На игле. Как вернуть к жизни потерянное поколение?

Время сейчас непростое, и мы, педагоги, особенно учителя-словесники, должны быть внутренне готовы ко всему. Поделюсь своим опытом. В прошлом году, выпустив 11-й класс, я приняла пятиклассников. На первом же родительском собрании меня поразило большое количество немолодых лиц. На меня с надеждой и доверием смотрели люди старше меня по возрасту. Я же готовилась совсем к другому. Сама десять лет как бабушка, я привыкла, что мамы моих учеников годятся мне в дочери. И тон у меня с годами выработался соответствующий. А тут… невеселые поблекшие глаза, в каждом взгляде – отблеск пережитых страданий. Поучать язык не поворачивается…

До первого сентября я, конечно же, видела личные дела, когда заполняла журнал: обратила внимание, что половина класса из неполных семей, но опекуны только у двоих, у всех остальных учеников мамы по документам наличествуют. Почему же они не пришли на первое собрание, а послали бабушек? Коллега, с которой я поделилась своими размышлениями, только плечами пожала: «Наверное, долго работают. У нас сейчас в моде график «два через два», а это значит, мама работает с утра до ночи. И на собрание ее никто из хозяев не отпустит – твои проблемы, сама и решай». «Наверное, так и есть», – согласилась я и перестала думать на эту тему. Успокоилась. А зря. Если б заранее прояснила ситуацию, избежала бы ошибки, которую допустила по незнанию потом. Конечно, хотелось мне расспросить коллегу, которая учила моих пятиклашек в начальной школе, но я решила не докучать ей разговорами о школе: она готовилась рожать второго ребенка и еще летом ушла в декретный отпуск. «Зачем я буду ее беспокоить лишний раз?» – думала я и даже гордилась своей тактичностью. Глупости все это! Если речь идет о детях, все эти резоны нужно отставить. На то мы и педагоги, чтобы думать о детях прежде всего. На первых же уроках литературы я заподозрила неладное. Точнее, не на первых: пока шли былины, сказки и загадки, все было нормально, но когда начались авторские тексты, реакция детей на упоминание мамы и папы (а ведь их очень много в литературе для среднего звена!) показалась мне по меньшей мере странной. Как только доходим до эпизода с участием мамы, дети глаза опускают, голос ученика, читающего отрывок, становится хриплым и сходит на нет. Мои вопросы, которые раньше никогда не вызывали трудностей, ставят большую часть детей в тупик, примеры из жизни – а мы, учителя, часто апеллируем к семье – никак не поддерживаются…Я бы долго еще недоумевала, но помог случай. У одного самого беспокойного ученика на уроках не было то учебника, то ручки, то тетради – он постоянно мешал другим, отвлекая на себя всеобщее внимание. Рассердившись не на шутку, я написала в дневнике замечание и пригласила родителей в школу. Они не явились ни на следующий день, ни через три дня, поэтому я решила позвонить по указанному в личном деле домашнему телефону. Трубку взяла бабушка. – Добрый вечер. Я классная руководительница вашего Кирилла. Могу я поговорить с Ольгой Викторовной? – Ее сейчас нет. А что случилось? – испуганный голос на другом конце провода.Когда я рассказала о проблеме, моя собеседница облегченно вздохнула: «Ну это еще ладно. Я думала, он чего похуже устроил. Он ведь у нас шалун такой, что не приведи Господи. Весь в отца. Только и жди каких неприятностей от него…»И тут бабушка Кирилла, видимо, проникнувшись ко мне доверием, рассказала о непростой судьбе внука. Оказалось, и мама, и папа его – наркоманы. Мама лечилась и теперь под наблюдением нарколога пытается выбраться, а отец погиб от передозировки, когда Кириллу не было еще года. Бабушка рассказала, как они с мужем спасали дочь от ранней мучительной смерти, как сами, работая, нянчили родившегося недоношенным Кирилла, передавая с рук на руки родственникам и даже соседям: «Ведь он чудом выжил! Мало того что болел часто, здоровьем слаб был лет до пяти, так  ведь и матери было не до него, она только о дозе думала, могла уйти и его одного оставить, кормить забывала. Хорошо, что мы с отцом ее одну с ним не оставляли, а то, может, что-нибудь плохое учинила бы – ведь он мешал ее свободной жизни. Подруги меня сколько раз уговаривали лишить ее родительских прав, чтобы облегчение выхлопотать себе – и денег бы нам дали как опекунам, и отпуск мне положен был бы по уходу за младенцем. Но я не смогла