«Мы учим безопасности». На вопросы отвечает министр РФ по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий Сергей ШОЙГУ

Сергей Шойгу родился 21 мая 1955 года в г. Чадан Тувинской АССР. Окончил Красноярский политехнический институт. Работал на различных стройках, был управляющим строительными трестами. В 1985 – 1990 гг. работал в различных органах КПСС. В 1990 – 1991 гг. – заместитель председателя Госкомитета РСФСР по архитектуре и строительству. В 1991 г. назначен председателем Российского корпуса спасателей, позднее – председатель Госкомитета РСФСР по чрезвычайным ситуациям. В 1991 – 1994 гг. – председатель Госкомитета РФ по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий. С января 1994 г. – министр РФ по делам гражданской обороны, чрезвычайным ситуациям и ликвидации последствий стихийных бедствий. Член Совета Безопасности РФ. Генерал армии. Герой России. Награжден орденом «За личное мужество».

– Сергей Кужугетович, российские спасатели за 16 лет прошли большой путь – от корпуса до министерства. Начинали вы с десятком единомышленников. Сколько сейчас в МЧС сотрудников и техники? Какой ущерб предотвращен?

– МЧС сегодня – это многофункциональная система, эффективно обеспечивающая безопасность населения страны. Ее основа – поисково-спасательные формирования, войска гражданской обороны, государственные противопожарная служба и инспекция по маломерным судам. Сегодня в МЧС России чуть больше 121 тысячи человек, которые содержатся за счет федерального бюджета. Имеющейся у нас техники достаточно, чтобы оперативно и качественно реагировать на чрезвычайные ситуации: ее количество исчисляется десятками тысяч. Другое дело: сейчас нужна более современная техника, более функциональная по возможностям. Что касается предотвращенного ущерба, то, к примеру, в 2005 г. сохранено материальных ценностей на сумму свыше 21 млрд. рублей.

– Не так давно МЧС презентовало Атлас катастроф…

– Обсуждая тему безопасности, можно подумать, что в нашей стране просто жить невозможно. На самом деле это не так. Наша страна намного чище, чем многие страны. Или возьмите наводнения. Посмотрите, что творится в Европе, в США! А красота в России какая! Наш Байкал – куда там шведским фьордам!

– Красота бывает обманчивой и опасной. К примеру, каждый год на Северном Кавказе гибнут альпинисты. Будет ли МЧС добиваться ограничений на использование турмаршрутов?

– Нужно, чтобы альпинисты, лыжники, туристы обязательно имели при себе поисковые маячки, чтобы можно было быстро определить место нахождения. Кроме того, мы будем добиваться обязательного прохождения через контрольные посты. Чтобы пришли и сказали: наша группа идет по такому-то маршруту, выходит в такое-то время. На посту будут наши специалисты, которые скажут: вам на этот маршрут требуется неделя, выход на связь каждые сутки в 18 часов, контрольный срок возврата тогда-то. Вот и все.

– Специалисты вашего ведомства много говорят о культуре безопасности. Не хотите ли издавать не только прогнозы и рекомендации для ведомств, но и простые обучающие книги для обычных граждан?

– Издаем очень много. Приступили к созданию системы оповещения и информирования населения всей страны. Этот проект включен в Федеральную целевую программу. Мы хотим в местах массового пребывания людей – в метрополитене, вокзалах, аэропортах, учебных заведениях, супер- и гипермаркетах – поставить экраны и на них размещать нашу информацию.

– Как вы оцениваете умение россиян спасать? Не ваших сотрудников, а простых людей? Россияне умеют спасать и вести себя в чрезвычайных ситуациях?

– Наверное, нет. Для этого мы и создаем систему.

– МЧС вошло в пятерку лучших служб мира…

– Это оценка экспертов ООН. А два года назад мы получили натовский доклад о деятельности европейских стран-членов НАТО при наводнении в Европе. В нем оценивали все страны. В конце фраза: «На сегодняшний день лучшей чрезвычайной службой в Европе является российская».

