На чтение: ≈ 13 мин.В далеком детстве мы днями пропадали на улице. Взрослые для нас даже кино крутили под звездным небом, растянув экран между столбами. Ряды лавочек заполняли соседи. Здесь на лужайке мы играли в лапту. Шел май 1965‑го.
Наше внимание привлекли украшенные ветками и транспарантами машины, которые с криками «Ура! Победа!» встречали стоящие вдоль дороги люди. Букеты тюльпанов летели навстречу протянутым рукам пассажиров. Мы недоумевали. Почему люди с таким воодушевлением отмечают 20‑ю годовщину какой-то машины? «Победой» тогда называли легковое авто, которое можно было увидеть в нашей Злынке. Спросила об этом мать. Она рассмеялась и сказала, что люди празднуют победу над врагом, что в честь нее прабабушка назвала меня Викторией, Виктория – значит Победа. Для детского сознания этого пока хватило. О войне тогда не говорили. Награды никто не носил.Через год мы с моей подружкой Надей Смоляковой пошли в первый класс. Как-то зашли к ней домой. В зале у них суетился незнакомый человек с фотоаппаратом. Надин папа доставал из шкатулки много необычных значков (слова «ордена» и «медали» мне еще были неведомы) и крепил их на пиджак. Такую красоту я видела впервые и была поражена. Корреспондент, а это был он, то и дело повторял: «Герой!» Звучало это для девчонок странно. Дядя Степан был такой обычный, домашний. Мы часто бывали у него в типографии, где, повиснув на ручке огромного резака, пытались полоснуть слой газетной бумаги. Однажды застали у них дома почтальона, который устало опустил на пол мешок писем. Конверты с яркими марками были из разных городов. Пионеры просили рассказать, как воевал Степан Павлович, за что получил награды, подарить им фотографию в отрядный уголок. В моей голове не укладывалось, что значит воевал, почему на всю улицу 12 писем, а тут мешок… Нескоро я поняла, с каким человеком мне тогда довелось общаться.Степан Павлович Смоляков до войны возводил с друзьями Комсомольск-на-Амуре, хорошо зарабатывал и мечтал построить собственный дом. Но война нарушила житейские планы. В 41‑м он воевал под Ленинградом. Из-за ранений надолго выбыл из строя. Находясь на лечении в госпитале, в газете прочитал о том, как многие люди отдают собственные средства на постройку танков и самолетов. И загорелся этой идеей. В 1942‑м он снял с книжки свои сбережения, приобрел 122‑миллиметровую гаубицу и стал командиром собственного орудия №7811. 175‑я Уральско-Ковельская Краснознаменная дивизия, в которой воевал Степан Смоляков, участвовала в Курской битве. Затем он со своими однополчанами освобождал брянские города Севск, Новозыбков, Злынку, в которой познакомился с будущей женой. Берлинская битва завершила его боевой путь. Пушку сдал, как положено, армейскому начальству и прибыл в Злынку, обещал же невесте… Спустя годы он написал Р.Я.Малиновскому и просил разыскать его орудие. Маршал, сам участник четырех войн, приказал выполнить пожелание артиллериста. Пушка была доставлена и установлена в сквере Новозыбкова, позже перенесена в Злынку. Эта история – мои первые детские познания о войне.Двумя годами позже родители перевезли меня к бабушке в село Семцы Почепского района. О том, насколько серьезными были сражения возле этого села, писал в своей книге «Воспоминания солдата» бывший командующий танковыми войсками вермахта Гейнц Гудериан. Но всего этого мы еще тогда не знали. На школьном дворе находилась братская могила погибших красноармейцев и мирных жителей. Как-то по селу разнеслась весть, что военные вскрыли этот холмик для перезахоронения жертв войны. Мы побежали в школу. Здесь во дворе стояли почти все односельчане. Женщины рыдали и пересказывали друг другу, что среди найденных вещей в захоронении была калоша (распространенная деревенская обувь), полная, как все утверждали, крови, словно гибель людей произошла совсем недавно. Эти слова произвели на нас гнетущее впечатление. Тогда-то нам, малышам, стало понятно, что война – это ужас и смерть.После этого случая отец рассказал о своей юности, о том, как в начале войны к ним во двор зашел вражеский солдат. Увидев нежданного гостя, его мать с младшим братишкой на руках вышла навстречу. Немец по-хозяйски обшарил сундук со скудными запасами сала и муки в коридоре. Нашел корзиночку с десятком припрятанных для детей яиц. Маленький брат вырвался из рук мамы и с радостью бросился к еде, повторяя – дай, дай, дай! Фашист сапогом отшвырнул его в сторону. Ребенок закричал от боли. Дальше все произошло за считанные секунды. Резко распахнулась дверь. Отец и его сестра выбежали на крик. Солдат дрогнул и выстрелил. Их мама, невысокого роста и почти слепая, в это время наклонилась. Она искала руками на полу полутемного коридора плачущего ребенка. Пули пронеслись над ее головой и между детьми, отхватив у девочки часть уха и застряв в дубовом шкафу. Сестра вскрикнула, солдат схватил награбленное и спиной попятился к дверям.