Мы сегодня еще более разобщены

Окончание. Начало в N 10

Возможно, объяснение всему этому находится в самом человеке, в его ментальности. Российский человек не стремится договориться с властью, поставить ее в правовое пространство. В нем самом нет этого правового принципа, нет признания важности и уникальности своей личности. По мнению многих русских мыслителей, русский человек всегда стремился к абсолютному добру и абсолютному идеалу, что выходит за рамки повседневности и конкретности.
Русские всегда искали правду, а не истину. Истина конкретна и рациональна. Правда наполняется глубоким эмоциональным и нравственным смыслом, она отражает отношение человека к действительности, его ощущение и восприятие жизни. Правда несовместима с холодным рассудком, а исходит из горячего сердца. Отсюда чувственно-эмоциональное восприятие самой жизни и социальных институтов. Власть в российском сознании – это неправда, она противоречит жизни, поскольку основана на рассудке, на законах.
Н. Бердяев пишет по этому поводу: “В России, в душе народной, есть какое-то бесконечное искание, искание невидимого града – Китежа, незримого дома. Перед русской душой открываются дали, и нет очерченного горизонта перед духовными ея очами. Русская душа сгорает в пламенном искании правды, абсолютной, божественной правды и спасении для всего мира и всеобщего воскресения к новой жизни. Она вечно печалуется о горе и страдании народа и всего мира, и мука ея не знает утоления. Душа эта поглощена решением конечных проклятых вопросов о смысле жизни”.
Русские всегда своеобразно воспринимали то, что на Западе называли свободой. Русские боролись не за свободу, а за волю. Свобода требует рационального отношения к действительности, соотнесения своих интересов с интересами общества, понимания ответственности перед обществом, другими людьми и государством. Свобода требует признания прав личности, желания и умения защищать и отстаивать эти права. В связи с этим само право понимается как мера свободы человека. Воля – это состояние безвластия или стремление избавиться от власти, выйти за пределы закона и права, что в России часто принимало самые крайние формы (феномен казачества или русского бунта).
Русское сознание вращается в таких противоположностях: закон – право силы, правда – сила добра. Отсюда и раскол между властью и обществом, их взаимное существование в противоречии.
Русский стремится установить прежде всего личностно-непосредственный уровень общения, а государство – формализованный, правовой. В этом их принципиальное различие и в таком сознании государство как институт не нужно и невозможно. Место государства занимает власть чиновника, князя, царя, бюрократа, номенклатуры, нового русского, находящегося в расколе со всем обществом. В результате раскола возникло два общества – общество власти и общество населения, между которыми пролегла глубокая пропасть недоверия и недопонимания.
Общество власти воспринимает себя как претендующее на знание “великой тайны” о России и обладающее знанием некой тайной истины. Народ воспринимается как аморфная и темная сила, препятствующая реформам и модернизации общества. В связи с этим, не получая реакции со стороны населения, власть начинает опираться на силовые варианты и усиливает репрессивный аппарат.
В моменты ослабления власти и ее распада общество атомизируется и напоминает броуновское движение. Усиление власти прекращает этот круговорот и еще больше закрепощает население, чтобы призвать его к порядку, по представлению власти. Не случайно, что все реформы в России носили половинчатый характер и заканчивались одинаково – власть принимала более тотальный характер, в результате чего происходило еще большее отчуждение населения от власти.
Советский тип власти пытался интегрировать народ во власть, что привело к полной археизации общества, а власть приняла абсолютно тотальный характер. Советский человек не так уж кардинально отличался от человека старого московского царства. Так, г-н Федотов писал: “Новый советский человек не столько вылеплен в марксистской школе, сколько вылез на свет Божий из московского царства… Вглядимся в черты советского человека – конечно, того, который строит жизнь, а не смят под ногами на дне колхозов и фабрик, в черте концлагерей. Он очень крепок, физически и душевно, очень целен и прост, живет по указке и по заданию, не любит думать и сомневаться, ценит практический опыт и знания. Он предан власти, которая подняла его из грязи и сделала ответственным хозяином над жизнью сограждан. Он очень честолюбив и довольно черств к страданиям ближнего – необходимое условие советской карьеры. Он готов заморить себя за работой и его высшее честолюбие – отдать жизнь за коллектив: партию или Родину, смотря по временам. Не узнаем ли мы во всем этом служилого человека ХVI века?”.
