Моя твоя не понимай. Фильм «Вавилон» призывает услышать друг друга

Мы все живем в Вавилоне, ибо говорим на разных языках, даже когда говорим на одном – мы глухи друг к другу и живем без Бога в душе. Эту мысль, с одной стороны, не новую, а с другой – вечно актуальную и всеобъемлющую, Алехандро Гонсалес Иньярриту высказал в фильме «Вавилон», который 1 февраля выходит в российский прокат. Эмоциональная острота содержания и реалистичность формы уже принесли «Вавилону» приз за лучшую режиссуру на фестивале в Каннах, а также престижную премию «Золотой глобус» – как лучшей драме прошлого года. Судя по всему, картина вполне может рассчитывать и на самое большое кинопризнание в поствавилонском мире – «Оскар».

Внешне «Вавилон» – это натуралистические зарисовки из жизни разных людей, снятые в псевдодокументальной манере. По сути же – жесткая и предельно лаконичная иллюстрация идеи или мысли авторов. В данном случае она выражена в названии картины. И все – никаких многозначительных эпиграфов и нравоучений, только факты. Сильные примеры всегда производят наибольшее впечатление и почти всегда убеждают больше слов. А тема, заданная в названии, заставляет зрителя напряженно думать, разворачивая мысль автора в значимых для себя нюансах. Минималистскими средствами мексиканцы, сценарист Гиллермо Арриага и режиссер Алехандро Гонсалес Иньярриту, достигают редкого эффекта: морализатором, а точнее, полноправным мыслителем выступает сам зритель. Величие замысла и простота средств его выражения граничат с гениальностью.

Если бы фильм был назван, к примеру, «Выстрел» или как-то еще, это была бы другая картина. Именно сила названия, отсылающего к известной библейской истории, обобщает, казалось бы, поначалу не связанные между собой сюжетные линии и открывает в современных ситуациях вневременной, вечный смысл.

Вавилон – символ разъединения людей. В фильме это выражено буквально: параллельно развиваются три истории, которые происходят с людьми, говорящими на разных языках, в разных странах – Марокко, Мексике (и частично Америке) и Японии. Герои разных сюжетных линий живут каждый в своем мире, имея разный социальный статус и мироощущение, и иногда даже не подозревают о существовании друг друга. Однако постепенно выясняется, что все они связаны, все виноваты в одном несчастном случае.

«Вавилон» ставит вопросы вины и ответственности очень жестко – в том числе потому, что в драматических ситуациях задействованы дети. Картина показывает, как безответственность порождает круговую поруку: один человек бездумно дарит оружие другому, по сути ему незнакомому, тот по бедности продает его отцу семейства, который, не объяснив, что причинять вред другим людям ни в коем случае нельзя, дает его в руки своим малолетним сыновьям, и это приводит к трагедии. Любой из этих людей, как и любой из нас, мог бы только развести руками: разве мог он предположить, что все так обернется? И также мог бы сказать, честно ответив самому себе: должен был, если бы подумал о других. О своих детях прежде всего.

Особенно ужасно то, что принадлежность к развитой цивилизации и материальное благополучие не имеют никакого значения: как в бедном восточном селении отец все время тратит на обеспечение близким сносного существования, так и в обеспеченных американской и японской семьях дети все время либо предоставлены самим себе, либо находятся на попечении чужих людей. Почему так происходит? Почему мы готовы оставить их одних в мире, в котором ведем себя совсем не как родственники, а как люди, готовые отвернуться от горя другого? Почему мы ведем себя по отношению к ним, как чужие?

В фильме, а часто и в жизни, мир оказывается беспощадно жесток к детям, оставшимся с ним наедине. Они получают первые уроки отчуждения как самозащиты и совершают первые необдуманные и даже жестокие поступки. Для того чтобы в этом убедиться, достаточно посмотреть хронику происшествий за любой день в году. Это и пожары по вине оставшихся без присмотра малышей, и вымогательство денег у младших или своих одноклассников, и нападения и ограбления тинейджерских банд. А наша подростковая «забава» – метание камней в проходящие электрички? И самое страшное – существа, которые не должны ведать зла, могут сознательно убить человека. Мне до сих пор невыносимо вспоминать веселые пустые глаза двух малолетних убийц, про которых я писала статью. Родители в их жизни просто не фигурировали – полурастения, они самозабвенно пили свою неупиваемую чашу.

