30 августа 2009 года Дмитрий Медведев ответил на вопросы тележурналиста Евгения Ревенко. Естественно, вся педагогическая общественность с большим интересом восприняла слова президента, связанные с его отношением к отечественному образованию (вопросы и ответы «УГ-М» печатает в сокращении).
– Дмитрий Анатольевич, как вы сегодня оцениваете систему российского образования? Притом что многим памятна, как еще, помните, говорили раньше, лучшая советская школа.
– Вы знаете, мы действительно это все хорошо помним, и у нас у многих, что называется в голове, даже присутствует такой стереотип: советское образование было лучшим в мире. Я сейчас не буду никакие ярлыки клеить, не буду ни спорить с этой точкой зрения, ни защищать ее, а скажу одно. У нас действительно была очень неплохая система образования, которая имела и значительное число достоинств, и не менее серьезные недостатки, хотя, конечно, это не та система образования, с которой мы должны переходить в будущее. Мы понимаем, что и ряд проблем существовал в советской системе образования. Я даже не говорю, скажем, об идеологическом уклоне, который в ней присутствовал, но у нас все-таки далеко не все вузы были равноценны, у нас существовала и сейчас существует очень серьезная разница в образовании между, скажем, столичными городами и некоторыми другими региональными центрами и так далее. Поэтому, не споря с самим тезисом о том, что у нас было хорошее образование, я считаю, что наша задача – создать современное образование, достойное России в ХХI веке.
– Как можно было бы оценить нынешнее состояние российского образования?
– Я считаю, что это переходное состояние. Мы уже не в столь сложной ситуации, какой она была, допустим, в 90-е годы, когда наши преподаватели не получали практически никаких денег. Я сам, помню, начинал работать в университете с просто абсолютно незначительной, смешной зарплаты, по-моему, эквивалентной десяти долларам, и практически были разрушены основные курсы во многих учебных заведениях либо приходилось все это собирать на живую нитку, создавать что-то новое, особенно это касалось гуманитарного образования. Но, с другой стороны, мы еще пока не сделали качественного рывка. Хотя за последнее время нам кое-что удалось. Я имею в виду, конечно, прежде всего тот самый национальный проект «Образование», который был запущен. Он все-таки помог и средней школе, я имею в виду и новые зарплаты для педагогов, и специальные выплаты лучшим педагогам, специальные выплаты лучшим ученикам, я имею в виду и переоснащение классов, дополнительные технические возможности, которые получили наши школы. И в высших учебных заведениях мы все-таки смогли создать такую ситуацию, когда наиболее передовые высшие учебные заведения получили довольно приличные ассигнования из бюджета. Я хотел бы сказать, что сейчас у нас в образовательной системе в год тратится порядка триллиона 800 миллиардов. Это все источники, которые расходуются на систему образования.
Это консолидированные расходы на систему образования. Это, конечно, беспрецедентная сумма, если сравнивать такого рода расходы с ситуацией в 90-е годы. Это не значит, что мы закрыли все вопросы. Но в любом случае в системе образования есть деньги, и есть желание эти деньги правильным образом расходовать. Поэтому я считаю, что мы находимся в такой промежуточной фазе, мы уже не на самом дне, но нам еще очень многое предстоит сделать для того, чтобы создать современную систему образования.
– Сейчас больше всего, пожалуй, говорят о ЕГЭ – о едином госэкзамене. Теперь в вуз из школы можно поступить только после сдачи ЕГЭ. Как я понимаю, главная, генеральная идея – это уравнять возможности абитуриентов из крупных городов и из глубинки. Получилось, Дмитрий Анатольевич?
– Вы знаете, я сейчас представил себя на месте тех, кто поступал в университеты и высшие учебные заведения в этом году, я им завидую.
– Завидуете?
– Завидую. Объясню, почему. Потому что когда я поступал, наверное, и когда вы поступали в университет, в высшее учебное заведение, у нас был довольно серьезный стресс, как принято говорить – мандраж, перед экзаменами. Мало того что в школе отсдавался, так еще нужно прийти в высшее учебное заведение и сдать экзамены там. А там масса неопределенностей, масса самых разных факторов и просто обычное волнение перед экзаменом, и потом, давайте не будем закрывать глаза на то, что много лет назад, когда я поступал, блатные, те, кто поступает по звонкам и за деньги, создавали ситуацию, когда, по сути, оттирали часть хорошо подготовленных ребят, потому что они же, естественно, забирали на себя часть мест.
В нынешних условиях все-таки очень многое зависит от самого ученика, от самого абитуриента. Как бы ни критиковали, допустим, нынешнюю систему единого госэкзамена, она не идеальна, она работает совсем немного и, естественно, еще нуждается в совершенствовании, но все-таки эта система:
а) направлена против коррупции;
б) она делает сам процесс сдачи гораздо более прозрачным;
в) эта система уравнивает тех, кто учится в провинции, в глубинке, с теми, кто учится в столичных городах.
Уже в этом ее большое прогрессивное значение.
Есть, конечно, и определенные сложности, заключающиеся в том, что люди подают заявления в разные институты, в разные университеты, причем некоторые подают их десятками, и так далее.
– Дмитрий Анатольевич, даже такой появился термин – «образовательный туризм». Представляете, десятки вузов человек успевал обежать. И получались какие-то гигантские очереди и неразбериха.
– Вы знаете, это, конечно, издержки. Я думаю, что с этим можно справиться. Во-первых, люди не очень верили, откровенно скажем, что в университет можно поступить без экзаменов, вступительных экзаменов, только на основе ЕГЭ, потому что подспудно сидело ощущение, что в какой-то момент государство примет другое решение и заставит сдавать экзамены. Это первое.
