«Мы все спешим за чудесами…». Человек познает мир сначала чувствами, а потом умом

Вспоминается, например, такой случай. Как-то пришлось ночевать в лодке, приткнувшись к одному островку в дельте Днепра. Решил даже не разводить костер на берегу – слишком он был сырым и неряшливым. Зачехлил тент, зажег свечу и стал разворачивать бутерброды. Вдруг свисающий с каркаса край тента, который я летом обычно не закрепляю по бортам, стал беззвучно отъезжать в сторону, будто открываться. И в это мгновение в лодку снаружи просунулась черная рука со скрюченными пальцами. Я застыл, стараясь не шуршать бумагой. Слышно было, как потрескивала свеча. Ужас стал охватывать меня. Рука вдруг дернулась, пальцы нервно сжались, будто схватили что-то. Что делать? Кричать? Звать на помощь? Креститься? Я человек не суеверный, однако рука невольно от лба соскользнула вниз, потом потянулась к правому плечу… И тут я разглядел черный разлапистый на конце сук. Оказывается, вечером в плавни с Днепра прибыла вода (так часто у нас бывает), течение тихо подвинуло корму лодки, и торчащий из прибрежной вербы сухой отросток «въехал» внутрь моей обители…

У меня вообще иногда возникает мысль, что мое восприятие чудес и загадок дикой природы, ее мистерий – это в какой-то мере некая наследственная родовая черта, особенность характера. Недаром в моих далеких предках, как рассказывал дед, у нас в роду числились казаки-характерники, известные своими чародейскими замашками. Плюс, конечно, дивный мир степей Дикого Поля, берегов и вод Днепра-Славутича, который чуден не только при тихой погоде, древних скал острова Хортицы, плавневой зеленой «густянки» Великого Луга.Напустить туману, окутать себя и свою деятельность мистицизмом – значит преподнести себя миру как значительную величину, заставить уважать и даже бояться. Врать не устать, было б кому слушать. Тут и жуткие рассказы о привидениях, что обитают в старинных замках, и истории о пропавших без вести кладоискателях, которые пытались добраться до заклятых сокровищ, и различные, часто сочиненные на ходу мистерии взрослых, с помощью которых они пытались оградить от опасностей слишком охочих до дальних прогулок чад. Дед рассказывал, что однажды ушел в степь, чтоб подняться на дальний курган и увидеть, где садится солнце. Вернулся уже за полночь. Порка, которую устроил ему отец, помнилась долго. Однако больше всего отбили охоту шляться ночью по степи жуткие рассказы об оборотнях-вовкулаках – людях в волчьем обличье. Позже, когда я подрос, мне не раз приходилось выбираться на болото за клюквой. Однажды во время очередного похода по мещерским мшарам лесничий, который вызвался быть моим проводником, вдруг замер и, чуть сдвинув набок кепку, поднял вверх корявый палец: «Чуешь, болото голосит. Ступай осторожнее. Тут такое бывает…» Кроме шелеста сухого тростника и отдаленного вороньего карканья, я ничего не слышу. Но вот стал выдергивать из трясины ногу, и вслед за привычным чавканьем из глубины раздался резкий всхлипывающий звук, будто кто-то действительно там, в глубине, подает голос. Кроме клюквы, на болотах мне приходилось собирать и голубику. Бабушка называла ее «дураком». Слышал я и такое ее название, как «пьяника». Дело в том, что рядом с этой ягодой нередко встречается багульник, обладающий сильным дурманящим запахом. Легкое отравление им напоминает алкогольное опьянение. Утверждают, что нередко именно из-за «дурного» запаха этого растения ягодники и грибники, попадая в болотистую местность, долго блуждают, отыскивая дорогу домой. При этом случаются и разные видения. Есть и другие растения, которые и «пьянят», и «дурят». Суеверный человек вполне может принять эти состояния как некую мистическую связь с потусторонним миром.Мистика – это часто предания старины глубокой, то, что приходило в голову предкам и надолго оставалось в памяти поколений. В дебрях истории целые залежи мистических сюжетов. Большинство из них – это мифы, легенды, сказки, были. Кем, когда они были придуманы – неизвестно. Сочинялись они часто, наслаиваясь друг на друга, каждый сочинитель (а их хватало во все времена) прибавлял к рассказанному или записанному что-то свое. Однажды на Памире я решил заночевать в старой кошаре. Говорят, что тут раньше был «рабат» – что-то вроде постоялого двора. Потом обосновались пастухи. Но и им вскоре пришлось уйти на другие пастбища. Я нашел более-менее чистый закуток, пристроил у стены велосипед и стал сооружать очаг. Вдруг в каменном проеме почти бесшумно возникла черная фигура. «Гульбияван!» – вдруг всплыло в памяти памирское название снежного человека. «Большой, слишком большой, и весь в шерсти», – так рассказывал дед одному киргизу про это загадочное существо. Им оказался простой бродяга. Вполне нормальный, между прочим, мужик. Угостил меня лепешками, айраном. Пришлось с ним даже кров разделить. Однажды я пробирался на лодке через плавневые болотные пустоши, услаждая воображение дивами сказочной Гилеи (именно эту легендарную страну поместил Геродот в низовьях Днепра). День выдался солнечный, однако не жаркий и почти безветренный. Лодка скользнула мимо стайки белых кувшинок. Вдруг одна из лилий справа по борту дрогнула и поползла в сторону. Я замер, насторожился. Что это? Или кто? Большой лист рядом с цветком медленно приподнялся. Показалась большая голова. Отчетливо были различимы глаза, крупный