Наследие

Откуда в детях жестокость

Не секрет, что проблема жестокости среди детей и подростков в последнее время все более обостряется. Поэтому ценными представляются исследования, посвященные природе насилия. Особенно если их автор совмещал в себе ученого, психолога и педагога-практика, а именно таков был классик детского психоанализа Бруно Беттельгейм (1903-1990 гг.). На протяжении нескольких десятков лет он возглавлял Ортогеническую школу для детей “с нормальным интеллектом и эмоциональными расстройствами” имени Сони Шенкман при Чикагском университете.

ченый отмечал, что исследование механизмов поведения таких детей вносит позитивный вклад в представления о воспитании нормального ребенка, указывая на “опасные” моменты, которые могут привести к негативным последствиям. Наблюдая за учениками, помогая им в личностном развитии, педагоги школы получали возможность “понимания того, где наше общество заблуждается в вопросах воспитания”.

Основную причину жестокости Б.Беттельгейм видел в неблагоприятных условиях жизни ребенка, и в первую очередь в нарушении детско-родительских отношений. Ученый не случайно назвал одну из своих книг “Одной любви недостаточно”. Воспитание, считал педагог, должно быть основано не только на любви, но и на прогнозировании возможных результатов воздействия на ребенка. Беттельгейм писал, что самое главное в семейном воспитании – согласованность и последовательность. Как чрезмерная строгость, так и потакание капризам ребенка неизменно приводят к негативным результатам. “Рецепт” правильного семейного воспитания, по Беттельгейму, одновременно и прост, и сложен: нужно смотреть на ребенка не как на “маленького взрослого”, готовящегося к настоящей взрослой жизни, а как на уникальное, отличное во многом от взрослого существо. В связи с этим Беттельгейм полагал, что ребенку необходимы глубокое уважение и внимательное отношение к его чувствам, потребностям и интересам. “Для фрустрированного ребенка малоутешительны заверения родителей: “Когда вырастешь, будешь понимать все последствия, тогда и станешь хозяином своей жизни”. Ребенок хочет стать самостоятельным человеком не в каком-нибудь неопределенном будущем, а прямо сейчас. И он имеет право на борьбу за это: годы накопления жизненного опыта при отсутствии автономности могут разрушить веру человека в себя, которая важна даже больше, чем вера в других людей”, – справедливо отмечал ученый.

Неизменно подчеркивая важность уважительного отношения к потребностям и интересам ребенка, Б.Беттельгейм писал:

“Тем не менее ребенку не принесет пользы, если мы позволим ему застрелить нас из игрушечного пистолета, не отреагировав должным образом. Реакция наша, конечно, должна быть не на его действия, а на их смысл. Только мгновенная оценка ситуации может подсказать нам, что лучше: восхититься самоутверждением малыша – “Какой могучий воин!”, или драматически замертво рухнуть на пол, или встревожиться, или спросить, как он будет без нас жить. Такой вовремя заданный и правильно сформулированный вопрос гораздо эффективнее, чем любые теоретические дискуссии о греховности войны и вреде насилия, и убедит ребенка, что от стрельбы и убийств ему же самому будет хуже”.

Исследуя проблему деструктивного поведения детей, ученый отмечал, что она обостряется вследствие того, что общество, в котором пришлось жить его воспитаннику, “больно”, что оно в основном “построено на контрактах”. В связи с этим педагог писал, что “под его гнетом (общества – Т.К.) даже самые лучшие намерения большинства родителей часто не осуществляются”.

Причину жестокости вообще и широкого распространения насилия среди подростков тогдашней Америки в частности Б.Беттельгейм видел в неудачной попытке найти ими другие, конструктивные способы решения своих социальных и материальных запросов.

Ученый-педагог полагал, что общество косвенным образом само провоцирует насилие среди подростков и юношей. Подрастающее поколение, на которое постоянно обрушивается мощный поток рекламы, приобретает стремление к потребительству, к “красивой жизни”. Но затем, начиная взрослую самостоятельную жизнь, оно обнаруживает, что найти в ней свое место, соответствующее тем амбициозным стремлениям, которые в него вселили, часто не может. И тогда молодежь находит средства против ощущения своего бессилия – жестокость. Нередко подростки и молодые люди, решившие получить “хотя бы минимальное удовлетворение” своих целей, обьединяются в банды, и тогда насилие обычно проявляется уже на криминогенном уровне.

Причем подростки обычно не понимают причины своего деструктивного поведения, потому что за все время обучения в школе они никогда не учились тому, что такое насилие и как его избежать.