В советский период право было полностью вытеснено из жизни общества и человека, поскольку их деятельность регламентировалась установками самой власти. Право было просто не нужно, поскольку не играло никакой роли в обществе. Правозащитное же движение не находило понимания у населения и оставалось всего лишь движением узкого круга интеллигентов.
Следующим фактором, сильно влияющим на правовое сознание российского человека, является повседневная жизнь. В обществе можно совершать самые грандиозные преобразования и реформы, строить коммунизм или капитализм, но во время всех этих преобразований люди должны удовлетворять свои повседневные потребности, где-то жить, питаться, одеваться и т.д. Именно этот уровень бытия является наиболее осязаемым и важным для человека. Именно повседневность является самым реальным бытием человеческого существования.
Многие исследователи отмечают, что “в буржуазном обществе повседневная жизнь приобретает некое измерение и некие качества, которых у нее не было в иных социальных системах”. Более того, быт как самостоятельная сфера жизни появляется лишь в капиталистическую эпоху. Быт обособляется от религии и труда, освобождается от жестокой вплетенности в отношения господства – подчинения и социальной иерархии.
Превратившись в самостоятельную сферу и выйдя из отношений социальной иерархии, он ломал традиции и саму культуру европейского общества. На бытовом уровне восторжествовала цивилизация, которая некоторыми учеными начала ХХ века трактовалась как закат культуры.
Быт стал динамичным и демократичным, что требовало формирования устойчивых правил повседневной жизни. Таким правилом могло быть только право. Оно вошло не только на уровень государства и гражданского общества, но и на уровень быта – повседневной жизни человека.
В России бытовая сфера и бытовая культура так и не получили самостоятельного существования. П. Чаадаев в начале ХIХ века писал: “Взгляните вокруг себя. Не кажется ли, что всем нам не сидится на месте. Мы все имеем вид путешественников, ни у кого нет определенной сферы существования, ни для чего не выработано хороших привычек, ни для чего нет правил; нет даже домашнего очага; нет ничего, что привязывало бы, что пробуждало бы в вас симпатию или любовь, ничего прочного, ничего постоянного; все протекает, все уходит, не оставляя следа ни вне, ни внутри, в вас. В своих домах мы как будто бы на постое, в семье имеем вид чужестранцев, и даже больше, нежели те кочевники, которые пасут свои стада в наших степях, ибо они сильнее привязаны к своим пустыням, чем мы к нашим городам”. А. Панарин уже в ХХ веке пишет, что “специфика российской ментальности как раз и состоит в неумении довольствоваться банальностью повседневного благополучия”.
Европейский быт – это культура потребления, культура роскоши, которая требовала такой же организации, как и сложные социальные институты. Быт – это не работа по дому (в русском понимании), а сфера повседневного потребления, которая должна быть упорядочена и организована, подчиняться определенным нормам и правилам. Он стал сферой правового сознания и правовой культуры. На уровне повседневности происходило становление рационально действующего, законопослушного и малоагрессивного человека. Сформировался человек относительно прогнозируемого и ожидаемого поведения, для которого есть определенные правила, условности, в связи с которыми он строит свое поведение и ожидает от других таких же действий. В регламентируемом и урегулированном быте и повседневности не просто проявляются, а именно реализуются права человека на воплощение своей природы. Регламентированное и правовое сознание проявляется прежде всего на повседневном уровне, а только потом на государственном и общественном.