преодолеть стыд. Разве дело на свою дочь в суд подавать, перед всеми объявлять ее преступницей? Ведь она больна. Наркозависимость – это болезнь. Ее лечить нужно. Вот мы и лечили. Все бросили: и сад, и огород, не ходили больше ни в гости, ни в лес, ни на рыбалку. Один – дома с Кирюшкой, второй – в наркодиспансере, у психолога или нарколога, а когда она была дома, то тоже все время рядом с ней старались быть, отвлекали. Но все равно она срывалась. Пойдет за молоком, полчаса-час ждем, потом понимаем: снова на дозу кто-то из друзей денег дал, сердобольные всегда найдутся. И снова все сначала… А попробуй не пусти ее в магазин! Сразу истерика: «Вы мне не доверяете! Вы меня за человека не считаете!» Так и жили несколько лет на пороховой бочке. Я постарела на десять лет, поседела вся. Мне ведь только 53, а все меня уже глубокой пенсионеркой считают… И нельзя сказать, что мы справились. Когда у нас бороться стали по-настоящему с наркопритонами, дочь какую-то замену нашла, траву, потом на вино перешла, на пиво. Словом, редко она бывает в нормальном состоянии. Или у нее депрессия и мрак на душе, что лучше близко не подходить, или ненормальное возбуждение. Середины почти не бывает. Лет до трех Кирюша не очень обращал внимание на ее состояние, потом стал замечать, что мама не такая, как у других. Теперь он ее стыдится».Я слушала свою собеседницу затаив дыхание, боясь прервать неловким словом. Столько боли, столько страданий было в ее голосе. Кроме того, я мысленно возвращалась к своим фразам, неосторожно сказанным на уроках, и ужасалась самой себе. Когда бабушка закончила рассказ, я спросила:- Марина Петровна, простите меня, но ведь Кирюша не один такой в классе? – Нет, не один. У нас таких больше половины. Вы ведь заметили, что на собрании почти одни старики? Товарищи по несчастью, – сказала с горькой усмешкой. – Раньше мы все, конечно, стыдились, скрывали друг от друга семейные беды, но за четыре года перезнакомились, можно сказать – сдружились. Вы ведь помните, какой у наших детей год рождения? Вот-вот, 2003-й… И наверное, помните, что у нас в городе творилось до 2006 года?…Еще бы мне было не помнить! Юноши и девушки, вчерашние школьники, с исколотыми венами и мутными взорами ходили по улицам, сидели рядом в автобусах, валялись на лавочках в скверах. Купить наркотики было легче, чем буханку хлеба – точки работали круглосуточно. Даже школьник знал, где продается смертельная отрава, а продавцы-наркоделы жили и богатели без всякого стыда и страха перед законом. Они чувствовали себя хозяевами жизни. Жители недоумевали, а младшие милицейские чины лишь руками разводили: «У самих давно руки чешутся разорить эти гнезда, но сверху велено не трогать». И все это было на глазах у изумленной публики, пока не грянул гром среди ясного неба. На чей-то отчаянный крик о помощи в наш город приехали журналисты независимой газеты и, проведя частное расследование, на всю страну объявили, что руководство регионального МВД в сговоре с наркомафией. После этого последовала череда громких отставок, смена руководства района, началась масштабная общерайонная кампания «Территория без наркотиков», со всех школ и с каждого классного руководителя начали требовать план профилактических мероприятий, в городе, одном из первых в нашей области, построили два ФОКа, начали уделять повышенное внимание спорту и досугу. И это, конечно, дало результаты. Не могло не дать, ведь основное было сделано на самом высоком уровне – начиная с 2006 года в области прекратилась свободная продажа наркотиков. Но поколение, успевшее сесть на наркотики, осталось. Умерли многие, но не все. А у бывших наркоманов  подросли дети…Как быстро, оказывается, идут годы! Мы уже почти забыли о том страшном времени и оказались не готовы встретить вызовы, которое оно нам заранее припасло. Конечно, ради детей, выросших фактически без мам, мам стыдящихся, отцов не знавших, не стоит менять программу, выбрасывать из нее все тексты, где фигурирует добрая, нежная и заботливая мама, но нам самим, педагогам-словесникам, нужно срочно менять акценты, менять интонацию, следить за своей речью на уроках и во внеурочное время, чтобы не травмировать детскую психику, не делать больно, но в то же время – на будущее – сформировать идеал материнства и отцовства, сделать все, чтобы дети не повторили трагическую судьбу родителей.Нижегородская область