Не попасть бы в историю!

Заглянув в толковый словарь, любой может вспомнить, что историей может называться и действительность в ее развитии, движении, и сам ход этого развития, последовательность событий, и происшествие, событие как таковое, и связный рассказ об этом происшествии или событии, и прошлое, хранящееся в памяти. В принципе значений у слова и так довольно много, но сегодня, по наблюдению Вероники Чернышевой, автора опубликованной в «Независимой газете» статьи «Про то, как тема стала историей», «история через слово встречается в речи так называемой творческой интеллигенции», в богеме так называют «ситуацию», «вопрос», «проблему»… История с пометой «разговорное» – это все подряд, абсолютно все и даже сверх того». И во многом виноваты в этом журналисты.

Представители четвертой власти, кажется, убеждены, что их задача – творить историю. Но что они с историей творят!Чаще всего словом история заменяют такое же неопределенное по значению слово вещь – «нечто, предмет, явление, ситуация, какие-либо слова». Вот, например, Эвелина Хромченко в программе «Модный приговор» Первого канала, критикуя некий наряд, бросает: «Это достаточно непрактичная история…» В другом выпуске той же программы досталось от Эвелины туфелькам с ремешками вокруг щиколотки: «Перехлестные ремни – это история очень опасная для женщин низкого роста». Еще одно ее замечание: «Трикотаж, который выползает из-под тренча, – это не совсем комплиментарная история» (в скобках заметим: вещь действительно может как льстить хозяйке, так и дискредитировать ее) говорит о том, что происходит в определенной ситуации. Хромченко, чей лексический запас поражает своим богатством, а речь – остроумием и правильностью, употребляет это невнятное история, как будто держа в уме все, что может приключиться с дамой, не послушайся она советов профессионалов: все те истории, в которые она может попасть, которые могут с ней приключиться. Она воспроизводит слово история как клише, лаконично выражающее целый спектр мыслей.«Можно обои вообще в разнобой клеить, тогда другая история получится», – это уже замечание ведущей выходящей на НТВ программы «Квартирный вопрос» Натальи Мальцевой. Речь о зрительном впечатлении, но и о процессе восприятия: смотришь и… удивляешься, почему бы историю не заменить словом эффект, совмещающим оба эти значения.Дмитрий Назаров, первый ведущий «Кулинарного поединка» на НТВ, обращаясь к певице Валентине Легкоступовой, спрашивает: «Какая была самая первая в детстве любимая джазовая история?», а в ответ получает не рассказ о запомнившемся героине музыкальном событии, а песню «Hello, Dolly!» в ее исполнении. Не вполне ясно, что Назаров имел в виду: историю (оставившее след в душе событие) или вещь, как иногда называют музыкальное произведение? А вот когда он просит визави певицы, профессионального повара: «Стас, сделайте какую-нибудь призовую историю», контекст, в том числе «картинка», подсказывает, что подразумевается еще одно блюдо помимо обязательной программы. Значение у слова история в данном случае либо неопределенное – «нечто», либо конкретное – «гастрономический изыск». Матвей Ганапольский, будучи гостем в программе «Философия вкуса» на Домашнем, также использует слово история в «гастрономическом» значении: «Значит, вы меня сейчас выгоняете, а потом я в дегустационном зале получаю блюдо из этой вот всей истории?» – говорит он повару-ведущему, который собирается колдовать над фасолью, салом и горчицей. Историей в последнем случае называются ингредиенты, закладываемые в блюдо в определенных пропорциях, в определенной последовательности, особым способом готовящееся, а не сам процесс превращения фасоли, сала и горчицы в кулинарный шедевр.В программах, которые Ганапольский ведет на радио «Эхо Москвы», слово история довольно часто употребляется в несловарных значениях. В «Кухонных тайнах», собираясь разыграть в прямом эфире книгу о кулинарии, он замечает: «Обычно мы тут ничего не разыгрываем, мы отказались от этой истории, это связано с тем, что наши референты уходят домой и тяжело… записывать звонки…», заменяя историей слово практика, поскольку в сознании ведущего, сидящего за пультом, запись имен победителей без посторонней помощи – это действительно целая история. Некую историю, предшествовавшую разговору в эфире, целую цепь событий и совокупность обстоятельств он имеет в виду и когда говорит в программе «Особое мнение»: «Вы знаете, сектанты сидят в Пензенской области, там пещера 4 км, сложная история…» – предполагается, что и собеседник, и слушатели тоже с этой историей знакомы. Или, например, заявляет по поводу приготовлений к предвыборному форуму сторонников «Единой России» в Лужниках: «Так это же по поводу отца нации эта история. Вот увидите полный стадион, который будет скандировать…», подразумевая под историей и саму затею с проведением форума, и весь комплекс мероприятий по ее реализации. В диалоге с Михаилом Леонтьевым Ганапольский употребляет слово история в том же значении, что обычно имеет слово вещи – «некие произносимые слова»: «Ты говоришь какие-то полуофициальные или официальные истории» (Ганапольский). – Я не говорю никакие официальные истории» (Леонтьев). Историями в данном случае являются и какие-то события, и рассказ о них.А вот Яна Чурикова в эфире «Фабрики звезд» историей назвала историческое событие, логическую точку в выборной кампании 2007 года: «Первая история, которую нельзя пропустить, – это выборы. Встречаемся на избирательных участках!» Второй историей оказалось зрительское голосование в финале конкурса. В принципе слово это здесь лишнее. Вполне можно было ограничиться формулировкой: «Первое, что нельзя пропустить… Второе…» Но ведущей потребовалось повысить оба события в ранге, придав им историческое значение.Во всех приведенных примерах заметно, что журналисты, прекрасно владеющие языком и, безусловно, обладающие высокой речевой культурой и индивидуальным стилем, вворачивая модное словечко, во-первых, действительно держат в уме некую «историю» (в чем, возможно, сказывается журналистская привычка «освещать события»), а во-вторых, пользуются словом история как стереотипным обозначением того, что входит в общий фонд знаний говорящего и его аудитории. Но появившись в их речи как клише, экономящее мыслительную энергию и драгоценное эфирное время, история постепенно превратилась в штамп, вызывающий резкое отторжение и из-за слишком частой повторяемости (в среднем история возникает 1 раз в 10 минут), и из-за того, что нарушается нормативная сочетаемость. Ведь всем ясно, что историю нельзя наклеить на стены, из нее никогда не удастся ничего приготовить, историю нельзя съесть, как, впрочем, и спеть! Раздражение нарастает потому, что, несмотря на видимую нелепость таких сочетаний, журналисты то и дело попадают в историю.Что с этим делать? Сошлемся на автора Словаря модных слов В.Новикова: «Как легкомысленный шлягер впивается в память и начинает крутиться в голове, так и словесный штамп. Услышим его – и тут же невольно повторяем: «Круто!» или «Ну полный абзац!» Как все – так и мы. Но владеть словом – это не просто соблюдать нормы и избегать ошибок. Это говорить по-своему, разнообразно и гибко. И лучшая реакция на штамп – внутреннее решение: я так говорить не буду…» Вот это правильно. Не надо нам никаких историй. Даже если о них беспрерывно говорят наши кумиры. Пусть историю творят они. А мы будем просто ставить вопросы, решать проблемы, говорить о разных вещах, рассказывать о происшествиях, событиях и о многом, многом другом.Ольга СЕВЕРСКАЯ, кандидат филологических наук, старший научный сотрудник Института русского языка РАН