Какие критерии выбора лучших? Количество спасенных жизней, проведенных операций, количество спасателей международного класса. У нас 170 спасателей международного класса, аттестацию «международника» дает отдельная комиссия из специалистов разных стран.

– Каковы ваши планы, куда поведете министерство?

– У нас есть хорошие, большие планы. Мы много строим, много делаем, много создаем. Хотим завершить создание Центра робототехники, закончить испытания беспилотных аппаратов. Начали производство морских катеров. На Рыбинском заводе создали лучший, на наш взгляд, катер «Мангуст». Испытали его на Байкале, Черном море, в планах – Северное море, Балтика, Дальний Восток, Каспий. Представляете, при волнении моря в 3 метра мы шли со скоростью 42 узла!

В этом году начинаем строить национальный центр управления в кризисных ситуациях. Я этим проектом увлечен очень сильно. Считаю архиважной программу «ОКСИОН» – оповещения и информирования населения в местах массового пребывания. Хотим оптимизировать систему нашего образования, из двух академий сделать одну. Еще выше поднять качество работы. У нас много еще всяких дел.

– Вы неоднократно выступали с инициативой создания международного корпуса спасателей. Что мешает его созданию?

– Все спасатели согласны. Главные наши противники – бюрократические структуры в Евросоюзе, Организации Объединенных Наций. Там сидят дипломаты, требуют всякие бумаги, согласования. Говорят: все ведь есть, что вам еще надо? Мы начинаем приводить примеры. Случилось землетрясение в Турции. Мы запрашиваем международную организацию – Управление по координации гуманитарных вопросов (УГКВ) ООН. Они должны объявить призыв на реагирование, а мы – ждать.

В конце концов, выходим напрямую на наших турецких коллег. Они говорят: немедленно прилетайте, очень нужна ваша помощь, мы открыли для вас воздушный коридор. Прилетаем, отрабатываем, возвращаемся. И уже после того как вернулись, через неделю пришло подтверждение из ООН: да, можете лететь!

И таких случаев много. Нас поддерживают в этом плане коллеги из Франции, Великобритании, Германии, Италии, США. Двигаемся к созданию международного корпуса спасателей, но медленно.

– В министерстве есть своя психологическая служба. Как утешить человека, попавшего в катастрофу?

– Наши психологи находят такие слова… Они работали на землетрясениях, после терактов, успокаивали родных моряков с «Курска». Помимо этого они проводят психологическое тестирование всех поступающих в наши вузы.

Что самое тяжелое для психологов? Это постстрессовая ситуация, когда самое страшное уже произошло, и человека надо выводить из этого состояния. На опознаниях очень тяжело работать. Особенно когда надо опознавать трупы с самолетов, да еще если он горел в воздухе… Всякое бывает – обмороки, прочие беды…

Было землетрясение на Сахалине. Под завалами находится девочка. Мы знаем, что как только ее освободим, она умрет. Ей отпущено 10-15 минут жизни. А рядом – мать. Как объяснить, что пока мы не поднимаем все эти панели – ее жизнь продлится, может быть, на час-два. Конечно, нужны психологи.

Наши спасатели проходят психологическую подготовку, им после работы, как правило, тоже требуется помощь. Поэтому трудно переоценить значение психологической службы. Я раньше тоже предполагал, что мало чем можно утешить человека, но помочь ему все равно можно и нужно.

– Телевидение показывает много фильмов-катастроф. Как вы считаете: вредно это или наоборот – нас готовят к возможным ЧП? Можно ли таким образом сформировать другое отношение к возможным угрозам и к собственной безопасности?

– Есть фильмы действительно про катастрофы. И фильмы, которые сделаны, чтобы воспитывать силу духа, показать, как человек может бороться за свою жизнь и, не приведи Господи, если зритель попадет в такую ситуацию, чтобы у него было что-то в памяти. Это один вид фильмов. Считаю их полезными. Вы же не назовете плохим фильмом «Титаник»? А ведь это фильм-катастрофа, и кончается все очень плохо. Но кино хорошее.

