Мой Храм – Россия. Олег ГАЗМАНОВ

Подлинное представление о личности артиста могут дать только живые концерты и личные встречи. На этот раз гримерную Олега Газманова не осаждали журналисты и коллекционеры автографов. У нас было достаточно много времени для обстоятельной беседы.

– В сознании телезрителей сложился образ певца Газманова – «моряка» и «есаула». Не мешает ли вам эта телевизионная «канонизация?»

– Меня очень пугает зашоренность телезрителей, которые видят актера исключительно в одном полюбившемся им амплуа, и не принимают иных образов. Если внимательно отнестись к моему творчеству, можно, наверное, заметить, что я все время от альбома к альбому боролся с этим явлением.

Да, я начал свою музыкальную карьеру с песен «Эскадрон» и «Есаул», которые принесли мне успех. Но во втором альбоме эту музыкальную тему прекратил и позволил себе выпустить единственную песню, похожую на прежние – «Морячку». В новом направлении главными стали песни «Я не верю», «Офицеры» и «Питер», требующие размышлений, понимания. И слушатели приняли эти песни, моя аудитория расширилась. В третьем альбоме отошел от написания баллад, стал писать лирику. Получились такие удачные песни, как «Закрой мои глаза», «Моя любовь», «Только дождись». Развитием этой темы стала песня «Единственная». В следующем альбоме, четвертом, у меня появились шуточные песни, с юмором «А я девушек люблю», «Бродяга».

Есть и большие эпические песни – «Москва», «Мой храм». Я все время ухожу от публики, не даю возможности зрителям поставить меня на рельсы, загнать в колею и превратить в узнаваемого однозначного автора. Очень боюсь того, что меня начали по последним песням политизировать и канонизировать. Сейчас готовлю альбом, стараюсь шагать в ногу с новой современной музыкой.

– Не думаете ли вы о перемещении значительного «капитала» вашей популярности, репутации, из шоу-бизнеса в другие сферы жизни и деятельности?

– Раньше у меня были пробы иной работы. Занимался наукой, написал диссертацию. Есть учебник, в котором имеется моя статья «Нестационарные процессы теплообмена». У студентов, наверное, фамилия Газманов в учебнике по теплотехнике не ассоциируется с эстрадным певцом. Я читал курс по холодильным установкам, ходил в море… У меня неспокойная судьба. Сейчас нашел себя, чувствую уверенно, сочиняю музыку разных направлений и стилей. Заниматься чем-либо еще не в ущерб музыке невозможно. Я такой человек: если за что-то берусь, то делаю это увлеченно.

– Вы пробовали переводить свои тексты и петь на английском языке, как периодически делают другие певцы?

– Не вижу смысла в том, чтобы переводить русские тексты и петь на английском языке свои песни. Поэзию очень сложно переводить. Как можно перевести фразу: «Я сегодня не такой, как вчера, я голодный, но веселый и злой». Мне кажется, в России та фраза понятна всем, но я не могу, не понимаю, как можно перевести «веселый и злой»?

У меня была попытка контракта с известным продюсером Клодом Мартинесом. Он пытался убедить меня, что надо петь на французском и английском ряд песен. Я отказался, возразил, мол, английские песни популярны в России, следовательно, и русские, на русском языке могут иметь успех за границей. Мне кажется, я его убедил. Во Франции был выпущен диск на русском языке. Надеюсь, тем самым я способствовал продвижению русского языка в Европу. Большого успеха диск, конечно, не имел, потому что они не крутят бесплатно с утра до вечера где-нибудь в Нью-Йорке, Чикаго или Париже на MTV русскую музыку. Это у нас почему-то экспансия западной музыки в России осуществляется вопреки здравому смыслу.

– Как вам удается не стареть?

– Я себя чувствую значительно моложе своего возраста. Когда приходят друзья Родиона (сына. – Прим авт.), не ощущаю себя стариком. Когда у меня мало концертов, стараюсь быть более активным, играю в теннис, много занимаюсь физкультурой. Играю в футбол, не важно с кем и не важно как. Недавно встал на горные лыжи. Я считаю, что мужчина раз в день должен вспотеть. Не важно, чем он занимается, дрова рубит, спорт это или работа. Надо нагружать организм и не лениться. Вопрос здоровья – это вопрос воли в первую очередь. Мне повезло: на концертах физически очень устаю. Что еще? У меня есть русская баня, сам запасаю дрова и топлю ее. В питании особых правил не придерживаюсь. Я не сторонник крайностей. Когда голодный, у меня организм все переваривает. На ночь не ем, потому что потом плохо сплю.

– Насколько широко за пределы эстрады и сопутствующего ей телевидения простираются ваши творческие планы?

– Есть у меня затаенная мысль, что все мои песни – это песни к фильмам, которых нет. Когда я сочиняю стихи или пишу музыку, то вижу, представляю и становлюсь тем человеком, о котором или от лица которого пишу. Когда я задумывал «Есаула», был есаулом. Когда создавал «Питер» – трагическую балладу – это все как бы происходило со мной. Когда писал «Единственную» это все обо мне. Зрительный ряд образов, сопутствующих написанию каждой песни, мог бы быть фильмом или эпизодом фильма.

– Дают ли вам концерты новый творческий импульс или истощают бесценный ресурс здоровья и времени?

