На пути к Великой Отечественной. Культура чтения художественного текста у школьников стремительно падает

Продолжение. Начало в №37-42.

Вот об этой важнейшей составляющей победы и рассказывают литература и кино. И тогда понятным становится, почему в «Балладе о солдате» сами военные действия занимают лишь минут десять экранного времени.Закончив анализ написанного, показываю небольшой эпизод из кинофильма Алексея Германа «Проверка на дорогах». Снятый в 1970 году фильм был выпущен на экран почти через 15 лет. Его обвинили в дегероизации партизанского движения. Вызывал неприятие и тот эпизод, который я сейчас показываю, на мой взгляд, один из самых сильных эпизодов, которые я в советском кино видел. (После выхода на экран фильм был увенчан и Государственной премией СССР, и другими наградами.)1942 год. Декабрь. Оккупированная Псковская область. Партизанский отряд под командованием бывшего милиционера Локоткова, которого блистательно играет Ролан Быков. Партизаны собираются взорвать железнодорожный мост через реку. Но взорвать его в тот момент, когда на мосту окажется немецкий железнодорожный состав с солдатами и офицерами врага. Внешне совершенно невоенный, Локотков распаривает в горячей воде свои больные ноги (понятно почему, когда фильм вышел на экраны, один из кинокритиков вспомнил, глядя на него, толстовского капитана Тушина). К взрыву все готово, мы видим и укрывшихся вдоль берега партизан, и провода, подведенные к рельсам и взрывчатке.И вдруг раздается громко звучащая русская песня. На экран медленно вплывает огромная баржа. Сначала мы видим только нос ее. Там три немецких то ли солдата, то ли офицера слушают патефон, на котором пластинка с этой самой песней. А потом баржа эта заполняет весь экран, и мы видим на ней сотни и сотни наших пленных. И вот уже приближается к мосту немецкий поезд. Слышно, как стучат по рельсам его колеса. И в это самое время под мост вплывает баржа. И Локотков не дает команду на взрыв.На него набрасывается политрук отряда майор Петушков (его играет Анатолий Солоницын):- Почему не взорвал?!- Там же люди…их тысяча человек…- Это пленные!- Это наши, русские.Об отношении к пленным во время войны и даже много-много лет после нее мы говорили, когда шла речь о рассказе Шолохова «Судьба человека». Мост взорвут, когда уже не будет ни поезда, ни баржи. Но какой трудный выбор! Боюсь, что моим ученикам сложно понять, какой это опасный выбор.Книги о прошлом – это не только и не столько книги о прошлом. Они о нас и про нас. Ведь и вся наша жизнь состоит из порой вроде бы незаметных, а часто и хорошо видимых выборов, которые мы делаем. Кстати, Книга бытия в Библии, рассказывая о судьбе человеческой, начинает с того первого выбора, который делают Адам и Ева.Характерно, что Василь Быков в первом номере «Юности» за 1984 год говорил о том, что он писал не только о войне в своих военных повестях: «А по-моему, писать о войне или писать исключительно о мире просто невозможно. Если писать, то писать о жизни. Что я и старался делать. И если я пишу о войне, то, наверное, только потому, что война – это та же жизнь. Но на пределах невозможного, на последней грани человеческой».И если между книгой, кинофильмом, спектаклем, песней о том, что было давным-давно, и нами, ныне живущими, не устанавливается некая душевная связь, значит, они до нас не дошли. И смысл уроков литературы и состоит в том, что они призваны навести мосты от прошлого к современности и от современности к прошлому.Поэтому и закончу я свой рассказ о работе с одиннадцатиклассниками во втором полугодии 2014 года уроками по стихотворению, в котором поэт обращается к себе, но в котором так важно услышать обращение к нам.«Никакой моей вины»?У нас подготовку к итоговому сочинению часто понимают как повторение, то есть воспроизведение того, что уже было сказано. А ведь главное тут не в повторении и углублении. Нельзя о Лермонтове в 11-м классе (а сочинение о нем было в числе экзаменационных сочинений) говорить то же и так же, как в 9-м классе.