На чтение: ≈ 11 мин.В NN34, 41 “УГ” с.г. мы вновь вернулись к разговору о семейной (домашней, родительской) школе. Сейчас это распространенное явление. А тогда, 15 лет назад, трудно было решиться на такое. Продолжаем подводить итоги этого “маленького” педагогического эксперимента.
Это лето для моей маленькой школы можно назвать выпускным. Сдавали экзамены мальчишки, Петруша и Глеб заканчивали 9-й. Напомню, они пошли в школу только в пятый класс, раньше я учил их сам. И с ними были проблемы. С новым и непривычным всегда проблемы.
Я плохой учитель. Но именно сейчас это мой главный аргумент. Если бы я был талантливым учителем, крупным ученым и т.д., то мой опыт можно было бы считать уникальным и невоспроизводимым. Но… Я всегда интересовался философией, образование – педагогическое. Но вот вся моя “педагогическая карьера”. После института я сделал попытку работать в школе. И в итоге вынужден был ретироваться. Дальше – домашняя школа. Если вы думаете, что я проявил чудеса педагогической техники, ох, как же вы глубоко заблуждаетесь! И с таким-то учителем теперь, через 15 лет, получились такие хорошие результаты! Вот в чем “фишка”. Если даже у меня закончилось все настолько хорошо, то можно точно сказать, что и у любого родителя получится во всяком случае не хуже!
А неприятности – они были. Я уже писал в предыдущих статьях, что главная проблема, когда дети еще не ходят в обычную школу, – это родительский страх. Что дети отстают. Что они, родители, некомпетентны. Что вообще что-то не так. Это ощущение, что “что-то не так” – оно пронизывает тебя. Даже во сне ты чувствуешь, что есть некий пункт беспокойства. Ты нарушаешь правила. А в результате выплескиваешь гнев на детей… Главное, начинаешь делать то, чего нельзя: сравниваешь своего ребенка с другими, которые учатся в школе, и с самим собой, которым ты был, когда учился.
Сравнение людей оскорбительно. Оно и бессмысленно, только глупцы, скажем, могут сравнивать “по силе” Пушкина и Лермонтова. А детей мы постоянно сравниваем. Вся школьная дисциплина держится на сравнении и страхе перед ним. Дома же ребенок этой общей планки не видит, ведь других нет, поэтому и с дисциплиной сразу же возникают большие трудности.
– Но дело в том, что отсутствие планки – фактор двойственный. С одной стороны – теряется “стимул”, с другой… Так ведь это же как раз и есть то, ради чего домашняя школа и затевается! Возникают предпосылки для формирования индивидуальности, цельности, самобытности растущего человека. Я беру на себя смелость утверждать, что обычная школа все 11 лет работает против этих качеств.
Итак, главная трудность – в нас же самих. Преодолев страх и предрассудки, осознав, в чем состоит задача (а именно – в поисках иной, настоящей мотивации учебы), родитель делает важнейший шаг на пути к успеху.
Если родители задумались о домашней школе, то это значит уже, что с их детьми будет все хорошо. Потому что каждый ребенок имеет прекрасный потенциал для развития в той области, в которой он одарен. А в чем-то одарен любой. И, кстати, это всего лишь еще один вывод из того факта, что дети развиваются по-разному, глубоко индивидуально и с разной скоростью.
К примеру, Глеб и Петя у нас учились в одном классе, хотя Петя на год старше. Глеб все схватывает страшно быстро, все мгновенно перепробует, секунда – и он уже все понял. Другое дело – Петя. Чтобы он сообразил что-то, требуется повторять раз двадцать. Из-за неизбежного сравнения он переживал и конфликтовал. К тому же Глеб постоянно его перегонял по всем школьным меркам. И как я ни говорил Петруше, что вы просто очень разные, что никогда не нужно себя ни с кем сравнивать и что ты, мой хороший, совсем ни на кого не похож, и это здорово, он не верил и мне.
