Моя жена не актриса. В семье достаточно одного сумасшедшего. Алексей Кравченко

Алексею Кравченко было 14 лет, когда он снялся в фильме Элема Климова «Иди и смотри», пронзительно сыграв роль изуродованного войной белорусского мальчишки, испытавшего на себе всю ее жестокость и беспощадность, и заставив плакать зрителей в кинотеатрах. Потом на какое-то время Кравченко выпал из поля зрения зрителей, чтобы вновь появиться – уже не мальчишкой, но мужем. На экран стали одна за другой выходить картины с его участием: «Мама», «Цветы от победителей», «Фортуна», «Рождественская мистерия», «ДДД», «Спецназ»… И сейчас уже трудно узнать в этом парне с улыбкой до ушей и накачанными бицепсами подростка-заморыша. Тем не менее разговор с актером мы начали именно с его первой картины.

– Алексей, как произошло, что на эту роль выбрали именно вас?

– Мой одноклассник, узнав, что на «Мосфильме» нужен светловолосый голубоглазый мальчик, предложил вместе с ним съездить на пробы. Помню, там собралась огромная толпа ребят. Среди этой толпы ходили помощники режиссера и всматривались всем в глаза. У меня сразу же появилось ощущение, что на мне они задержались чуть дольше, чем на других. Потом мне предложили сыграть одну сцену. Я должен был представить, что умерла моя мама. Моя реакция удивила меня самого. Откуда-то сразу появились слезы, я буквально зарыдал… Но все-таки мне пришлось пройти еще несколько серьезных проб, прежде чем меня утвердили на эту роль.

– Где проходили съемки?

– В белорусских лесах. Они продолжались в течение девяти месяцев. Первое время Элем Германович, царствие ему небесное, не разрешал маме приезжать ко мне, так как боялся ее реакции: далеко не каждый родитель согласится, чтобы его ребенок проходил подобные испытания. Но, как ни странно, на самые сложные съемки он пригласил маму приехать. Она, по-моему, до последнего не верила, что я попаду в картину, пока не увидела меня на съемках. Мама меня очень поддержала. Сама она – женщина с очень сильным характером, да, в общем-то, и я слюнтяем тоже никогда не был. Должен сказать, что на съемочной площадке у нас сложились замечательные, очень доверительные отношения. Ко мне относились и от меня требовали, как от взрослого актера, и я не мог не оправдать этого доверия.

– А как же школа? Все-таки девять месяцев – это целый учебный год.

– Элем Германович требовал, чтобы я не пропускал учебу. Я ходил в небольшую поселковую школу. Но все мысли тогда у меня были только о кино. Я все время думал, как сыграть ту или другую сцену, поэтому было не до учебы… Да и сами съемки были очень тяжелыми. В одной из сцен, например, надо было переходить через болотную трясину. Съемки проходили на отработанных торфяниках. Честно говоря, было очень страшно. Оператор мне говорил: «Леша, передвигайся быстрее!». А как быстрее, когда у меня в руках была винтовка, а рядом девочка, которая тянула назад? На берегу в это время находились два каскадера, готовые в любой момент прийти нам на помощь. Как-то я показал Элему Германовичу, как там может засасывать, сделал вид, что тону, и спасатели тут же бросились ко мне… Из болота выходил мокрый, весь в грязи и тине. Потом приезжала пожарная машина с теплой водой, и мы отмывались.

– После выхода картины не закружилась голова от славы?

– Тогда мне было не до «звездной болезни». В фильме, если помните, есть кадр, когда меня стригут ножом. Так вот к этому ножу было приклеено длинное лезвие, и волосы от головы буквально отрывали. Это было очень больно. Но весь смысл в том, что мой герой, сошедший с ума, был невменяем, и мне надо было показать, что я ничего не чувствую, то есть лицо должно было оставаться неподвижным. Ко всему прочему мне еще сделали волосы седыми, покрасив их специальной импортной аэрозольной краской, которая долго не смывалась. После этого волосы у меня долго не росли. Тут поползли слухи, что на съемках я сбрендил, сошел с ума, а Элем Климов повесился. Поэтому ко мне многие первое время относились настороженно, побаивались. Какая же после этого могла быть «звездная болезнь»?

– Вам пришлось учить белорусский язык?

– Во время съемок я каждый день занимался с учителем белорусским языком, так что выучил его хорошо.

– Почему после восьмого класса вы пошли в техническое училище?

– Не хотел больше сниматься в кино, мечтал побыстрее стать взрослым и сам зарабатывать деньги, чтобы не просить их у матери. После училища немного поработал фрезеровщиком на заводе, а затем меня призвали на флот. Среди моих друзей тогда было не принято «косить» от службы, это считалось как-то даже неприлично. Я занимался спортом, старался, чтобы мое здоровье всегда было с плюсом. И, видимо, перестарался: загремел в подводный флот, служил во Владивостоке. Там организовал музыкальную группу. Я же со второго класса играю на гитаре, в школе их даже сам себе выпиливал на уроках труда. В четвертом классе мама подарила мне первую настоящую немецкую гитару, тогда же мы создали первую группу. Потом их было много, даже не сосчитаю.