Диктую стихотворение Александра Твардовского:Я знаю: никакой моей виныВ том, что другие не пришли с войны,В том, что они – кто старше, кто моложе -Остались там, и не о томже речь,Что я их мог, но не сумел сберечь, -Речь не о том, но все же, все же, все же…1966И прошу в течение урока раскрыть смысл этого стихотворения.На следующем уроке, через неделю, я анализирую написанное. Писали это сочинение в 2014 году тридцать человек. Каждый второй сказал о том, что это стихотворение о живой, неостывшей памяти о тех, кто остался там. Но несколько человек поражали абсолютным непониманием главного.«Все же мы должны жить дальше. Ты должен радоваться, что ты жив, а не винить себя. Человеческое чувство вины делает тебя слабым. Нужно переоценить свою жизнь и сделать оценку ценностям». «Он понял, что не должен винить себя. Твардовский ясно понимал, что вины его нет. Но он не понимал сам себя и чувствовал какую-то вину».Оба не увидели дважды повторенное НО. Я спросил, чем отличается союз НО от союза И. Мне дружно ответили, что И – союз соединительный, а НО – союз противительный. Но в этих двух работах НО не услышано. А в нем вся суть.Четыре девушки написали о чувстве вины, которое звучит в стихотворении, но совершили при этом роковую ошибку. Они написали, «что он мог спасти, но не спас», «мог спасти, но ничего не сделал». Простите: если МОГ спасти, но не спас, тогда это мерзавец – ведь мог же спасти, но ничего не сделал. Но главное другое. Я на урок дал шесть строк, о которых можно было бы сказать словами Твардовского: «Вот стихи, а все понятно, все на русском языке». Но оказалось, что непонятно. Там же ясно сказано: И НЕ О ТОМ ЖЕ РЕЧЬ, что я их мог, но не сумел сберечь». «РЕЧЬ НЕ О ТОМ». Там же все сказано однозначно.Из тридцати писавших поняли главное в стихотворении только 8 человек, то есть 26,6%. Другими словами, три четверти с этим казалось бы простым заданием не справились. И это в хороших классах, которые с интересом и желанием занимаются литературой. Еще во время работы в институте усовершенствования учителей, более 40 лет назад, я разработал поэлементный способ анализа ученических сочинений. Я провожу анализ стихотворения Твардовского более двадцати лет и знаю, что здесь возможны три уровня понимания и три уровня непонимания. Так вот такого результата за все эти годы у меня не было ни разу. И за этим стоит общая закономерность (не говорю ничего о профильных классах): культура чтения художественного (и нехудожественного) текста стремительно падает. В данном случае одна из главных причин неудачи состояла в том, что только одна половина писавших обращалась к тексту стихотворения, остальные писали о стихотворении без самого стихотворения…Однажды в санатории я оказался за столом соседом преподавателя по классу скрипки Центральной музыкальной школы при Московской консерватории. Она как-то рассказывала, что на занятия с детьми приходила с настоящей старинной итальянской скрипкой, которая осталась у нее от отца. Но потом поняла, что делала неправильно: как бы хорошо ни играл ученик, он не мог достичь такого звучания, которое давала скрипка старого мастера. И тогда она стала приходить на занятие без скрипки и каждый раз, когда надо было показать, как нужно было играть, брала скрипку у ученика.Я поступил так же. Мы записали в тетради: «Из сочинений одиннадцатиклассников нашей школы прошлых лет».Приведу эту сделанную на уроке запись в сокращении.«Разум мыслит логически, сердце говорит правду». «Но все, что говорит ему разум, разбивается в душевную боль и муку».«Автор знает, понимает разумом, что его вины в этой войне, в смерти миллионов нет. Разум показывает, что один человек не может спасти тысячи от смерти, что он, в конце концов, не вождь и не полководец, чтобы распоряжаться их судьбами. Но совесть – лучшее в человеке – говорит: «Но все же, все же, все же…»«Умом он понимает, что его вины нет в том, что «другие не пришли с войны», но сердце его сжимается при мысли об этих людях, «кто старше, кто моложе». Он не мог их сберечь. Война принесла много горя во многие семьи. И «все же, все же, все же…» Все же боль осталась в сердце. И даже долгие двадцать лет не смогли притупить боль».Окончание следует