А как обстояло дело “на самом деле”? Петины таланты для школы были глубоко зарыты. У него замечательный, уникальный детский рисунок и прекрасный литературный язык. Он писал до школы небольшие рассказы. Но Петя левша. У него ужасный почерк, как у всех, кого не переучивали “на правую руку”, а я его не переучивал. Да и вообще, такой “глубокий” левша – все равно что инопланетянин, он отличается от других весьма характерными особенностями (читайте учебник психологии). Например, он совершенно “ни бум-бум” в математике. Левши осваивают математику по-своему, и для учителей, которым требуется стандарт, это ужасная мука.
Когда он учился в восьмом, меня вызвали “на ковер” и предложили перевести Петрушу в школу “для дураков”. “Да вы покажите его врачу, – сказали мне, – может быть, он просто болен”. Мне едва хватило аргументов для утверждения, что нет такой болезни – леворукость. В школе воспринимали Петрушу так, потому что характер его одаренности не мог быть никак выявлен. Конечно, если бы они увидели, что он умеет так рисовать, то все подобного рода разговоры прекратились бы. К несчастью, после поступления в школу Петруша перестал рисовать. И как вы думаете – почему?
А ведь моих детей воспринимали в школе как “продукт педагогического эксперимента”. Я писал не раз и не два, что начальная школа детям не нужна. “Ах, не нужна! – говорили с торжеством за глаза. – Так посмотрите же на своего красавчика! И вы еще осмеливаетесь утверждать, что не нужна?” Тучи сгущались. Учительница математики написала официальную бумагу, в которой известила, что “снимает с себя всякую ответственность”.
Конечно, я тоже начал сомневаться. Меня утешало одно обстоятельство: восьмой – это все-таки не пятый. Дети уже три года как в квалифицированных руках. И уж во всяком случае если вся затея с домашней школой терпит полный крах, то хотя бы не я один виноват в Петрушином завале. Тем более Глеб, который учился в том же классе, после домашней школы начал с пятерок по математике, а к чему пришел? К тем же самым тройкам-двойкам.
К экзаменам Петруша с Глебом подошли в следующей диспозиции: много троек, но есть четверки и пятерки. Письменную работу по математике Петя должен был написать на “три”, а Глеб – на “пять”. Самое страшное – Петино сочинение. Тут я боялся и за русский, и за литературу. Двойка была возможна и тут, и там. К тому же во время экзаменов в школе была очередная комиссия, так что ни на какие поблажки рассчитывать никак не приходилось.
Математику прошли “гладко”: Петя получил свой заслуженный трояк, Глеб – “четыре”. Неудача, конечно, но и урок ему на будущее: успех требует еще больше усилий. После сочинения все ребята пошли гулять по Измайловскому бульвару, а я сидел на лестнице у дверей школы, ждал, когда вывесят отметки. И вот наконец – заветная бумага с результатами. Поразительно! Отметки Петруши: русский – “4”, литература – “5”! Сказались-таки литературные таланты!
И дальше, к всеобщему изумлению, он получил еще несколько пятерок, в том числе за защиту творческой работы. Петруша сделал для школы огромные шторы в технике батик на шелковой ткани: какая-то удивительная таинственная страна – домики, деревья, голубое с переливами небо, розовые облака. Учителя смотрели на шторы странными, просветленными глазами, неужели это все тот же самый Петя? Может ли такое быть? Чудеса, да и только.
После экзаменов Петя совершил некий тайный ритуал. Он сжег учебник математики. Все лето в углу балкона лежала обгорелая тушка учебника. Ее мочили дожди, и я, выходя подышать свежим воздухом на балкон, вспоминал все, что произошло. И думал: до какой же степени можно заставить ребенка возненавидеть одну из самых красивых наук на свете! И сколько же мне придется еще приложить усилий, чтобы он вновь это полюбил.
Впрочем, я все равно благодарен учителям моих детей, тем, кто вложил в них свое время, заботу.
…А в остальном лето было удачным. Старшая дочка, Вера, с первого захода поступила в Строгановку. На бесплатное обучение. Без блата и без взяток. Даже если бы я умел дать взятку и было, что давать, не потребовалось бы: по баллам она стала второй в своей специальности. Кто понимает, что такое Строгановка, тот это оценит. Кстати, Вера пошла в школу тоже уже в шестой класс, так что и ее достижение связано с домашним обучением.
Евгений БЕЛЯКОВ
Выбор читателей
Комментарии