Вечером выпал снег. Белые сумерки, мягкие, округлые очертания машин, домов и дворов. Особенная свежесть, чистота и – грусть. Отчего же грусть? Что это за грусть? Почему с годами мы все больше безотчетно грустим и завидуем: красоте снега, красоте щедрых, обильных гроздьев красной рябины и даже красоте двух серых ворон, которые наутро будут упоенно рыться в снегу, добираться до старых листьев, травы, шумно радоваться добыче… Может быть, кто-то завидует красоте крутобоких “мерседесов” или грозных “джипов”, но это уже другая зависть и другая грусть…
Меня спросили: какие ценности оставил после себя ХХ век? И сначала я, конечно, хотела рассказать не про ворон, не про рябину и не про снег. Я хотела рассказать, что ХХ век – бездомный век, и народы-сироты скитались во времени и пространстве, стремясь обрести свою родину. ХХ век – век пробуждения национального чувства, и я не знаю, грустила бы я так же, глядя не на рябину в моем дворе, а на мандариновое деревце в Абхазии или на виноградные лозы в Молдавии… Я хотела рассказать, что ХХ век, при всем его нигилизме и обилии сигаретно-пивных девушек, есть век возвращения религиозного чувства, так и не побежденного ни информационным рационализмом, ни воинствующим атеизмом. По всей Руси золотыми свечами поднимаются храмы, и милосердные, печальные лики святых смотрят с икон… Я бы сказала, что в этом безумном веке, наполненном смертями, войнами, убиением младенцев, вдруг особенную ценность обрела семья, островок рая на земле, и те, кто находит здесь спасение, – счастливейшие люди, чье блаженство невозможно описать…
Но вот я вижу снег, вижу даль, вижу взятую льдом речку, вижу темный лесок, вижу чистый морозный простор, соединенный с небом, таким большим небом… “Жизнь моя! или ты приснилась мне?” – спросит, или пожалуется, или удивится Сергей Есенин. Что его так тревожило, что мучило? Весь мир – Париж, Берлин, Нью-Йорк был у его ног, самые красивые, талантливые, родовитые женщины дарили ему свою любовь, самая добрая на свете мама гладила его кудри, а как любили, жалели его сестры! “Словно я весенней гулкой ранью Проскакал на розовом коне”. Ему ли жаловаться?! Молодому, сильному, золотокудрому?
Мне кажется, что человек, независимо от века, в котором он живет, независимо от своих внешних “достижений”, рано или поздно осознает: самая большая ценность, которая ему дана, – его душа. Она, душа, почти не слышна в нашей обыденной, суетливой жизни, она вроде бы и не просит “есть и пить”, но как она ранима, отзывчива и на беды жизни, и на неброскую вселенскую красоту! Душа живет, соединясь со снегом, журавлиной песней, рябиной под окном, с тем бесконечно родным и неизъяснимым, что рассеяно в природе, и с тем, что рождено было нашими предшественниками не только умом и техникой, но прежде всего – душой. И что же остается человеку, который знает, что “все мы, все мы в этом мире тленны” и что все равно наступит час прощания с этим миром, пусть даже и несправедливо устроенным, но все равно таким неповторимым и прекрасным? Я не знаю. Я только знаю, что нет большего счастья, чем слышать голос своей души, и что жизнь людей должна быть устроена таким образом, чтобы ни один из нас не был лишен этой красоты – видеть и чувствовать свою родину, лучше которой нет на свете…
Лидия СЫЧЕВА
Комментарии