нос, заключенные в какой-то круг. Я схватил фотоаппарат и нажал на затвор. Голова тут же скрылась под водой. «Пронесло», – с облегчением вздохнул я. В следующее мгновение возле борта вынырнул подводный охотник. «Привет, – сказал он. – Это я. Водяной». Сразу так и подумалось: действительно водяной. Через несколько минут ныряльщик был уже у меня в лодке, и, пока мы плыли домой (о рыбалке я уже и не помышлял), он пичкал меня захватывающими историями о подводных обитателях. А вот какая мистерия приключилась в Закарпатье. Уже под вечер расположился я на берегу озера, которое словно на блюде лежало между зелеными холмами. Вечер выдался безветренным и чистым, настораживала, правда, полнейшая – до звона в ушах – тишина, и почему-то не было видно звезд. Причины этому могли быть разные, но дело происходило (я хорошо это помнил, встречные селяне не раз об этом напоминали) накануне Ивана Купалы, по-местному Ивана Лопуха, поэтому про умолкших обитателей природы подумалось: «Ведьмы порасхватали». Как бы они какой еще беды не натворили! В такую ночь все возможно. Я натянул между деревьями веревку и накинул на нее пленку, чего до этого не делал – дождей не было уже больше месяца. Ровно в полночь или чуть позже меня разбудили раскаты грома. «Может, пронесет», – с тоской подумал я. Но, увы, не пронесло. Минут через десять поднялась настоящая буря, хлынул дождь. Пленку сорвало, лило не только сверху, но и с боков хлюпало, и снизу стремительно подмокало. Чаровницы устроили настоящий шабаш, который продолжался до рассвета. Чтобы согреться, стал играть мускулами, улыбаться и даже громко похохатывать. Так и провел время до утра. Развел костер, обсушился и чистенький, веселый покатил дальше. Но в памяти приключение осталось как… шабаш, устроенный ведьмами в купальскую ночь.Удивителен мир, чудны дела Господни, дивны деяния людей. Однако настоящие чудеса случаются в их подсознании. Самые яркие и впечатляющие мистерии – это его работа. Как и когда оно себя проявит – неизвестно. Нередко во время болезни, тоски-кручины, в хмельном бреду. Или вдруг подаст сигнал перед смертельной чертой, в минуту опасности. А то вдруг взыграет среди бела дня в самой обычной бытовой обстановке. В любом случае произойдет это внезапно, никак не объяснимо. И скорее всего навсегда останется загадкой, мистической игрой взбунтовавшегося разума. Чаще всего это случается во время сна. Издревле волшебство сна распаляло воображение суеверных людей, дарило вдохновение поэтам, волновало умы ученых. Яркость и естество видений, реалистичность и быстрая узнаваемость образов, их мистическая окраска, отчетливость картинок будущего зависят от характера сна. «Спать я не сплю и дремать не дремлю, а думаю я думу», – говорил мой казацкий предок, устраивая себе походное ложе в уединенном месте.Мои «путешественные» сны-мистерии, как правило, включали в себя картины, видения той реальности, которая окружала меня. Это могло произойти во время краткого дневного привального «отключения», вечернего бдения у костра, ночью под палаточным пологом. В Сибири мне снились таежные дебри, в которых «всяка нечисть бродит тучей»; в Монголии я видел холмистые дали, покрытые густыми травами, орлов, парящих над степью, всадников; на океанском побережье Шри-Ланки мне являлись во сне морские валы, парусники, рыбацкие лодки; на памирских перевалах я вздрагивал во сне от грохота лавин. Как-то в Индии меня неожиданно сморило на краю рисового поля. Едва я прикрыл глаза, как вдруг передо мной предстало какое-то многорукое чернокожее существо в чалме, которое держало длинное удилище. Многорукость меня не удивила – у индийских божков это обычное дело, а вот процесс ловли рыбы на рисовом поле даже во сне показался более чем странным. Когда через полчаса я проснулся, то прежде всего увидел тощего загорелого индийца с удочкой в руках. «Намастэ!» – привычно поприветствовал я рыбачка, потом, стряхнув остатки сна, поднялся и подошел ближе, чтоб рассмотреть снасть и процесс ловли. Кривое удилище, наспех вырезанное из ветки, леска… впрочем, кажется, даже нитка… поплавок отсутствовал. Индиец, голова которого была обмотана какой-то цветастой тряпицей, белозубо улыбнулся и вытащил откуда-то из-за пояса лозинку, унизанную рыбьей мелюзгой.Часто, когда в пути меня настигает непогода, я ставлю палатку, накрываю ее для надежности пленкой, залезаю в спальник и закрываю глаза, спасаясь дремой от скуки и беспокойных мыслей. Часто просыпаюсь, пытаюсь вспомнить и отложить в памяти детали сновидений. Дождь не утихает, деваться мне некуда, и я опять ныряю в спасительный сон. Как будто пытаюсь досмотреть увлекательный мистический сериал. Непогода в конце концов заканчивается. Я собираю вещи и продолжаю путь. Сериал продолжается. На обочинах горных, пустынных, таежных дорог. А в монгольской степи я вдруг услышал странный голос. Рука скользнула вниз, и в кармане я нащупал мобильный телефон. Вытащив его, увидел, что он включен и на экране светятся какие-то иероглифы. И тут я понял, что голос раздавался из этой черной коробочки. Наверное, когда я приседал, невольно нажималась какая-нибудь кнопочка и включалась голосовая функция. Чудеса, оказывается, не только в решете, но и в современных приборах. Порою самых обыкновенных, простых и привычных, а порою необъяснимо и чудно себя ведущих. Они тоже наши спутники на тех дорогах, которые мы выбираем…