На чтение: ≈ 4 мин.Все, что было счастьем, а потом стало пылью, в век цифровых технологий упирается, вставляет сгустившийся из праха башмак в дверной проем, не желает достойно уходить. Тянет ручонки. Говорит: «А помнишь, помнишь?»
Да помню я.
Но чего под нос-то совать?
Три дня подряд я стираю фотографии из переполнившегося телефона. Люди, люди, памятки, собака, фотографии экрана, счета.
Зачем было всего столько?
Но вот нашел снимок, неаккуратно сделанный года три назад с живой фотографии. Молодой папа, мама, которой осталось несколько лет жизни, сестра, я.
Кажется, это единственный мой полумладенческий снимок: сестре повезло, она была первенцем, ее много фотографировали – и голым пупсиком, и уже когда стояла на маленьких ножках, а меня нет: молодые родители в молодых родителей наигрались, и я стал фотографическим сиротой.
Но вот этот фотоснимок есть. Еще даже не тридцатилетний папа на фоне летней зелени в белой рубашке с закатанными ниже локтя рукавами, мама в какой-то полосатой кофточке, сестра с бантиком, я лысый и с полуоткрытым ртом. Папа иронично держит меня за ухо.
Не уверен, что мальчик на фото в курсе, что такое проводной телефонный аппарат. А уж что такое «стирать фото с телефона» даже папа на фотографии не знает. Сказали бы ему тогда, сильно бы удивился. (Хотя, казалось бы, все ж таки физик.)
Альбер Камю вроде однажды в дневнике написал (это как с числом и месяцем на старых фотографиях – определить нельзя, только видно лето; так и тут, проверить цитату невозможно, просто поверим ей на слово): «Людские лица искажены знанием. Но иногда из-под шрамов проступает лицо отрока, благословляющего жизнь».
Не знаю, как там у отрока, но у этого маленького ребенка нет на лице ни намека на знание.
Зато у меня теперь есть.
О, эта мука детских фотографий
людей, которых мы любили или любим
(все эти уши, ежики и лбы),
она не в том, что все они – жемчужны,
не в том она, что мы им – не нужны,
а в том, что мы про них уже все знаем,
а им не видно – собственной судьбы.
Честно говоря, я бы обошелся без этого знания из моего давнего стихотворения и сейчас. Но, увы, маленький мой, не судьба.
…Общеизвестное, навязшее в зубах ролан-бартовское про пунктум в этой нашей семейной фотографии для меня работает непреложно, как по учебнику. «Пунктум фотографии – это то случайное в ней, что укалывает меня».
Вот и меня это фото «колет». И эта черно-белая зелень, и эта отцовская рубашка, и сестра, и мама, и я. Но дело не в том, как, наверное, все подумали, что, дескать, мало жизни, моей и чужой, мало, мало. Нет. Как раз наоборот.
Дитя. Пока тебя держат за ухо, я, глядящий на тебя из другого времени, с неизвестного тебе «космического» гаджета, хочу тебе кое-что сказать.
Ты еще намучаешься через пятьдесят лет с телефоном. Жизни окажется так много, что упыхаешься стирать.
Выбор читателей
Комментарии