На чтение: ≈ 19 мин.Работая в школе пятьдесят седьмой год, я, естественно, не могу строить свои планы на долгие годы вперед. Но вместе с тем не могу не думать о будущем того дела, с которым связана вся моя жизнь. Тем более что о школе будущего, о нашей новой школе в последнее время все чаще и чаще говорят и пишут. Учитель литературы, я, естественно, преломляю все эти размышления сквозь свой предмет. Но это предмет особый, и поэтому сквозь него лучше видятся и все коренные проблемы образования вообще. Вряд ли при этом нужно доказывать, что сама новая школа начинается с сегодняшнего дня. И состояние почвы, в которую сеется «разумное, доброе, вечное», и качество самих этих семян, и то, кто именно сеет, не могут не стать главными в наших размышлениях. Что касается подзаголовка к первой статье, то он взят у Достоевского.
Но тот, кто хорошо знает школу, прекрасно понимает, что реальный курс школы определяется не высокими словами, а прежде всего тем, что и как требуют от школы, учителя, учеников прежде всего на экзаменах.
Досье «Уû «Белой книге», посвященной ЕГЭ и вышедшей осенью 2008 года, меня привлекли строки в одной из статей: «Если ведомство не научится нанотехнологиям образовательной политики, диалогу на микроскопическом уровне, боюсь, модернизацию образования придется сворачивать».Но почему вариантов только четыре и почему верен из них только один? Разве наши поступки, наше поведение, наши жизненные решения не определяются многими причинами, сложным переплетением импульсов, мыслей, хотений, желаний, требований долга? И зачем же воспитывать того, кого Герберт Маркузе назвал «одномерным человеком»?
Прежде всего нужно определить угол зрения, точку отсчета. В течение десяти лет, с 1963 по 1973 год, когда я работал в Московском городском институте усовершенствования учителей, естественно, работая при этом и в школе, у меня была идеальная позиция для постижения школы: задняя парта (я посетил около тысячи уроков), постоянные проверочные работы в районах Москвы, руководство комиссией по проверке так называемых медальных сочинений и учительский стол, собственные уроки. Добавьте к этому многолетнюю работу с учителями и в Москве, и на всем пространстве Советского Союза – от Прибалтики до Хабаровска, от Сыктывкара и Архангельска до Баку.
Сегодня таких возможностей у меня нет. Я не бываю в других школах. Но постоянно общаюсь с учителями из других школ. Внимательно слежу за педагогической и методической печатью, принимаю участие во всякого рода обсуждениях, дискуссиях, «круглых столах». А главное – работаю в школе.
Однажды я был у опытного кардиолога. Он выслушал меня, изучил кардиограмму, а затем попросил поднять штанину и проверил пульс на ноге: ведь может быть и так, что сердце вроде бы работает нормально и кардиограмма ничего тревожного не показывает, а кровь все-таки в ноге циркулирует плохо. И это тревожно. Так вот все последние десятилетия я работаю, если так можно выразиться, в ноге – в школе. И хорошо чувствую, вижу, ощущаю на собственной шкуре и шкуре своих учеников, как все то, что спускается сверху, отзывается в самой ноге, тем более что образование все-таки стоит не на голове, а на ногах. А это очень важно: знать, в каком виде все модернизации, реформации, инновации, преобразования, приказы, распоряжения, указания доходят до конечной точки, до ноги.
Только так может утвердиться трезвый, реалистический взгляд на функционирование педагогической кровеносной системы, взгляд, которому так мешают всякого рода амбиции, шоры. Только так можно видеть, куда и как идет образование. И здесь особо насыщенным оказался июнь 2008 года, месяц итогов, результатов, их подведения и – планов, проектов, подготовки к новому учебному году и к новой школе.
Нужно ли говорить о том, как важно, чтобы прежде всего был определен вектор движения, правильно проложен курс, верно намечены цели. И в этом отношении июнь 2008 года оказался насыщенным и целеустремленным в одном направлении.
В начале июня в Санкт-Петербурге состоялся экономический форум. На нем вице-премьер Игорь Шувалов говорил об ориентации на развитие человеческого потенциала, о значении образования для экономического прорыва: «Люди становятся главным стратегическим ресурсом».
12 июня на церемонии награждения Государственными премиями России Президент РФ Дмитрий Медведев сказал об «интеллектуальном лидерстве», которое достигается «на основе прорывного творческого развития», «путем раскрытия способностей и талантов человека за счет повышения ценности и престижа творческой и просветительской деятельности».
