На свалке советских идолов

Лев Рубинштейн – яркая личность, поэт, публицист – явил читателям свою новую книгу «Кладбище с вайфаем». Ранее Рубинштейн приобрел известность как первооткрыватель особой поэзии – поэзии на каталожных карточках библиотечного образца. Поэтические фразы, записанные на них, не всегда связанные между собой тематическими скрепами, в совокупности составляют многообразный мир, осмысленный калейдоскоп поэзии Льва Рубинштейна. Лоскутный принцип повествования выдержан и в этой книге, составленной из кратких заметок на различные темы.

Одна из главных тем издания – судьбы русской интеллигенции от старых времен до наших дней. Страдающий интеллигент противопоставляется жлобу из подворотни не столько как конкретному лицу, сколько как собирательному явлению. Книга Рубинштейна, построенная по пушкинскому принципу «собранья пестрых глав», или, говоря языком поэзии Льва Семеновича, по принципу сводного каталога явлений русской истории последних нескольких десятилетий (и более), содержит и единую линию смысла. Прибегая иногда к намеренному ерничанью, к веселому иносказанию, Рубинштейн утверждает, что интеллигент – существо, гонимое наподобие древнего Сократа, одновременно является совестью нации хотя бы уже потому, что жлоб из подворотни, извечный собрат булгаковского Шарикова, на упомянутую роль при всем желании никак не тянет. Между тем истинный интеллигент, оставаясь в почетном меньшинстве, да что уж там говорить, будучи изгоем, хранит непреходящие ценности и является истинным патриотом не в пример трамвайному хаму и прочей незамысловатой публике, которой подходит название «масса».

У Льва Рубинштейна является представление о социальном, а порой и политическом мученичестве интеллигента. Будучи отдан в некую почти сакральную жертву, будучи порой побиваем камнями, он одновременно блюдет здоровье нации.

Нетрудно заметить, что интеллигент у Рубинштейна при своей эпохальной обусловленности относится к числу вечных персонажей. Он не замкнут в какой-либо эпохе, а скорее, подобно Вечному жиду, изъят из сиюминутного пространства и обречен скитаться от эпохи к эпохе. Не потому ли автор не проводит жесткой разграничительной линии между нашими временами и советским периодом? Например, недавнее присоединение Крыма к России в рецензируемой книге толкуется как дань советским традициям. Речь идет, разумеется, о создании единого и могучего Советского Союза, куда входят заранее осчастливленные республики, несказанно расцветающие под советским солнцем. (Такова если не политическая платформа, то череда свободных поэтических ассоциаций Рубинштейна, поэта, который хотя бы уже по своему возрасту застал Советский Союз.)

Название книги – «Кладбище с вайфаем» – указывает на то, что при всей нерушимости советских идолов ныне мы находимся на впечатляющей своими масштабами свалке истории или в паноптикуме теней и получаем подчас тревожные сигналы из прошлого.

Лев Рубинштейн в своей книге отдает литературную дань эссеистике, которая издавна существует не столько в измерении верлибра, сколько в пространстве собственно прозы. Трезво-сатирические ноты у Рубинштейна напоминают Чехова – прозаика до мозга костей. Тем не менее в своих многочисленных заметках, составивших книгу, Рубинштейн неизменно остается поэтом. По существу, то, что он создал, родственно не столько прозаическим произведениям Чехова, сколько тургеневским стихотворениям в прозе. О каких бы частных перипетиях минувших дней или современности Рубинштейн ни писал, он сохраняет присущий поэту вкус к слову. Например, он признается, что его воротит от слова «детвора» в передовице (в этом слове поэт угадывает привкус фальши, этакий пионерский задор), или сообщает читателю о том, что его всегда необъяснимо смущало слово «зарисовка», хотя, казалось бы, это слово не причиняет вреда ближним и вообще ничем не провинилось. Однако поэт преувеличенно остро слышит слово, а не просто распознает смысл как таковой. Служитель словесности, Лев Рубинштейн подчас прибегает в своей книге к замысловатым каламбурам. Например, он пишет, что однажды набрел на объявление: «Опытный сталинист ищет работу». Вскоре выяснилось, что работу ищет все-таки стилист; однако по зрелом размышлении автор-составитель «Кладбища с вайфаем» вынужден был убедиться, что странное объявление, в сущности, вполне отражает то, что происходит в наши дни…

И все-таки главное, что буквально выдает в Рубинштейне поэта, – это работа с контекстом, а не с сюжетом и даже не со смыслом как таковым. В «Кладбище с вайфаем» присутствует контекст творческого (и политического) поведения самого автора, а также контекст преемственности и смены эпох. Многоразличные контексты автора книги указывают, что, несмотря на прозаическую форму, «Кладбище…» – поэтическая книга.

Отказываясь не только от силлабо-тоники, но и от ритмических условностей верлибра, Лев Семенович, по существу, совершает художественное открытие. В его книге лирические миниатюры противостоят различным проявлениям монументальной эстетики, прежде всего эпосу, будь то скучная неудобочитаемая «глыба» или написанный на старый лад производственный роман. Однако при всем своем величии авторское открытие Рубинштейна, создание им нового типа лирики, сопровождается и некоей проблемной издержкой. Формула лирики, если она возможна, – это «частное как общее». А что кроме волнующих, но неуловимых контекстов позволяет Рубинштейну сделать общезначимым неповторимо частный жизненный опыт?

Работа Рубинштейна с различными пластами бытия вызывает еще один вопрос: а, собственно, какова роль интеллигенции вне имперского контекста? Имеет ли она имманентный смысл? Или интеллигент и его извечный антагонист, будь то бомж из подворотни, опытный сталинист или угрюмый солдафон, контрастно связаны между собой подобно свету и тени?

Книга «Кладбище с вайфаем» будит мысль, подчас вызывает вопросы; она состоялась как явление современной литературы. Остается пожелать всем, кому небезразлична наша словесность, удовольствия от чтения.

Лев Рубинштейн. Кладбище с вайфаем. – М. : Новое литературное обозрение, 2020.