Западный быт – это сфера условностей, которые с точки зрения российского человека бессмысленны и кажутся карнавальными. Но эти условности создают запреты на проявление стихийности и беспорядка, непредсказуемости. Так, американец или европеец не может себе представить, что, вернувшись домой и подняв трубку телефона, он не услышит никаких, гудков или, открыв кран с горячей водой, в ответ услышит только шипение. Для россиянина это вполне привычные вещи и даже можно сказать обыденно-повседневные. Именно на повседневном уровне в российском обществе проявляется и реализуется вся иррациональность сознания и жизни, именно здесь в первую очередь не соблюдаются и нарушаются его основные права.
Российский человек вряд ли подаст в суд на телефонную компанию, а будет долго и терпеливо ходить по инстанциям, по начальству, ругаться и одновременно договариваться. И самое трагичное не то, что отключили горячую воду без предупреждения, а то, что никто не знает, когда она будет включена. Бесправие в повседневности и является основой формирования неправового сознания.
В российской повседневной жизни основным принципом решения конфликтов является сила, которая наиболее эффективна в неправовом гражданском обществе и неправовом государстве. Человек не в состоянии себя защитить, если он не имеет связей с силовыми структурами или с криминальным миром, поскольку официальные механизмы защиты прав личности практически бездействуют. С точки зрения повседневности жизнь среднего массового человека, безусловно, ухудшилась, но в качественном отношении не претерпела никаких изменений.
Быт советского человека с 60-х годов имел постоянную тенденцию к изменению. Быт индивидуализировался и пропитывался идеологией потребления. Однако в нем еще сохранялось достаточно сильное коллективное начало. Например, во всю силу действовала система блата, которая позволяла получить доступ к материальным ресурсам или услугам. Соседка на лестничной клетке, работающая в сфере здравоохранения, могла помочь приобрести дефицитные лекарства, а подруга из магазина достать продукты. Этот вынужденный коллективизм бытовых отношений насыщался человеческими чувствами. Сама повседневность была пропитана коллективизмом и своеобразной формой взаимопомощи – “ты мне, я тебе”. Но этот принцип был наполнен не только материальным, потребительским значением, но и обыкновенными человеческими отношениями.
В настоящее время повседневность атомизировалась, индивидуализировалась, но не потому, что у людей появилось чувство собственного достоинства, а в силу распада традиционных связей советского быта. Распались или отошли на второй план те связи, которые поддерживали и питали советскую повседневность, из нее ушло человеческое начало. Повседневность постсоветского человека – это повседневность выживания, и каждый предпочитает это делать в одиночку. Из повседневности ушел блат, из повседневности ушли советские правила, но не пришло право.
Одним из важнейших компонентов повседневной жизни является отношение к детям. Именно в повседневном общении с детьми формируется правовое пространство. В России, несмотря на модернизацию семейных отношений, традиционным остается авторитарное отношение к женщине и детям. В семьях довольно обычным является физическое насилие над детьми, что изначально унижает человеческое достоинство. Ухудшение социально-экономического положения отрицательно сказалось и на положении женщины. Безработица больнее всего ударила именно по женщине, многие из них вынуждены оставаться дома.
К сожалению, новая российская бытовая сфера мало дает основания говорить о правовом регулировании отношений между людьми. Повседневность не демократична, а хаотично атомизирована с преобладанием силового и авторитарного начала. Человек ощущает себя в современной России еще более несвободным на повседневном уровне.
В России сейчас никого не преследуют за политические убеждения, выходят газеты, отражающие практически весь спектр общественного мнения. Об этом только могли мечтать советские люди. Но вряд ли они могли себе представить, что на повседневном уровне произойдет полная архаизация общества, когда будут нарушаться самые элементарные права человека, право на достойное существование, на выплату зарплаты и т.д. При этом общество не стремится к самоорганизации на правовой основе, а если объединяется, то только на национальном и криминально-корпоративном уровне.

Дмитрий ШАБУНИН,
кандидат социологических наук,
доцент
Чебоксары