Тема эта постоянно звучала во многих выступлениях, которые мы услышали в том же июне. Говорили о решающем значении человекообразующего начала в образовании, о том, что «главным капиталом в наступающем веке будут не сырьевые ресурсы, а человеческий интеллект» (Евгений Ясин, научный руководитель Высшей школы экономики). «Чем выше уровень образования жителей России, – писал на страницах «Известий» ректор Финансовой академии при Правительстве Российской Федерации Михаил Эксиндаров, – тем более благоприятные перспективы имеет страна».
Чуть позже, в начале августа, Владислав Сурков, первый заместитель руководителя администрации президента, особо подчеркнул: «Самое дорогое, что у нас есть, – это знание… Нам, видимо, еще предстоит понять, как сделать наших людей любопытными, активными. Это очень серьезная задача».
Все это не просто мнения разных людей. Речь идет о главном, определяющем курсе нашего развития. Потом, говоря о наших людях, Дмитрий Медведев скажет в своем Послании Федеральному Собранию: «Их интеллектуальная энергия, творческая сила – это главное богатство и основной ресурс прогрессивного развития».
Но тот, кто хорошо знает школу, прекрасно понимает, что реальный курс школы определяется не высокими словами, а прежде всего тем, что и как требуют от школы, учителя, учеников прежде всего на экзаменах. В «Белой книге», посвященной ЕГЭ и вышедшей осенью 2008 года, меня привлекли строки в одной из статей: «Если ведомство не научится нанотехнологиям образовательной политики, диалогу на микроскопическом уровне, боюсь, модернизацию образования придется сворачивать».
Мне близка эта позиция. Еще на рубеже 60-х годов, работая в Московском городском институте усовершенствования учителей, я хорошо понял, что самый бездарный способ – сравнивать учителей, школы, районы по проценту успеваемости (тогда еще не было более безумного подхода – по показателям тестовых проверок). Естественно, не зная тогда слова такого – «нанотехнология», я много занимался методологией, методикой и техникой оценки сделанного на уроке литературы и до сих пор каждое сочинение, каждую письменную работу своих учеников анализирую по различным микроуровням.
Давайте с этих позиций подойдем к экзаменам этого же 2008 года. Именно с микроскопом. Есть ведь старая истина: дьявол – в деталях.
Еще перед экзаменами в выпускном классе я сидел на пробном экзамене по русскому языку, проводимом по новой модели в 9-м классе (попросту говоря, это ЕГЭ для 9-го класса). А перед этим также принимал участие в репетиции этого экзамена. И там и там все экзаменационные материалы были присланы.
Меня поразило, как задания этого экзамена, вместо того чтобы вести учеников к постижению сложного, многоцветного, многогранного мира, загоняли их в жестко заданную схему. Во всем. Даже в том, чтобы в изложении было ровно столько же «микротем» (попросту абзацев), сколько и в диктуемом тексте. Но главное в самом содержании заданий.
Вот один из текстов «для прослушивания», после которого следует написать изложение: «Людям нужны не только рациональные цели, но и совсем не рациональные мечты. Мечта – это совсем другое дело. Это что-то волшебное. Мечта всегда связана с чем-то, безусловно, добрым и прекрасным – с тем, что принято называть нравственным идеалом. Ведь сама мечта не может появиться у того, кто не умеет отличать добро от зла… Благодаря мечте мы сами стали добрее, лучше». Кто это сказал? В скобках под текстом – «по материалам периодической печати».
Ну а как же быть с пушкинским Григорием из «Бориса Годунова»: «А мой покой бесовское мечтанье /Тревожило…»? Или мечтами приехавшего из провинции в блистательный Париж бальзаковского Растиньяка, мечтавшего только об одном – покорить этот соблазнительный город? Или с Андреем Болконским, который в первом томе «Войны и мира» мечтает о наполеоновской славе: «Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! Что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и ни неестественно это кажется, я их всем отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей»? А с раскольниковской мечтой встать над всем муравейником? Или с мечтой героя чеховского «Крыжовника» о собственном крыжовнике?
Боже! Как они все упрощают, схематизируют, спрямляют, выхолащивают. И так во всем.
Вот еще один «текст для прослушивания» – довольно нудное, казенное, неинтересное рассуждение о том, что «для большинства современных школьников чтение – тяжкая повинность. Они не понимают, что чтение – это не только средство общекультурного развития, но и средство, гарантирующее учебные успехи по всем предметам». И все это тоже нужно точно воспроизвести с соблюдением всех «микротем».