И второе, действительно было желание обежать все и вся. Я думаю, что здесь можно поставить аккуратный барьер. Я дам поручение нашему Министерству образования определить, может быть, предельное количество высших учебных заведений, куда можно подавать заявления, будет это пять или десять, но вот просто чтобы здесь какой-то барьер присутствовал. Но в целом это все равно побуждает к такому активному поиску. Я считаю, что это не очень плохо.
И, наконец, самое главное – мы же знаем, что далеко не все, кто поступает, в конечном счете способны учиться. Поэтому это-то как раз и есть главный тест: не важно, в какой университет ты поступил, самое главное – в нем удержаться. Помните, как раньше говорили? Сдал первую сессию – уже все, прописался, стал нормальным студентом. Вот и сейчас будет то же самое, только еще в более серьезном масштабе.
– Ну а вот еще одна проблема: например, достаточно большое количество льготников (вдруг появились десятки тысяч, об этом писали, липовых справок о льготах), также победители каких-то различных олимпиад.
– Да, с этим нужно разобраться. Липовые справки – это дело подсудное, как опять же говорят в народе. Поэтому нужно просто с привлечением правоохранительных органов посмотреть, кто и что предъявлял, и дать по рукам. Тот, кто притащил такую справку, тот должен быть отчислен. А тот, кто выдавал, допустим, справку без основания, должен быть привлечен к ответственности.
Что же касается олимпиад, то это дело более сложное, и здесь это в значительной мере ответственность самих ректоров и регионов. Если они проводят олимпиады, будьте добры, проводите их на нормальном уровне, потому что у нас действительно далеко не все олимпиады показывают самый высокий уровень.
Но, с другой стороны, то, что у нас их много, само по себе это неплохо. Это все-таки заставляет наших детей принимать участие в таких соревнованиях. Нужно просто провести жесткую градацию, какая олимпиада на что дает право. И вот в этом случае это будет работать.
– Но может ли действительно, например, цеховая олимпиада, если так можно выразиться, распространяться как льгота на поступление в любой вуз?
– Вот это абсолютно правильно. Я думаю, что, может быть, не всякая олимпиада должна давать карт-бланш на поступление в любой вуз. Но в то же время есть олимпиады такого уровня, которые уже так давно себя хорошо зарекомендовали, что участие в них предопределяет самый высокий уровень подготовки абитуриента, самый высокий уровень подготовки школьника. Но еще раз повторяю, это вопрос саморегуляции, ректоры должны здесь встретиться и в рамках своего союза принять решение, какая олимпиада на что дает право, а мы после этого утвердим это соответствующими актами правительства.
– То есть, если я правильно понимаю, новая система ЕГЭ, она все-таки еще новая, она будет еще корректироваться?
– Конечно, она будет корректироваться, но в целом я, возвращаясь к тому вопросу, который вы задали, отвечу достаточно оптимистично: я считаю, что эта система показала свои лучшие черты. И если мы обратимся к такой упрямой вещи, как статистика, хотя в нее не все верят, тем не менее у нас практически все абитуриенты, кто поступал в высшие учебные заведения, считают эту систему хорошей и справедливой и 70 процентов их родителей. Это немало. Ну посмотрим.
– Это оправданное испытание для молодых людей, ЕГЭ?
– Конечно, оправданное. Я считаю, что каждый человек должен проходить в своей жизни какие-то испытания, иначе он не сформируется как личность, он не сможет продемонстрировать свои лучшие качества. Поэтому и финальный ЕГЭ, и те государственные экзамены, которые проходят до того, они формируют характер. Я считаю, что это правильно.
– Дмитрий Анатольевич, а что с системой профессионального технического образования, ПТУ? Это почти уже на самом деле забытая аббревиатура. Эта система будет жить, как-то развиваться или она тихо как-то умрет, исчезнет?
– Среднее специальное образование нужно обязательно, потому что мы нуждаемся в высококвалифицированных рабочих, в тех, кто связал свою жизнь с нормальным производительным трудом, но образование это должно быть современным, полноценным, на базе действительно хороших, функциональных средних учебных заведений. Туда нужно деньги вкладывать. Мы когда-то этим занимались и в рамках нацпроекта и договорились тогда о том, что будем финансировать средние специальные учебные заведения, те же самые ПТУ, в пропорциях: часть – федеральный бюджет, часть – регионы. Получилось очень неплохо, особенно когда мы добавили туда еще третью составляющую, бизнес тоже должен вкладывать туда деньги, потому что именно для бизнеса это как раз, может быть, самое важное. И я считаю, что даже процесс приобретения вот таких средних учебных заведений крупными бизнес-структурами или их соучастие в финансировании – это вполне позитивный процесс. Если, допустим, среднее специальное учебное заведение, профессиональное учебное заведение существует при крупном комбинате, ничего в этом плохого нет. Оно готовит для себя кадры. И я посещал такие учебные заведения. Они очень хорошего уровня. В некоторых из них, хотя это совершенно неправильно, учатся даже люди с высшим образованием.
– Но, как я понимаю, модернизация, о чем говорили вначале, без качественного образования вряд ли возможна?
– Но это очевидно абсолютно.
У нас здесь неплохие шансы. Не нужно посыпать голову пеплом, считать, что у нас в 90-е годы все развалилось. И сейчас есть финансовые трудности. Мы все-таки костяк образовательной системы сохранили.
Вы знаете, когда я разговариваю с иностранными коллегами, они все абсолютно говорят: «Да, у вас много проблем: у вас в экономике есть свои сложности; у вас производственная база устарела. Но у вас какое образование! Вам обязательно нужно все это сохранить».
1 сентября 2009 года Президент России Дмитрий Медведев побывал в московской школе №518 в Замоскворечье. Рассказ о том, что увидел президент в этой школе Центрального округа, – на стр. 4-5.
Комментарии