На, издавай!

Мы как-то успели привыкнуть к тому, что великий поэт никогда не являет себя сразу во всем блеске. Должны пройти годы (а то и десятилетия) тоненьких сборничков, жалких журнальных подборок, безденежья, самоедства, гонений и прочих мытарств, прежде чем стихи даровитых стихотворцев займут подобающее им место в антологиях, хрестоматиях и толстых томах. С Петром Мамоновым вышло принципиально по-иному…

Петра Николаевича никак нельзя назвать локально известным творцом. Как ни крути, «Звуки Му» – культовая группа, как бы он сам при жизни ни открещивался от этого, а такие песни, как «Серый голубь», «Досуги-буги» и «Цветы на огороде» широко известны и с удовольствием перепеваются (в том числе и не менее именитыми коллегами Мамонова по музыкальной сцене). Однако сам он в определенный момент перерос статус рок-звезды и реализовался как замечательный киноактер, постановщик резонансных моноспектаклей, чтец-декламатор святоотеческих писаний да и просто как проповедник, что даже дало основание некоторым его экзальтированным поклонникам после смерти Мамонова 15 июля 2021 года начать добиваться его официальной канонизации.

За всеми этими эпопеями многие упустили одну примечательную деталь, казалось бы, лежавшую на поверхности. Тексты песен из репертуара «Звуков Му» Мамонов сочинял сам, пусть и стыдился их под конец жизни. Сольное его творчество тоже изобиловало любопытными приемами. Пытливого слушателя нет-нет да и настигало сомнение: при таком масштабе осмысления действительности вряд ли артист ограничивается одними песенными текстами, должны же быть наверняка еще и стихи как таковые. Но о них-то как раз ничего и не было слышно.

Теперь выясняется, что Петр Мамонов действительно писал стихи практически всю свою сознательную жизнь, но наотрез отказывался их публиковать. Вдова Ольга Ивановна вспоминает, как без ведома мужа выпустила в 2000 году тоненькую книжечку «27 стихов», а благоверного это так разозлило, что на несколько дней ей пришлось сбежать из дома. Вероятно, очень уж не хотелось автору становиться «профессиональным поэтом».

Зато примерно за полгода до своей смерти Петр Николаевич смиренно отдал жене все свои вирши с ремаркой: «На, издавай!» И волю выполнили! Издательство «АСТ» выпустило целый увесистый том мамоновской лирики «На плотной земле» почти на 500 страниц. Здесь, конечно, не «стихотворений триста тридцать», а больше раза в два. Отсутствие датировки (за буквально единичными исключениями) сильно усложняет читателю атрибуцию написанного, хотя оно и разделено условно на девять книг. Не иначе как раз те тоненькие брошюры, которые могли бы выходить при жизни поэта постепенно. Но и это, надо полагать, не все. Из туманных пояснений Ольги Мамоновой в предисловии можно понять, что будет еще один том – с 2018 по 2021 год.

Тем не менее и по опубликованному эволюция Мамонова прослеживается четко. Но она не линейная, ведь, как замечает он сам в стихотворении «Катер тащит баржу», его путь пролегал «поперек вперед». Это значит, что начинал Петр Мамонов «плыть» в русле Сергея Есенина и советских пейзажных поэтов, но не как подражатель, а как творец, сразу вставший вровень с теми, кто умел слушать природу и передавать ее малейшие движения. В этом смысле создатель «Звуков Му» пошел много дальше своих предшественников, потому что он не пытался себя сковывать строфами, ритмами и рифмами, позволяя увиденному проникать в его стихи без искусственно наложенной рамки. Неудивительно, что наиболее органичной формой на раннем этапе для него становятся японские хокку. В своих поэтических созерцаниях он либо вполне укладывался в трехстишия, либо составлял из них строфы, либо переходил на них уже к концу стихотворения. В более поздний период для Мамонова его близость к японской лирике, вероятно, стала очевидной, и он написал буквально следующее:

…и японцы невзрачные слышали,
как рождается маленьких стих,
как цветет белоснежная сакура,
как под тентом на лодке рыбак,
крытый тента изогнутым ракурсом,
за весло не берется никак…

Обратим внимание на то, в каком контексте у Мамонова возникает слово «ракурс»: согласно восточному менталитету выбор точки зрения остается не за наблюдателем, а за наблюдаемой картиной. С одной стороны, поэт в этой ситуации действительно не насилует ни себя, ни читателя и «за весло не берется никак», полагаясь на волю волн. С другой – стихи Мамонова все же импрессионистичны, а это значит, что, запоминая свое впечатление от увиденного, он пытается его порой вызвать вновь, не стесняясь даже самоповторов (так, случайно увиденный иней на дереве пригородной станции становится для него в разных стихах синонимом русской души). На перекрестье спонтанности и методичности у автора рождаются вот такие вот перлы:

Я здесь опять.
12.35.

Без сердца, полного любви, такой метод был бы чреват бездушной фиксацией разрозненных моментов, чего никак не скажешь о Петре Мамонове. Его стихи пронзительны даже тогда, когда он говорит чуть ли не языком экологического плаката.

Подлинная любовь не ищет своего. И вот вам еще парадокс: стяжав нелицемерную веру, Мамонов почти никогда прямо не говорит о Боге, но богословия в описании его падения с дачной лестницы едва ли не больше, чем в томах некоторых современных православных авторов. Разумеется, непоказная религиозность Петра Мамонова проявляется в его стихотворениях о смерти. Не сомневаясь в продолжении своего ментального бытия, он надеется увидеть все тот же знакомый пейзаж новыми глазами:

Когда умру, увижу сразу все:
и неба край, и синюю избушку,
луны кусок, поленницу, сарай,
соседа, заряжающего пушку.

Мог ли Петр Николаевич предполагать, что строчка «когда умру, увижу сразу все» станет пророческой и будет касаться не только его, но и нас, читателей, одним махом открывших для себя большого и самобытного поэта?

Петр Мамонов. На плотной земле. – М. : АСТ, 2022. – 480 с.