Казалось бы, есть простой способ вдохнуть живую жизнь в этот абсолютно мертворожденный текст: спросить девятиклассников, а почему падает интерес к чтению и что нужно сделать, чтобы его восстановить. Тем более что в этот тестовый набор входит и небольшое эссе с собственным мнением. Но его выбрали поспокойнее: значение русской пунктуации. И все одинаково сослались на знаменитое «казнить нельзя помиловать».
А если спросить про чтение, они тут такое понапишут. А ведь для составителей главное, чтобы все было одинаково, ровно, без эксцессов. А иначе как же это все можно будет оценивать?
Вот несколько дней назад (по сравнению с тем, когда я все это пишу) проходил мониторинг по ЕГЭ по русскому языку в 11-м классе. Там тоже был текст С на эту же тему. Правда, яркий и выразительный, написанный Владимиром Лакшиным. И одна из одиннадцатиклассниц написала: «Чему может научить Толстой, Достоевский или Пушкин? Ничему!» А так у всех девятиклассников все верно: осудили нечитающих, сказали, что «начитанность школьников определяет и уровень отношений в классе, обусловливает духовный климат в школе и дома». И все в порядке. Они думают по-другому? Пишут не такими словами? Ну это их личное дело. А здесь экзамен все-таки. И все должно быть так, как надо.
Но это еще цветочки. А вот и ягодки. Каждому из девятиклассников предлагается небольшой текст. Вот начало одного из таких текстов:
«В детстве я не знал, кем хочу стать. Мне все люди вокруг нравились и все работы тоже. В голове у меня была путаница. Я был какой-то растерянный и никак не мог решить, за что же мне приняться. Помнится, что я хотел быть астрономом, то мечтал стать капитаном дальнего плавания, то хотел превратиться в машиниста метро. Или начальника станции».
Далее девятиклассникам предлагается тест из четырех вариантов, среди которых лишь один правильный. «Почему герой-рассказчик не знал, кем он хочет стать?» 1) Герой-рассказчик был легкомысленный человек, не задумывался всерьез о жизненных проблемах. 2) Герою-рассказчику трудно делать выбор, так как его привлекали самые разные профессии. 3) Герой-рассказчик не стремится к профессиональным успехам, поэтому мало интересовался выбором профессии. 4) (Простите, я снимал ксерокопии с экзаменационных материалов и что-то переписывал нелегально: нам это запретили делать, поэтому в спешке не списал четвертый вариант.)
Но вот наш герой решил стать боксером. «Я видел по ТВ кожаную грушу. И я решил стать самым сильным человеком во дворе. Я попросил папу купить мне кожаную грушу, боксерскую грушу. А мама вдруг достала откуда-то здоровенного плюшевого мишку, бросила его на диван и сказала: «Чем не груша?»
Далее тестовое задание: «Как характеризует маму героя рассказанная информация, заключенная в предложениях 8-9?».
1) Мама рассказчика – черствый человек, недолюбливающий животных. 2) Мама рассказчика – равнодушный человек, мало интересующийся друзьями сына. 3) Мама героя – педантичный человек, она не терпит, когда в доме хранится что-то, что не используется долгое время. 4) Мама героя – здравомыслящий человек, для нее мишка – всего лишь старая игрушка, которую можно использовать как угодно.
Не буду говорить подробно о казенной «информации». О необходимости определить, в чем именно порочна мама героя, да еще на экзамене и, конечно, на отметку. Не буду объяснять, что авторы всего этого, проверяющие, насколько ученики владеют русским языком, сами этим языком не владеют: слово «педантичный» обозначает не то, что они думают. Педантичный – строгий в исполнении всех требований, чрезвычайно точный и аккуратный. Скажу лишь о порочной методологии: прожившие десятилетия при единственном правильном и верном учении мы до сих пор уверены, что диапазон выбора решений не больше и не меньше четырех и что выбрать при этом можно только одно-единственное правильное решение. Хотя речь идет о понимании поступков, поведения, человеческих чувств.
О, как все это примитивно, убого, глупо! Приходится еще раз процитировать книгу А.А.Брудного «Психологическая герменевтика»: «Привычной для педагога ситуации с одним-единственным правильным решением нередко в реальной практике восприятия текстов не возникает совсем. Да и критерии, на основании которых ответ попадает в «коридор смысла», то есть рассматривается как возможный и допустимый, тоже зачастую не является жестким».
Продолжение следует
Выбор читателей
Комментарии