Воспитатели, писал Беттельгейм, не поднимают данный вопрос при общении с подростками, ведут себя так, словно насилия не существует. В результате именно оно часто выбирается последними в качестве “быстрого, почти волшебного пути к власти и престижу”.

Чрезвычайно важна мысль Беттельгейма о том, что представления о жизни, формируемые у ребенка, должны быть достаточно реалистичны. Ребенку необходимо приучаться к тому, что не все его желания могут выполняться и что у жизни есть и неприятные стороны. Знакомство лишь с одной стороной жизни – “солнечной” – может привести, по мнению педагога, к появлению жестокости.

Неоценимое значение в решении рассматриваемой проблемы имеет, по мысли Б.Беттельгейма, понимание воспитанником природы человека. Американский исследователь считал, что нельзя убеждать ребенка в том, что все люди от рождения добрые. Ведь ребенок знает, что они не всегда проявляют себя таковыми. Необходимо разьяснить ребенку, подчеркивал Б.Беттельгейм, что в каждом человеке присутствует в определенной степени склонность к агрессивным, асоциальным либо эгоистическим действиям. В противном случае ребенок предстает в своих глазах “чудовищем” и, как следствие, лишается мотивации к обучению позитивным формам общения.

Важна также идея Беттельгейма о том, что ребенку легче взять под контроль внутренние негативные переживания, если он получит индивидуальную психолого-педагогическую помощь уже на этапе их формирования, “в стратегические моменты”, а не тогда, когда данные переживания и страхи найдут выход в деструктивных формах общения и поведения ребенка.

Особое значение имеет глубоко гуманное представление ученого-педагога о том, что формы жестокости не заложены в ребенке от природы и что можно помочь человеку измениться, вернуться в систему признанных моральных норм и общечеловеческих ценностей. “Дети… ведут себя соответственно нашим ожиданиям. Если мы ожидаем от ребенка лжи или воровства, – писал Б.Беттельгейм, – скорее всего он пойдет на это. Если мы уверены, что ребенок правдив и честен, то, если он и будет еще лгать или красть, это будет вызывать в нем такое чувство вины, что инциденты будут происходить все реже, и вскоре он попытается исправиться”.

Привлекательна мысль Б.Беттельгейма о том, что у воспитателя должен быть позитивный подход к личности ребенка независимо от проявляемых ею на данном этапе свойств (“авансирование доверия” по А.С.Макаренко). Отмечая, что по отношению к ребенку недопустимы требования на основании предвзятого мнения о том, что “всегда правильно”, ученый высказывает плодотворную идею о том, что “негативное поведение исчезает быстрее, если оно игнорируется и тем самым обесценивается”.

Думается, что идеи Бруно Беттельгейма, познавшего на себе, находясь в фашистских лагерях, все ужасы жестокости и сохранившего веру в светлое человеческое начало, смогут вдохновить российских воспитателей. Проблемы, поднятые этим ученым, несомненно, найдут у них отклик.

Тамара КИСЛИНСКАЯ,

научный сотрудник

Института теории

образования и педагогики РАО

Молодые ученые

Будут ли “мозги утекать” и дальше?..

Сегодня в России реализуется программа “Поддержка научных школ”. Борис Ельцин издал по этому поводу специальный указ и учредил стипендии для ста молодых докторов наук.

обудительным мотивом для подготовки такой программы стала серьезная “утечка мозгов” из России, вызванная резким сокращением финансирования исследований в 1992 году. Если раньше на эти цели расходовалось около двух процентов внутреннего валового продукта – примерно столько же, сколько в Германии, Италии, Франции, США и Японии, – то в 1991 году этот показатель резко сократился и был доведен до половины процента – уровня среднеразвитых стран “третьего мира”. А если к тому же учесть, что обьем самого ВВП упал вдвое и практически прекратился приток в науку средств от оборонных ведомств и промышленности в целом, то наука сегодня получает денег в 15 – 20 раз меньше, чем ей необходимо для нормального развития.

По данным Госкомстата, сейчас ученые получают в среднем 620 тысяч рублей в месяц, в результате чего молодежь бежит из науки – либо за рубеж, либо в отечественный бизнес. Средний возраст сотрудников многих НИИ составляет 55 лет. При подготовке программы разработчики, учитывая исторический опыт, исходили из необходимости поддержать прежде всего российскую научную элиту. Когда Германия после поражения в первой мировой войне оказалась в положении, близком к нашему сегодняшнему, ее правительство разработало для возрождения науки так называемую программу поддержки нищих профессоров – научных лидеров и сгруппировавшихся вокруг них молодых ученых. Это и обеспечило успех.