– С одной стороны, концерты – это, прежде всего, изнурительные поездки, двухчасовая и более длительная работы на сцене. С другой, зрители меня хорошо принимают, поддерживают главное, убеждают в том, что я прав.

Для меня мнение зрителей является принципиальным. Иногда смотрю, нет меня ни по телевизору, ни на радио, и думаю: может быть, я что-то не то делаю? Но выхожу в зал к зрителям и вижу: они меня принимают, они мне доказывают, что я прав, что мои песни нужны, что я правильно все делаю.

На сцене я отдаю публике все, что у меня есть, но, в порядке компенсации затрат, получаю такой всплеск эмоций, который меня поддерживает. Даже бывают такие моменты: не выспишься, например, или горло в плохом состоянии, идешь на сцену, думаешь, что, господи, хоть бы этого концерта не было. Делаешь несколько шагов по сцене, такая позитивная, положительная эмоциональная волна идет из зала, что все сразу забывается, и концерт идет, и чувствуешь себя счастливым человеком.

– Вы пишете песни для определенного зрителя или для себя?

– Я не пишу свои песни специально для какого-то зрителя. Стихотворное творчество для меня – способ самовыражения. Моя музыка идет от текста. Никогда не позволю себе положить на музыку текст, который сам считаю слабым. Пусть он лежит 3 – 4 года, лежит до конца, пока я его не доработаю и не сочту возможным показать людям. Поэтому я создаю иногда песни, которые не совпадают, то есть, попадают раньше или позже того времени, в которое они могли бы иметь успех.

– Насколько ваши ожидания совпадают с реакцией зала?

– Некоторые сложные произведения волнуют лишь ту часть аудитории, которая воспринимает поэзию и понимает слова. Молодые, здоровые организмы, постоянно счастливые оттого, что они молодые, им важен ритм. Например, уверен, в песне «Эскадрон» их привлекает, прежде всего, ритм. Быстрая музыка «съедает» текст. Наоборот, людям, которые умеют слушать текст, не нравятся быстрые песни.

В последнее время стал замечать, что старею медленнее, чем моя аудитория. Чувствую, что люди, которые слушают мою музыку на протяжении 10 – 12 лет, стали старше меня. Это странная, непривычная для меня ситуация. С другой стороны, молодежи на моих концертах стало меньше, думаю, потому, что я не модный. Есть такое понятие «модная группа» появилась, попела годик-другой и исчезла. Намеренно не стремлюсь выглядеть модным, мода явление скоротечное и временное.

– Чем привлекает вас поэтическая деятельность?

– Чем хороша поэзия? Она концентрирует мысль, прозой так плотно писать невозможно. Эти стихи, например, я сочинил лет 10 или 15 тому назад.

Мне говорят,

что короче скоро будут ночи.

что рассветы заменят закаты.

Все говорят,

а вороны над нами хохочут,

Хотят, чтоб рассвет был

скорее распят.

И некуда деться,

себе я твержу,

Но, ногти ломая,

рассветы держу.

А вождь,

который висит на стене,

Все спорит с Богом,

который во мне.

Привык я не верить

в плакатный стих.

Я болен словами,

я прячусь от них.

Мне трудно дышать,

я прошу, дайте срок –

Отвыкнуть от фальши

печатных строк.

Старый вождь,

что висел на стене,

Говорил всем тем,

кто предшествовал мне:

«Кулаки разожмите,

мы к цели пришли».

И гвозди с хрустом

в ладони вошли.

И опять попугаи со всех сторон.

И снова спускается стая ворон.

И новый вождь,

что висит на стене

– Мне кажется, что это текст не для пения на эстраде, его трудно будет положить на музыку…

– Нет, совсем нет. Он звучит необычно и красиво, как молитва. Я его, наверное, скоро спою.

– Тогда объясните, почему он 10 лет лежал и не звучал с эстрады?

– У меня есть концепция продюсирования собственной музыки. Если буду петь только медленные песни, то концерт получится скучным. Необходимо сочетание: после трех или четырех быстрых песен должны идти одна или две медленные. Иначе темп концерта теряется. В моем репертуаре медленных песен с сильными текстами гораздо больше, чем быстрых танцевальных шлягеров. Мне трудно формировать программу, нечем разбавлять новые серьезные песни. Так что настанет час, и я эту песню обязательно исполню.

– Как вы представляете свое творческое будущее? Будете также энергично танцевать на сцене?

– О своем будущем даже не задумываюсь. Давно для себя решил, что не буду думать о завтрашнем и тем более о послезавтрашнем дне. Нет смысла думать о том, чего нет. Как человек с техническим образованием думаю, что мало кто представляет, как изменится мир через 3-5 лет благодаря научно-техническому прогрессу. У меня маленький коллектив музыкантов только благодаря тому, что мы используем самые современные музыкальные и компьютерные технологии. Например, добились того, что благодаря радиомониторам я могу работать на огромных стадионах «живьем». В наушниках слышу и музыку, и свой голос, которые не отстают друг от друга при перемещении вокруг сцены и удалении от колонок на 100 метров. Что будет через 14 лет, когда я по возрасту догоню Кобзона, не знаю. Может, мы будем жить между небом и землей на аэростатах…