В самарском Заволжье живописно раскинулось село с истинно русским названием – Березовка. Это родина моих предков. Отсюда ушел на фронт и не вернулся мой дед Василий Петрович Земляков. Сейчас я часто задумываюсь о войне, пытаюсь мысленно перенестись в то время и представить, как это было…
Конец июня. Липы цветут. Вот они встали вдоль улицы, и я вижу, как с каждой веточки густо, ароматно стекает мед. Я останавливаюсь, поднимаю голову и не могу оторвать взгляд: не сирень кудрявая, не черемуха надовражная – тихоня-липа набралась смелости к середине лета и словно закипела бело-желтыми звездочками.
Вот таким же теплым летним днем уходил на фронт мой дед Василий, и сладкий запах меда смешался с горьким запахом войны. В глубине души он, простой деревенский мужик и известный на всю округу кузнец, надеялся, что, обладая природной силой и крестьянской смекалкой, перехитрит смерть и вернется с победой домой.
Проводы были шумными – с гармонью, песнями, 23 июня, на другой день после объявления войны. Вместе с дедом уходили на фронт его друзья – Дмитрий Исаакович Медведев (погиб в боях под Вязьмой в ноябре 1941 года) и Иван Николаевич Сафонов (был танкистом, попал в окружение, пропал без вести).
Деда направили в стрелковую дивизию. Из города Иванова, где формировалась дивизия, он попал в ожесточенные бои на Днепровском направлении. И уже в сентябре 1941 года в заволжское село пришла первая похоронка на деда. Но ошибся армейский писарь – дед был жив, только тяжело ранен.
После госпиталя он некоторое время работал на оборонном заводе в Златоусте. А затем, в конце 1942 года, вновь был направлен на фронт в 424‑й стрелковый полк 18‑й стрелковой дивизии. Бойцы дивизии принимали участие в прорыве блокады Ленинграда.
В своем письме домой дед писал, что везут их в самое пекло, что едут они и с белым светом прощаются. Блокада Ленинграда… Страшные бои… Я пытаюсь представить, как это было.
…В наступление идет наша пехота – главное войско. И где-то здесь, среди бойцов с криком «ура!» бежит мой дед. Пощадила его немецкая пуля, не зацепил шальной осколок.
После прорыва блокады Ленинграда бои пошли на псковском направлении, и тут следы деда теряются. В похоронке, которая пришла на деда, был указан неправильный адрес, а у его жены и сына в то время не было возможности что-либо про него выяснить.
Они так и не смогли побывать на его могиле, так как не знали точного места захоронения. Но память о нем навсегда осталась в их сердцах. Эту любовь они передали и мне. У этой памяти нет срока давности.
На старом деревенском кладбище стоит крест с фотографией молодого солдата, моего деда. Его просила поставить перед своей смертью бабушка. «…А то его душеньке и прилететь некуда…» – говорила она. Ждала деда всю жизнь и даже в церкви не отпевала: вдруг живой?
Каким же он был, мой дедушка? Я знаю, что жизнь его не баловала. В голодные 20‑е годы его родители, продав все имущество, уехали с детьми в Сибирь. От голода спаслись, от болезней – нет. Тиф скосил родителей и двоих детей. Мой дед и две сестры решили вернуться в Березовку.
Путь был неблизким. По пути дед попрошайничал на вокзалах, пел и плясал в поездах за корку хлеба, но до Самары они доехали. Попали в детдом, откуда их забрал дядя, семь лет прослуживший в царской армии на Кавказе.
Его, как царского офицера, вскоре раскулачили, лишили имущества и отправили на Беломорканал. Деда, как сироту, не тронули. Жизнь стала потихоньку налаживаться. Дед стал известным на всю округу кузнецом. Был необыкновенно сильным, любил кулачные бои, обожал татарский праздник Сабантуй, где часто бывал победителем… И вдруг война…
Он иногда снится мне во сне…
Зима. Сумерки. Я смотрю из окна и вижу, как в наше село входит отряд лыжников, одетых в маскировочные халаты, с винтовками за плечами. Сердцем чувствую, что где-то среди них мой дед. Я бегаю среди бойцов, заглядываю им в лица, ищу знакомые по фотографии глаза деда, но не нахожу. Ни один боец не произносит ни слова.
И вдруг около нашего дома разгорается небольшой костер. Солдаты молча подходят к нему, протягивают руки к огню и начинают греться…
Я долго не могла понять этот сон, но сейчас мне стало ясно: эти солдаты грелись возле костра нашей памяти, нашей любви к ним!
В нашей семье всего одна фотография деда, которую он прислал с фронта. С нее уверенно и спокойно смотрит на меня широкоплечий, ясноглазый солдат в гимнастерке, перетянутой ремнями.
Я горжусь своим дедом: он погиб, защищая Родину. Иногда я задумываюсь, каким бы мог быть исход войны, если бы не великий подвиг всего народа, если бы не подвиг моего деда.
Мы долго искали могилу деда. Писали в архив Вооруженных сил. Искали по Интернету. Обращались в различные инстанции.
И совсем недавно, из газеты «Псковская провинция» пришел ответ, что в 1944 году во время военной операции по освобождению села Альхимово (Псковская область) от эстонских карателей, которые хотели заживо сжечь всех жителей, был тяжело ранен, а затем умер от ран красноармеец Земляков Василий Петрович.
Деда похоронили на кладбище села Альхимово, а в 1965 году его прах был перенесен в воинское захоронение Ланева Гора. Вот мы и нашли тебя, дед!
В бою он погибнет у псковской границы,
И мне, незнакомый,
всю жизнь будет сниться:
То с молотом в кузне, с косою во ржи,
С ромашкой июньской у пыльной межи,
С мешком на току или с лошадью в поле
Дед мой Василий, Василий Петрович!
Уже 42 года я работаю учителем начальных классов в сельской школе, в которой учился мой дед, его сын, его внуки и правнуки.
Вместе с учениками стараюсь сохранить память о наших земляках-фронтовиках: на пожертвования односельчан в 2015 году установили плиты с именами всех участников войны возле памятника воинам, собрали более ста фотографий солдат в рамках акции «Бессмертный полк», проводим для гостей экскурсии по залу боевой славы в нашем школьном музее. Ничто не должно быть забыто!
Наталья ЖУКОВА, почетный работник общего образования РФ, учитель основной общеобразовательной школы села Березовка Елховского района Самарской области
Комментарии