Мы все имеем право на жизнь, достойную человека

Как тяжело волею судьбы потерять родные края, знаю не понаслышке. Когда-то, еще молодая и полная сил, я уехала “с милого Севера” в сторону дальнюю. Как тяжело я приживалась… Как страдала среди чужих людей… И как благодарна друзьям и коллегам, что захотели понять мою боль и протянули руку помощи.

Помню письмо одной учительницы-беженки. “Меня не прописывают в Новороссийске в квартире, где родилась и провела детские и школьные годы, – писала она в газету. – Вы не представляете, как это невыносимо: осознавать, что я никому не нужна”.

Помню страдающие глаза другой беженки – милой, интеллигентной бывшей преподавательницы пединститута из Липецкой области, которую “попросту вышвырнули с работы”. Она доктор наук. Когда-то из Средней Азии ее погнал страх за свою жизнь, но и в родной России , в Ельце, она оказалась чужой…

Ни в коем случае не сравниваю свою былую боль с той, что испытывают переселенцы. Хочу лишь подчеркнуть: быть “чужим среди своих” невероятно тяжело. А своим среди своих – каково?

Чтобы выяснить, позвонила старому знакомому, заведующему отделом образования Ставропольского района Самарской области Юрию Кувшинову. “А зачем нам с тобой разговоры разговаривать? – зазвучал в трубке его голос. – Приезжай – сама и посмотришь!” Конечно, я поехала. Я еще не знала, что выясню, не только как обеспечила беженцев глубинка, но и то, чем сама обогатилась благодаря им. Ведь люди приехали к нам не с пустыми руками. Привезли свой опыт, знания, культуру, интеллект.

– Никогда не предполагала, как здорово работать в маленькой школе, – говорит заместитель директора по воспитательной работе Альбина Арт╚менко. – Многие годы я возглавляла крупные коллективы с двумя тысячами детей. Конечно, приятно сознавать, что можешь у правлять большими массами, но… в глаза-то каждому ребенку в такой школе не заглянешь, по головке не погладишь. Управленцем себя чувствуешь, безусловно, а доброй мамой или хотя бы другом – увы, нет. Здесь же все иначе! Здесь я ощутила радость очень тесн ого и теплого, почти материнского, общения с детьми. Здесь их так мало, что я быстро все разузнала о каждом ребенке: как учится, во что играет, что любит, счастлив ли в семье.

Если говорить откровенно, первое время Альбину Николаевну кирилловские ребятишки немного огорчали. Они показались ей замкнутыми, что ли… Она считала, что время, конечно же, не совсем веселое на дворе, но дети не могут жить без радости. Искренность и от крытость – прекрасные достоинства именно детской поры, и, если это не так, взрослым надо задуматься, не их ли тут вина. Потом она поняла, что стеснительность во многом – особенность сельских ребят. И все же Арт╚менко приложила усилия, чтобы помочь детям преодолеть эту привычную, природную сдержанность. И прежде всего настояла на том, чтобы взрослые в школе никогда не повышали голоса. Если она видела очередную мальчишечью потасовку, то спокойно и даже ласково говорила: “Милые мои, не шалите, пожалуйста”.

И эта просьба действовала на пацанов просто шокирующе. Они замирали от ласкового слова и… расходились. Потом она почувствовала, какой на самом деле прекрасный метод воспитания – улыбка. В ответ на свою обезоруживающе широкую она стала получать радость в глазах детей и взрослых. И наконец лед тронулся… Школа в Кирилловке – дом счастливых, это точно! Там можно бегать, громко смеяться, не скрывать любых чувств… Никто не одернет, нет!

…Беда. Александр Арт╚менко, бывший заведующий орготделом обкома партии в городе Ош (Киргизия), знает эту “даму” в лицо. Всю свою жизнь он посвятил делу партии, всю жизнь служил народу. Конечно, были среди коммунистов и те, кто греб под себя, но только не он (кстати, кто греб тогда, сегодня гребет в десять раз больше). Трехкомнатная квартира в Оше – вот единственное богатство семьи Арт╚менко (да и с той пришлось расстаться). Мебель – самая обыкновенная стенка да диван с креслами. И все. Ни машины, ни д ачи, ни драгоценностей.

Когда пришла беда, развалился Союз, Александр Федорович вместе с женой Альбиной и сыном на себе узнали, что такое бытовой национализм. “Русские – в Рязань, татары – в Казань”, – шипели в спину почти ежедневно. “Да я родилась здесь!” – пыталась было отбив аться Альбина Николаевна, но вскоре поняла: бесполезно. Начальство городское просило их не покидать республику, но они знали, что оставаться нельзя. У них было отобрано самое главное – будущее. Их стыдили, что не знают киргизского языка. Смешно: всю жизн ь все в Оше говорили по-русски. Доклады читали, документы составляли на русском языке. И вдруг на тебе: “Как не стыдно не говорить по-киргизски!”

Со всех должностей русские в Оше, что называется, слетали в два счета. Обещали: заговорите, дескать, по-киргизски, восстановим. Это было неправдой, поскольку должности поотбирали и у тех русских, кто владел киргизским в совершенстве. Нет, будущее в Оше и м уже не принадлежало. К тому же сын закончил школу и поступил в Самарский авиационный институт. Так семья Арт╚менко оказалась на сельской земле, в Кирилловке.

