На пути к Великой Отечественной. Сочинение как размышление и сопереживание

Окончание. Начало в №37-43.

И в конце урока самый трудный вопрос: «Однажды в этой работе один из учеников написал, что ему трудно судить о тех, кто был на фронте – он там не был, а это стихотворение не о нем, не о нас, а о них. Что бы вы ответили этому ученику? Сразу скажу: четыре человека об этом написали в своих сочинениях. Их прошу руку не поднимать, только всех остальных. Но поднялась только одна рука: «Наверное, этот ваш ученик был прав. Слишком далеко все это от нас».Сначала читаю из сочинений, написанных в этих классах. «Я могу понять мысли и чувства, которые выражены в этом стихотворении. Когда у меня умер дядя, я упорно себя убеждала, что могла ему помочь, уберечь его. Вину я ощущаю до сих пор, а еще присутствует чувство беспомощности. Разумом можно понять, что моей вины нет, но все же, все же, все же…»«В нашем сердце после ухода близких находят место разные чувства, и пусть мы знаем, что нашей вины в смерти нет, все же мы испытываем чувство вины, хотя бы потому, что мы еще живы, а они уже нет. Не так давно у меня умерла подруга. И я, как Александр Твардовский, знаю, что моей вины в этом нет. Но все равно кажется, что где-то я не успела что-то рассказать ей, не успела дать ей больше любви, тепла. Трудно смириться с тем, что ее нет рядом».«Не люблю переводить стрелки на себя, да, пожалуй, и неуместно это здесь. Но все же… Я не могу радоваться даже при наличии веселого повода, если у моих друзей случилось несчастье. Оно может быть пустяковым, но я буду чувствовать вину, несмотря на то что к этому никак не причастна».«Твардовского как будто что-то грызет за то, что другие не пришли с войны. Но, к сожалению, в современном мире мало таких людей».Стихотворение Твардовского не только, а может быть, сегодня можно было бы сказать – и не столько о войне. В идеале оно относится к каждому человеку. В идеале, естественно.Недавно я слушал рассказ космонавта Леонова. Они втроем должны были лететь в космос. Но накануне у одного из них врачи нашли затемнение в легких (потом, правда, оказалось, что ничего серьезного там не было), и врачи сняли всех троих с полета. На другой день полетели Волков, Добровольский, Пацаев. Впервые полетели без скафандров: считали, что космический корабль абсолютно надежен. Но в полете произошла разгерметизация, кровь у всех закипела, и на землю они вернулись мертвыми. Леонов, а он, естественно, в этом не виноват, говорил, что всю последующую свою жизнь он несет в себе вину за случившееся.И не надо думать, что все это относится только к ситуации «жизнь – смерть». Нет – ко всему, абсолютно ко всему в жизни.В 1976 году я приехал в Минск, чтобы потом прилететь в Гродно для встречи с писателем Василем Быковым, о повести которого «Сотников» мы будем говорить после каникул. Предварительно я с Быковым не договаривался ни о чем, но я послал ему сочинения своих учеников о его повестях, и Быков мне написал, что он читал мою статью «как бы свою собственную». Разговор с Быковым у меня в гостинице был самым важным разговором в моей жизни. Уходя, Быков спросил, когда я улетаю. И пришел попрощаться со мной. Мы уже прощались, когда вошла дежурная проверить, что я ничего казенного не прихватил с собой. Она пересчитывала простыни, полотенца, наволочки… Быков стоял, низко опустив голову. Ему было стыдно. За что? Он-то тут при чем? «Но все же, все же, все же…»После перемены в тот же день я предложил еще одно задание по стихотворению Твардовского минут на 15-20.«А.Кондратович уже после смерти Твардовского обнаружил еще один вариант этого стихотворения. Там было другое окончание. Запишите:Речь не о том, но все же, все же, все же…И:Речь не о том, но все же, все же… Что же – все же?Не знаю. Только знаю, в дни войныНа жизнь и смерть у всех права равны.В чем различие между этими окончаниями стихотворения? И какое из них вам ближе, больше нравится? Отметки за ваши предпочтения я, естественно, ставить не буду – только за то, что вы напишете о различиях».Один человек написал, что никакого различия здесь нет. Девять человек не могли его указать. Таким образом, каждый третий с заданием не справился. Я сказал, что мне совершенно непонятно, почему это произошло. «До перемены мы записали в тетрадь размышления ваших предшественников в нашей школе, в которых очень хорошо было сказано о смысле стихотворения Твардовского. Оставалось наложить на эти записи новый текст, который я вам предложил, и посмотреть, что из этого получится: осталось в нем то, что было в стихотворении, которое мы анализировали, или что-то изменилось».