораживающе, страшно, но прекрасно (князь и сам не чувствует в ведьме иную стихию – жуткую, замогильную): «…бросилась к князю, целует, милует. Он обрадовался, сам руки протянул и не распознал ее».

Все равно, как ни прячься под личиной человека, страшный коготь останется. Живое и мертвое соседствуют настолько тесно, что отделить их порой невозможно: «По традиции дьявола представляют покрытым шерстью, с рогами, хвостом и крыльями, как у нетопыря. Но под звериной маской скрывается человеческое тело. Это, стало быть, не зверь в обличии человека, а скорее человек в обличии зверя, иными словами, волк в овечьей шкуре», – писал Карел Чапек. И все же только человек с живой душой способен исправить совершенные по недомыслию ошибки.