Это, конечно, крайность. Но мы от нее не так уж и далеко, вечно спешащие, зарабатывающие на лепешку или бутерброд с икрой, строящие и мечтающие жить в вавилонских башнях… Мечтающие о счастье в будущем и пропускающие мимо собственную жизнь, взросление собственных детей. Мы пропускаем момент, когда ребенка нужно научить не делать другим того, чего не хочешь для себя. Упускаем возможность быть первыми и главными, кому он верит, с кем всегда захочет поделиться. «Вавилон» показывает хоть и экстремальные, но настолько жизненные ситуации, что вина всех перед всеми (и ее «положительный полюс» – ответственность всех за всех) перестает быть философско-религиозной абстракцией.

Это лишь несколько основных мыслей и эмоций, возникающих после фильма. Достигнут такой результат, повторюсь, очень лаконичными средствами, главное из которых – документальная манера съемок. Порой возникает ощущение, что смотришь сюжеты из теленовостей. Словом, с задачей создать на экране реальность чуть ли не более достоверную, чем наша повседневность, режиссер, оператор и актеры справились блестяще. Лишнее подтверждение тому – органичность Бреда Питта и Кейт Бланшетт в роли самой обычной супружеской пары. Понятно, что реализм формы авторы использовали для того, чтобы мы поверили в невымышленность происходящего и отождествили героев с собой. Результат – мощнейшее эмоциональное воздействие, которое и подталкивает к осмыслению увиденного.

Способствуют этому и образы-маячки, которые авторы расставляют по ходу картины. Так, иллюстрируя мысль о том, что люди не слышат друг друга, в фильме появляются глухие люди. Если уж слышащие не понимают друг друга, как им услышать глухих? В нашем мире они изгои вдвойне. А если уж глухой – подросток, подавленный самоубийством матери, и в нем бушуют гормоны и возрастная агрессия разрушения, то сила метафоры, как вы понимаете, предельно возрастает. Кроме того, одна из сюжетных линий «Вавилона» развивается в городе, наиболее приблизившимся к мечте библейских носителей «одного языка» и состоящем из башен до самого неба, – Токио. Менее явный ветхозаветный мотив – исключительная роль отца для каждого героя-ребенка. Матери в фильме либо отсутствуют по каким-то причинам (умерли, находятся в больнице), либо не имеют права голоса и какого-то влияния на детей. Главную ответственность за несчастья детей несут отцы.

Но знаете, что в картине, отсылающей к ветхозаветной истории, вопиюще странно? Никто из героев даже в самый отчаянный момент не обращается к Кому-то или Чему-то Высшему, чем они сами, – к Тому, на Кого в таких ситуациях всем существом надеется самый неверующий человек. Необязательно даже называть Его Богом. Конечно, Иньяритту интересовал именно человеческий аспект вавилонской истории. Однако само по себе отсутствие в героях веры и надежды на высшие силы – более чем красноречиво. Наш мир по-прежнему уповает только на себя, мечась по замкнутому кругу.

Желая того или нет, авторы вызвали у меня, как у зрителя, не слишком оптимистичные мысли о человеческой истории. О революциях во имя будущего идеального гомо сапиенс, о нашей стране, которая до сих пор испытывает на себе последствия краха этой мечты. О том, что даже лучшая из политических систем, демократия, зиждется на законодательстве, чей принцип сформулирован еще в Ветхом Завете – «зуб за зуб, глаз за глаз». О том, что наша цивилизация еще не доросла до Нового Завета с его основным принципом «возлюби ближнего своего как самого себя». Конечно, это только моя интерпретация увиденного. Каждый найдет в «Вавилоне» что-то свое, ведь, как и всякое талантливое произведение искусства, лента многозначна.

Впрочем, открытый финал картины оставляет определенную надежду. Ведь иногда нам все-таки, как и в фильме, удается понять друг друга. И значит, есть шанс, что если мы перестанем культивировать собственное эго (то, что в ветхозаветные времена, да и сейчас называется стремлением «сделать себе имя»), то сможем услышать друг друга и снова заговорить на одном языке. Наверное, это утопия, но без нее трудно было бы жить…

…Не знаю, кому больше нужен «Вавилон»: детям или их родителям. Может, все-таки девочкам и мальчикам, которым еще только предстоит делать свои первые самостоятельные шаги в этом мире? Необходимость самим делать выводы им точно не повредит.