Приведу лишь один пример отличной работы. «В первом варианте есть все-таки горечь, длительные размышления, а во втором позиция автора определена. Но хоть он и говорит «не знаю», на самом деле он все знает. И уже точно понимает, что его вины абсолютно нет. Как нет тех эмоций, которые есть в финале первого окончания. Все прошло, ничего не исправить, и сожалеть об этом нечего, потому автор и говорит: «На жизнь и смерть у всех права равны». То есть как и мертвый мог оказаться на месте живого, так и живой мог оказаться на месте мертвого. Это абсолютно логично, но мне все же понравилась первая концовка, так как она заставляет пробуждать человечность в наших ледяных сердцах».И только два человека написали о двух отличиях этих вариантов. «Первый вариант выражает больше чувств и эмоций, чем второй. Еще одно различие заключается в том, что первый вариант оставляет за собой свободу размышлений, оставляет поле для раздумий. А во втором варианте точка не оставляет за собой ничего неизвестного. Второй вариант навязывает мысль, первый более душевный».Меня особо интересовали предпочтения. Раньше бывало, что второй вариант выбирала четверть, был случай – треть писавших тогда. Первый раз – более половины. Из 21 ответивших на вопрос 9 человек выбрали первый вариант, 12 – второй. Каковы аргументы тех и других?«Первый вариант более сильный, эмоциональный и точный». «Первый вариант заставляет глубоко задуматься и наталкивает на какие-то мысли, чего нет во втором, так как точка в конце создает законченное предложение и не заставляет задуматься ни о чем». «Здесь есть возможность читателю самому додумать».А вот что говорят защитники второго варианта. Здесь два типа ответов.Первый. «Александр Твардовский оправдывается верно. На войне не ты решаешь, когда тебе умереть». «Мне ближе второй вариант. Надо смириться с тем, что было». «Второй вариант мне больше нравится, потому что Твардовский указывает: не существует ответственности перед погибшими на войне, он дает понять, что надо жить дальше, не замыкаться в себе». «Мне ближе второе высказывание, так как я считаю, что человек, который прошел через весь этот кошмар, который длился на протяжении нескольких лет, заслуживает спокойствия, успокоения, выжившие заслуживают покоя в жизни, чтобы кошмары с поля боя не преследовали их в дальнейшем».Не мог не вспомнить ответ, который я получил несколько лет назад: «Первый вариант написал человек, который испытывает муки совести, а второй – нормальный человек».И второй аргумент. «Мне нравится второе окончание. Теперь я понимаю смысл, читателю не надо задумываться». «Первая редакция заставляла читателя задуматься и самому «додумать» смысл стихотворения. А мне по душе ближе вторая концовка: автор подвел черту, не заставляя читателя самому окончить стихотворение». «Во втором варианте автор сам отвечает на свой вопрос». «Мне нравится второе окончание, потому что оно сухое и логичное, какое мне легче понять».В письмах, которые присылали мои бывшие ученики, все время звучала одна мысль: «Самое важное, что вы все время заставляли нас думать».И только теперь я рассказываю своим ученикам, как это все было на самом деле. То, что они называли первым вариантом, на самом деле было вторым, а то, что они считали вторым, было первым. Этот первый вариант был набран и уже готовился уходить в печать. И в самый последний момент Твардовский зачеркнул в нем три строчки и написал ту последнюю, которая и завершила стихотворение. Из рядового, проходного стихотворения получился шедевр.Уже заканчивая наши занятия, я прочел интервью известного кинорежиссера Владимира Меньшова. Он сказал, что, работая во ВГИКЕ со студентами, прежде всего думал о том, чтобы «НАПИТАТЬ ИХ ДУШУ». У меня было всего три месяца, точнее четыре, потому что я продолжал свою работу и после сочинения 3 декабря до конца полугодия, о чем еще расскажу особо. Напитать душу за четыре месяца невозможно. Но я стремился ее напитывать. Я не готовил только лишь к сочинению. И вел к размышлению и сопереживанию. А сочинение – производное. Тут самое главное то, о чем так точно и хорошо сказал Тютчев: «КАК СЛОВО НАШЕ ОТЗОВЕТСЯ».P.S. А может быть, я не прав, начав свои занятия со стихотворения Твардовского, а не закончив им?