Отец запомнил белое от ужаса лицо и красную от крови щеку сестры. Рана казалась не опасной, но утром ухо распухло, начался жар. Лекарства ни у кого не было, отвары и примочки не помогали. Через неделю девочка умерла. После освобождения села пришло сообщение, что глава семьи, красноармеец Василий Федорович Кундасев, пропал без вести в мае 1943‑го. Через год младший братишка отца подорвался на мине. Так война забрала у него и папу, и брата с сестрой…В детстве и потом, повзрослев, я часто горевала, что не застала в живых ни одного дедушки. Хотя и понимала: они остались в том строю, где плечом к плечу стоят двадцать семь миллионов погибших, расстрелянных, замученных, умерших советских людей. Война – это непроходящая всенародная тоска и трагедия. И эта трагедия порой могла настигнуть человека даже в мирное время.Ольге Солошик было 10 лет. Жила она в маленькой деревне Заплесье. Потрясением для девочки стал случай, произошедший в 1944 году сразу после освобождения Белоруссии. В соседнем селе работники НКВД расстреляли всю семью за то, что годом раньше у них на свадьбе были немцы. Разбираться никто ни в чем не стал: не послушали, что паренек хотел уйти в партизаны и, понимая, что может не вернуться, уговорил родных ради любимой соблюсти народную традицию. В день свадьбы внезапно нагрянуло несколько гитлеровцев. Наглые, сильные, с автоматами в руках они стали проявлять интерес к невесте. Надвигалась беда. Беззащитные хозяева вынуждены были отвлекать внимание оккупантов. Подносили им самогон, суетливо подсовывали квашеную капусту. Другого выхода не было. Пронесло. И вот трагический финал той истории…Студентами педагогического училища мы работали в деревне Марковск недалеко от Погара. Как водится, расселили нас по домам местных жителей. Как-то тихим вечером мы вспоминали забавные истории детства. И вдруг среди общего веселья наш хозяин, Виктор Иванович, почему-то притих и заплакал. Уже успокоившись, он рассказал, как в 41‑м в село пришли полицаи и увели корову, чем, по сути, обрекли детвору на голод – в то время люди в основном-то выживали домашним хлебом и молоком. Чтобы совсем не пропасть, ему вместе с сестрами в поисках щавеля, ягод, грибов, орехов часто приходилось обследовать все поросшие лесом окрестные пригорки. Делать такие вылазки было страшно. Фашисты и полицаи могли обвинить в связях с партизанами, и тогда… Но особенно тяжко было зимой. Четырехлетний Витя клянчил у матери молока, а его не было. И вдруг, после очередных его стенаний, молоко стало появляться. Мать уходила в сени и приносила ему одному кружку долгожданного лакомства. Малыш решил разузнать, где же она его прячет, и напиться вдоволь. Из укрытия увидел, как мама налила из кувшина воды, добавила… мел и размешала… Еще Виктор Иванович рассказал нам, что в их деревне живет женщина, которая в годы войны выдала советского летчика, спрыгнувшего с горящего самолета. Воображение живо нарисовало нам картину: раненый летчик в окровавленной форме, со связанными руками, под дулом фашистского автомата гордо шагает на расправу… Нас юных, воспитанных на «Молодой гвардии», возмущенный разум взывал к мести. Почти ночь наша профсоюзная ячейка обсуждала план справедливой кары. Разбить окно камнем, бросить в дом записку с текстом «Смерть предателю Родины!», обмазать дверь дегтем – это самое малое, что, на наш взгляд, заслуживала та женщина. К утру здравый смысл возобладал, и месть была отложена – нужно было спасать урожай Родины.Наш мир детства был окутан трепетным и осознанным отношением к войне. Оно передавалось с черно-белого экрана кино, закреплялось, когда мы, пионеры, прибивали к домам ветеранов и фронтовиков, не вернувшихся с войны, памятные красные звезды, западало в душу со страниц книг В. Быкова и Б. Васильева. Помню, как хотелось мне вырвать на память из книги о летчицах портреты Татьяны Макаровой и Веры Белик, сгоревших в самолете. Парашюты они не взяли, чтобы увеличить количество прикрепленных бомб. Но я решила – пусть и другие ребята видят эти прекрасные лица. Нельзя лишать их этой возможности.Как-то, проводя тестирование по теме «Великая Отечественная война», я попросила учеников назвать слова, которые написаны на Могиле Неизвестного Солдата в Москве. В тексте параграфа их не было, и я их не озвучивала. Эти слова приводились под фотографией памятника в учебнике. Многие забеспокоились – не знали. А одна ученица написала: «Мы не знаем твоего имени, но то, что ты сделал для нас, – будем помнить всегда!». Точный текст той надписи таков: «Имя твое неизвестно, подвиг твой бессмертен». Уверена, эта простая, но глубокая фраза должна стать символом отношения к войне и ее героям для детей России всех поколений.Виктория БЫЛЬЕВА, заместитель председателя профсоюзной организации лицея №1 Брянского районаБрянская область
Выбор читателей
Комментарии