Правда, зав. роно Кувшинов предполагал, что директором школы станет Альбина Николаевна, но она отказалась: Александр Федорович – учитель по образованию и некогда тоже возглавлял школьный коллектив. Кувшинов спорить не стал: у обоих Арт╚менко – богатейший опыт управления.

Нет, не с пустыми руками приехала в Кирилловку эта семья: она щедро отдает школе свою любовь. Но и Кирилловка в долгу не осталась: роно дал этой семье дом с усадьбой, совхоз – огород, теленка, две свиньи, кур, картошку, зерно – бесплатно. Мясо всем учите лям здесь продают по четыре тысячи рублей за килограмм, недорого обходятся и подсолнечное масло, хлеб. Огороды вспахивают всем по очереди и тоже бесплатно. Можно выписать кирпич – в селе он дешевле, чем в городе. Короче говоря, Арт╚менко живут не тужат – недавно купили мотоцикл.

А как другие беженцы (из 14 человек, приехавших в село, пятеро работают в школе)? Оказалось, дело с жильем у них обстоит несколько хуже. Кто-то живет в общежитии (а это полкоттеджа, то есть три комнаты), кто-то снимает дом, получая от сельсовета доплату за жилье (мало того, с октября школа берет на себя все расходы на оплату снимаемых помещений).

Но неужели же не было у всех этих людей никаких трений с местными жителями? Разумеется, были. Арт╚менко, например, приехали, оба имея самые высокие разряды, и их зарплата оказалась выше, чем у других учителей. Кое-кто ворчал: вот, мол, чужаки, а все благ а на блюдечке получили. Ну что же, понять их недовольство можно. Ведь им никогда не приходилось страдать от сознания того, что ты чужой…

– В пятьдесят лет мне пришлось вновь завоевывать уважение, – говорит Альбина Николаевна. – Если бы вы знали, как это тяжело.

…А ведь в детстве мы плакали, когда читали сказку про гадкого утенка, которого щипали за то, что он не похож на других.

– Получилось. Только… – Влад развел руками. – Понимаешь, они детских песен не знают.

– Как это? – недоверчиво переспросила Галина Алексеевна. – А ну, рассказывай.

И Влад рассказал. Пятиклашки встретили его весело. Галдели, как привыкли это делать на уроках музыки. Ну что такое эти уроки – балдеж, да и только! Владислав Анатольевич, правда, не такой, как другие учителя. Во-первых, красивый, во-вторых, прикид у него – закачаешься. Зашел в класс и поначалу, как все люди: “Здрасьте, дети, давайте познакомимся!” А потом: “Ну что вы мне споете?” Ладно, вопрос тоже нормальный. А вот реакция на репертуар…

Валька, томно прикрыв глаза, запела: “Ксюша, Ксюша, юбочка из плюша”, а кто-то как заорет во всю глотку: “В Одессе много ресторанов!” Орать, может, и не надо было, но песня-то нормальная. А у Владислава Анатольевича аж глаза округлились: “Дети, что с вам и?” Нет, правда, когда он про музыкальную культуру заговорил, многие примолкли: им такое в голову никогда не приходило. Культура – это ведь что? Это: “добрый день”, “будьте любезны”. А музыка тут при чем? Но он говорит: “Интеллигентный человек ерунду вся кую петь не будет”. А потом как пошел сыпать именами: Вишневская, Паваротти… В жизни таких не слыхивали!

Так и прошел первый урок начинающего учителя музыки Поздеева в Узюковской средней школе.

Семья Поздеевых всю свою жизнь прожила в столице Узбекистана и к селу не имела никакого отношения. Но вот пришло такое время, и они, что называется, бежали. Стали сельчанами. Получили полкоттеджа. Это три комнаты, а их – пятеро! Все взрослые, кроме восьм иклассницы Юли. К тому же почти всю комнату Владислава занимает музыкальный центр. Поэтому Поздеевы уже строиться начали.

Свой первый урок в Узюкове Влад запомнит на всю жизнь. Тогда он понял, как сельские дети нуждаются в нем – человеке, знающем, что такое настоящая музыка. Он, студент института культуры, сам пишет музыку. Он понял, что должен очень постараться, чтобы науч ить сельских ребятишек слушать и слышать. Петь и любить хорошие песни.

В тот день, его первый день в школе, вся семья долго не ложилась спать. Говорили и говорили – о жизни, детях, культуре, музыке. Весь вечер – сплошной педагогический совет. Музыкантов в семье двое. Отец, Анатолий Иванович Поздеев, – профессиональный музык ант. Когда жили в Ташкенте, играл в цирковом оркестре. Здесь, в Узюкове, работает заведующим клубом. Ему тоже, как и сыну, трудно: не все его понимают. “Какая к черту культура, колбаса сегодня важнее!” Но он, как и сын, не отступает: люди даже и не догад ываются, как он им нужен.

Лучше всех чувствует себя, пожалуй что, мама, Галина Поздеева, – опытный учитель русского языка и литературы, заместитель директора по учебной работе. Молодой директор Узюковской школы крепко подружилась с новой семьей. Тянутся к ним и другие учителя. Чт о-то есть в этой семье такое… Особенное!

…Беженцы. Переселенцы. Они многое могут дать тем, кто их принял в свою семью. Ибо приехали в Россию не с пустыми руками.

Светлана ЦАРЕГОРОДЦЕВА Кирилловка – Узюково, Самарская область