С самого начала российская программа задумывалась как структура вневедомственная. Для ее реализации сформирован совет, возглавил который авторитетный ученый-радиофизик из Нижнего Новгорода академик Российской академии наук Андрей Гапонов-Грехов. В его состав вошли представители различных научных направлений. И председатель, и члены совета назначаются главой Правительства РФ Виктором Черномырдиным и ни от какого ведомства не зависят. Техническая же сторона подготовки программы была осуществлена Российским фондом фундаментальных исследований.

Научные школы, которым будет оказываться финансовая поддержка, отбирались методом открытого конкурса. В научные учреждения была передана информация о возможности подавать заявки на получение поддержки. Таких заявок поступило 2250. Все претенденты были разделены по семи основным областям знаний: математике, биологии, физике, наукам о земле, гуманитарным наукам, инженерным наукам и техническим наукам.

В условиях требовалось, чтобы научная школа пользовалась авторитетом, занималась солидными исследованиями и имела признанные у нас и за рубежом результаты. Кроме того, в ней должны готовиться молодые ученые.

Анализ заявок позволил отобрать в первую группу около 600 наиболее сильных школ. Еще 450 попали во вторую группу, как бы “запасную”: они будут поддержаны в случае получения дополнительного финансирования. Наконец 1205 школ, или чуть больше половины, отсеялись. Среди выигравших представлены научные организации Москвы и Санкт-Петербурга, немало победителей из Сибири, с Урала и Дальнего Востока.

Поддерживать ученых начали еще в 1996 году. Тогда Государственная Дума, а за ней и Совет Федерации выделили отдельной строкой в федеральном бюджете на эти цели 100 миллиардов рублей, из которых была получена тогда, правда, только четвертая часть. В нынешнем году – и тоже отдельной строкой – на реализацию программы выделены 150 миллиардов рублей. При этом статья бюджета по расходам на науку названа защищенной, что позволяет надеяться, что, несмотря на грядущее секвестрование бюджета, начатое финансирование научных школ, в которых насчитывается около 13 тысяч ученых, будет продолжено.

Планировалось выделить каждой школе, удостоенной поддержки, примерно по 150 – 160 миллионов рублей в год. Часть денег тратится на зарплату. На остающиеся средства проводятся конференции и семинары, приобретаются аппаратура, приборы и оборудование, а также оплачиваются поездки по стране. Российские ученые убеждены, что реализация программы поможет сохранить высокий научно-технический потенциал, удержать людей в науке и свести до минимума как внутреннюю, так и внешнюю “утечку мозгов”.

РИА “Новости”

Комментарии эксперта

олодым ученым было нелегко всегда. Особенно тем, кто в нашей стране занимался общественными науками. В результате в области педагогических исследований сложилась довольно сложная ситуация. Оказалась в опасности сфера довольно-таки деликатная – преемственность научных генераций, то есть то, что сохраняет и продолжает науку как таковую.

Сейчас всем маститым, да и вообще известным ученым-педагогам – за шестьдесят. В возрасте расцвета от 42 до 60 по сути нет никого. Редчайшие исключения (Б.М.Бим-Бад, А.В.Мудрик) только подтверждают эту горькую истину. И это не случайно. Идеологический диктат 70-х – первой половины 80-х годов не дал возможности проявить себя тогдашним молодым. А значит, и состояться. Сохранились те, кто внешне был конформистом, ритуально играл по всем правилам, а внутренне “эмигрировав” (например, в спецхран Ленинской библиотеки), писал “в стол” нетленку с абстрактной надеждой на перемены.

Когда в начале 90-х годов идеологические оковы окончательно пали, “новых молодых” тут же схватила костлявая рука голода. Общий обвал страны в 1992 году, сдетонировав с и так низкими, а тут вообще обесценившимися стипендиями, буквально выкосил и без того нестройные ряды аспирантов и докторантов. Слезы жен, презрительные реплики тещ и печальные глаза детей заставили тридцатилетних побросать свои диссертации, обратив все помыслы исключительно на добывание денег. Из этого “гайдаровского призыва” в рынок в науку почти никто не вернулся.

Сейчас молодых, идущих в “чистую” науку, почти нет. Защищается много “практиков” – директоров и завучей школ. Немало ректорских, проректорских, деканских диссертаций – благодаря своему положению они могут оплатить научное руководство. К сожалению, к науке это имеет косвенное отношение.

Остается надеяться и уповать на вечные ценности: призвание, неистребимую тягу к исследовательской деятельности и альтруизм.

Михаил БОГУСЛАВСКИЙ,

доктор педагогических наук