– Как учителя относились к вашему увлечению?

– Я же был двоечник и хулиган, школа мне сильно мешала.

– Спортом тоже в школе увлеклись?

– Где-то до пятого класса я даже подтянуться не мог как следует, хотя быстро бегал, был такой вертлявый. После съемок стал заниматься спортивной гимнастикой, которая плавно перешла в культуризм.

– Занятия музыкой службе на флоте вам не мешали?

– Наша группа ездила с концертами по близлежащим городам. Платили нам картошкой, во Владивостоке с ней тогда были проблемы. Помню, привозили ее целыми фурами.

– Когда же у вас появилось желание стать артистом?

– Сначала я спал и видел себя музыкантом. Но, вернувшись в Москву и встретившись с Элемом Климовым, понял, что мне стоит идти в театральное училище. Учась в техническом училище, я закончил вечернюю школу, так что сразу подал документы в Щукинское училище. К вступительным экзаменам готовился с репетиторами, а сочинение просто списал, получив заслуженный трояк. Так и поступил.

– Ваша жена не актриса?

– Слава богу, нет. В семье достаточно одного сумасшедшего. Алиса занимается домом, воспитывает нашего сына Алешу.

– Вам не занимать обаяния. Вы, наверное, были влюбчивым парнем.

– Я до сих пор влюбчивый. По-моему, каждый нор-маль-ный мальчишка должен быть влюбчивым. Первый раз, например, влюбился в шестом классе, она училась в четвертом. Когда я ее видел, со мной начинало твориться что-то невообразимое, я буквально терял дар речи.

– А сумасшедшие поступки из-за девочек совершали?

– Еще какие сумасшедшие. Все было на грани фола. К примеру, друзья засовывали меня в большую деревянную катушку, пристегивали ремнями и в этом колесе спускали с горы. И все только для того, чтобы девочка обратила на меня внимание.

– В фильме «Рождественская мистерия» вы снялись вместе с сыном. Это была ваша идея?

– Вообще-то я против того, чтобы снимались жена или сын. Но случилось так, что режиссер долго не мог найти подходящего ребенка, который мог бы сыграть меня в детстве. И тогда я показал фотографию Алешки. Сниматься с ним согласился, поставив условие режиссеру, что сын ни разу не пискнет, не будет кваситься. Но мой паренек-бодрячок выдержал все испытания с честью, он очень понравился Александру Абдулову. Еще он успел сняться в нескольких рекламных роликах.

– Кто в вашем доме обладает большим авторитетом?

– Конечно, я. Я же мужчина.

– По-вашему, каким требованиям должен отвечать актер, чтобы зритель его любил?

– Согласитесь, что у каждого поколения зрителей свои требования к артистам. К сожалению, сейчас в моде своеобразные клише. Если актер накачан, то, значит, его надо снимать только в боевиках. А боевики у нас снимать все-таки пока еще не умеют. Русские актеры ни в чем не уступают западным, чего не скажешь о качестве съемок. У нас ведь раньше было интеллектуальное кино. Актер на экране мог десять минут курить и о чем-то думать. Это, наверное, нелегко, но хотелось бы, чтобы и в нашем кино было побольше энергии, потому что когда много говорильни – это тоже плохо.

– Вы рано начали водить машину. Сотрудники ГАИ делают скидки на знакомую физиономию?

– По-разному. Как-то догнала машина и слышу специальный сигнал, чтобы я принял вправо и остановился. Я остановился. Выскакивают из машины ребята, несут лист бумаги с ручкой и просят: «Распишись. Мы до того, как пришли в ГАИ, служили в спецназе». Потом предложили проводить, если я спешу. Автограф я дал, а от сопровождения отказался. В другой раз ехал с дачи, и меня остановил передвижной пост ДПС, там стояли человек семь. Офицер подошел, заглянул в окно и предложил: «Потанцуем?». И все гаишники стали… танцевать, совсем как в фильме «Спецназ». А вот этот случай был совсем другой. Остановили меня за незначительное нарушение и говорят: «Давай денег, ты же в шоу-бизнесе работаешь». Я попытался объяснить, что я актер, но они свое: «Да какая разница!» При всем при этом я очень уважаю работников ДПС, знаю, что это очень опасная, тяжелая работа.

– У вас остались друзья детства?

– Как ни странно, мои друзья живут в Нижнем Новгороде. Мы подружились, когда я снимался у Георгия Данелии в картине «Фортуна». До сих пор ездим друг к другу в гости. Есть друзья и в Москве, причем не только актеры. Очень крепкая дружба у нас с Денисом Евстигнеевым. Всегда радуюсь, когда слышу его голос в телефонной трубке или когда кто-то говорит, что он хочет меня видеть.