Но есть фильмы, в которых такая безысходность, такой тупик, что возникает вопрос: куда я пришел, зачем? Все равно все погибнут. После такого фильма остается только запасаться белыми простынями и изучать дорогу на кладбище. Это неправильно, такие фильмы я стараюсь не смотреть.

Что конкретно делает наше министерство? Мы обучаем население и специалистов. У нас 89 учебных центров по стране, учатся в них примерно 8 млн. человек. Для школьников написали порядка 15 учебников с 1-го по 11-й классы. Ввели в расписание уроков предмет «Основы безопасности жизнедеятельности».

– А как вы учились в школе? Кем хотели стать?

– Учился по-разному, честно скажу. С одной стороны, учеба всегда давалась довольно легко. А с другой, – учиться было некогда. И когда надо было довольно быстро подтянуться, я две-три недели усиленно занимался, улучшал основные показатели и дальше опять возвращался к любимым спортивным играм, к улице. Много дрался… Родители пытались меня научить играть на инструменте в музыкальной школе. Вынес я это мучение года два или полтора…

– Инструмент не вынес?

– Да уж… Но выучил два музыкальных произведения довольно серьезных – «На зеленом лугу» и «Маленькой елочке холодно зимой». Вот эти два, так сказать, «нетленных» произведения играл очень резво, но дальше мои познания не пошли. Я очень много спортом занимался, был чемпионом республики по прыжкам в высоту, длину, играл в гандбол, хоккей, бегал на лыжах.

Что касается учебы в вузе, то вы удивитесь, но для меня не было ненавистнее предмета, чем гражданская оборона. Просто терпеть не мог этот предмет, потому что считал эти силы какими-то «журавлиными войсками». Имею в виду, что они лишь смотрят в небо и ждут, когда упадет бомба. А когда это случится, будут всех спасать.

Но, тем не менее, последнее учебное заведение, академию, окончил с отличием, с красным дипломом. Со временем пришло понимание, что силы гражданской обороны необходимы нашей стране и готовы должны быть не только к войне, но и работать в мирное время, реагировать на различные чрезвычайные ситуации.

Мы начали переучивать войска гражданской и силы гражданской обороны для реагирования на задачи мирного времени. Во многом нас к этому подтолкнул Чернобыль. Почему? Может быть, вы не знаете, но в России почти 200 тысяч чернобыльцев-ликвидаторов, из них почти 57 тысяч – инвалиды. Это довольно молодые люди, в пределах моего возраста. Почти 18 тысяч уже нет в живых. А ведь все от плохой оснащенности. Людям приказано было ликвидировать аварию, и они выполняли эту задачу, а о них самих в то время никто не позаботился. Поэтому мы пытаемся сделать все, чтобы обучать население и наших сотрудников безопасным методам труда.

– Какова роль собак в спасении людей?

– Есть новое оборудование, с помощью которого можно слышать, что происходит на глубине до шести метров. Это касается лавин, землетрясений. Но ни одно оборудование не заменит собак. Ни одно! Собака – мало того, что друг человека, она еще и великолепный спасатель. У нас есть несколько кинологических центров. Есть превосходно обученные собаки-саперы. Мы каждую неделю находим и обезвреживаем до 7 тысяч взрывоопасных предметов времен Великой Отечественной войны, 5-7 авиабомб. Наши специалисты проводили разминирование в разных странах – в Боснии и Герцеговине, Косово, Сербской Краине, Хорватии, на границе Ливии и так далее.

– Что посоветуете ребятам, которые хотят стать спасателем? Куда им идти после школы?

– Надо учиться, потому что, например, в позапрошлом году поступали 67 медалистов, а прошли 18. Так что отбор серьезный.

У нас 2 академии, 2 института, есть училище. В академии в Новогорске открыли группу для девочек.

Это очень-очень хорошее учебное заведение. Там помимо высшего военного образования получают университетское гражданское образование и плюс примерно 14 специальностей, которые в жизни могут пригодиться. Это водолазы, скалолазы, бульдозеристы, водители, крановщики – все, кто необходим в нашей работе.