Наше Криково сгорело дотла

22 июня 1941 года мне было 11 лет. В этот теплый и солнечный день, он хорошо запомнился, я работал в поле на уборке сена: лишний трудодень, записанный на мать, помогал ей не отстать от «передовиков». К тому же на трудодень осенью мы могли получить 200 граммов ржи самого низкого качества, не пригодного на семена и для сдачи государству. Семья состояла из шестерых: мать, бабушка, четверо детей. Отец умер от туберкулеза зимой 1940 года. Я старший ребенок. Вскоре всех пригодных к военной службе мужчин мобилизовали. Помню, как плакали бабы, а мой дядя, Арбутов Илья, в меру пьяный, забравшись на телегу, увещевал их: «Что вы ревете? Война скоро кончится, а Гитлера я привезу вам в мешке!». В 5-м классе я проучился один месяц.

5 октября в конце деревни появилось три танка с красными флажками, прикрепленными к башне. Мы, мальчишки, прибежали и вблизи разглядели: на флажках была нарисована свастика. Танки постояли, покрутили своими пушками и уехали. Началась оккупация, которая длилась до 8 марта 1943 года. Немецкая танковая бригада тогда далеко заехала по трассе «Москва – Минск» в тыл к нашим и окружила их в районе Вязьмы. Сражение было неравным. Наши войска были рассеяны: кто стал прорываться к Москве, кто сдавался в плен. Оружия в лесах и на дорогах было оставлено очень много. Мы, глупые подростки, набивали свои карманы патронами, обвешивали плечи винтовками и бесконтрольно стреляли. Когда еще подвернется случай вдоволь пострелять! Подбирали взрывчатые вещества, искусно вставляли куда надо бикфордов шнур и взрывали, взрывали. Идиотизм, конечно. Наши ушли, немцы еще не осели, отцов ни у кого не было, матерям было некогда за нами смотреть. Тогда многие из нас покалечились. Я чудом остался цел.

Еще впечатляющий эпизод войны. После поражения в Сталинградской битве, о чем нам рассказали листовки, сброшенные с самолета, немцы попятились на запад. Движение и некоторую панику нельзя было не заметить. И я услышал такое объяснение: «Мы выравниваем линию фронта». 7 марта нас всех выгнали из нашего гнезда, деревни Криково. Кто ехал на лошади, кто вез свой скарб и малых детей на санках. Скот оставили дома. Соседняя деревня Суходол. Непродолжительная остановка. Здесь группа женщин с детьми забаррикадировалась в одном доме: не посмеют, дескать, тронуть детей. А нас погнали дальше. Конвоиры стреляли по обозу и кричали: «Не останавливаться! Быстрей! Быстрей!» Никто не знал, куда и зачем мы идем. Потом пришли в следующую деревню, потом еще в следующую. Привал в Тарасове. Сумерки. Нас загнали в большой дом.

Ночью открылась интенсивная артиллерийская стрельба. Снаряды летели со свистом с востока на запад. Недалеко загорелся дом. Около 3 часов утра я выбежал на улицу (интересно!) и в свете пожара увидел людей в белых маскхалатах, на лыжах и с оружием в руках. – Это были наши солдаты, разведотряд. Свобода! Кто сейчас поймет наши чувства? Это надо пережить! Освобожденные, домой мы шли через другие деревни. Поля были усеяны трупами наших солдат, очень молоденьких ребят. Осторожно выруливали между вытаявшими минами. В полностью сожженных Ильенках посреди дороги лежал убитый немец, взрывом снаряда ему оторвало ногу. Я, мальчишка, спрашивал себя: «Где же еще убитые немцы?» Их не было. Гаврилки. Два дома чудом уцелели. На окраине – гора обгорелых трупов. На душе тяжело, невыносимо тяжело. Много позже я ездил с классом в Хатынь. А у нас была своя Хатынь, о которой миру никто не рассказал. На обратном пути – снова Суходол. Все сгорело, никаких признаков жизни. Там, где спрятались женщины и дети, тоже гора обгорелых трупов. Здесь погибла и моя бабушка. Сцена не для Художественного театра, где зрители переживают о трех сестрах, которые очень хотят переехать в Москву. Сегодня здесь заросшее травой поле. Естественно предположить, что нас каратели тоже хотели сжечь живьем, но не успели, из Тарасова их налетом выбили разведчики. Из тех, кто помнит о трагедии (о трагедиях), осталось двое, я и еще одна женщина, которой сегодня за 80. Советская власть не хотела лишний раз травмировать душу народа – молчала об этом, молчит и современная, упиваясь сладостью победы. И еще два слова. Наше Криково сгорело дотла. Уцелела лишь одна на всю деревню печь, от земли до вершины трубы сложенная из кирпича. На нашем пепелище сидел мой любимый пес Борзый. Как он уцелел – не знаю. В течение одних суток вся наша жизнь перевернулась.

После большевистского террора, погубившего десятки миллионов лучших людей России, после столь кровопролитной войны, вожди могли бы сделать для народа послабление – в сфере экономики и в сфере культуры дать глоток свободы. Например, распустить колхозы, отменить цензуру. Но для них было важнее установить в государствах Восточной Европы прокоммунистические режимы, чтобы в будущем легче было «скакнуть» до Атлантического океана. Они не отказались от попытки утвердить свои революционные взгляды на жизнь во всем мире. Следствие – конфликт со вчерашними союзниками. Еще следствие – начало холодной войны, начало гонки вооружений, производство несметного количества танков, самолетов, а потом еще – атомных бомб, ракет и химического оружия. Нация выдохлась. Сталин умер, режим загнил, наступила перестройка. Далее – свершилась настоящая революция. Государства гибнут из-за бредовых идей, а бредовые идеи зарождаются в головах амбициозных политиков (говоря без обиняков, политических маньяков). Вывод мы можем сделать один – не пропускать к вершинам власти амбициозных политиков. Тех, которые очень много обещают, клянутся сделать счастливыми всех, громко и красиво говорят и энергично жестикулируют руками. Тех, которые любят военную форму, полувоенную форму, а иногда прикидываются «своими ребятами» – надевают на голову простую кепочку или картуз, а на ноги – кирзовые сапоги. К власти следует пропускать умных, но без гордыни, простых, но не бравирующих своей простотой граждан. Таких, как Франклин Рузвельт, Уинстон Черчилль, Шарль де Голль, Рональд Рейган, Маргарет Тэтчер, Гельмут Коль, Михаил Горбачев, Борис Ельцин, в известной мере – Владимир Путин. И упаси Бог нас от «вождей революции», «гениев всех времен и народов», «отцов нации» и прочих.