Многоголосие. Хоровое пение не должно стать заменой музыкального образования

На 17 июня назначены слушания в Общественной палате РФ, посвященные месту и значению хорового пения в школьном образовании. Но накануне заседания, как из рукава уличного фокусника, выпорхнула новая программа по музыке с трех лет до девятого класса. Программа была написана по поручению вице-премьера Ольги Голодец, в авральном порядке, за невообразимо короткое время сотрудниками Министерства культуры, для введения в практику… с сентября 2013 года. Наверное, в качестве сюрприза для учителей, вернувшихся из отпусков.

Хоровое пение поневоле отошло на второй план. Впрочем, само обсуждение программы стало примером «хорового пения», притом одноголосного. Все собравшиеся специалисты, кроме писавших программу, сказали, что она никуда не годится, написана людьми, далекими от педагогики, не знающими ребенка; что ее введение перечеркнуло бы лучшие достижения отечественной педагогики искусства и отбросило бы музыку в школе на многие десятилетия назад, в беспросветно зуновские времена.А главное, что вызвало недоумение, – с чего это она вдруг понадобилась? Да еще так срочно? Можно подумать, что первого сентября дети придут на урок музыки, а учитель не будет знать, что с ними делать. У нас существует целый веер доброкачественных программ, которые, кстати говоря, создавали практики искусства, посвятившие большую часть жизни педагогике и детям, стоявшие у доски в школьных классах и трудившиеся над программами долгие годы, а не считанные дни. Это и было настоящим взаимодействием культуры и образования. А сами программы были воплощением больших и новых образовательных идей, а не результатом поспешной кампанейщины, конъюнктуры или скрытых намерений еще что-то сэкономить на детях и едва живом гуманитарном образовании.Понятно, все течет, жизнь меняется. И системы обучения разным видам искусства, связанные с именами Кабалевского или Неменского, можно обновлять, развивать, даже заменять, но только для этого надо подняться на сопоставимый уровень ответственности, добросовестности и понимания дела, а главное – иметь большие и новые образовательные идеи. Но этого не сделаешь ни к ближайшему четвергу, ни за две недели, ни к первому сентября, от кого бы ни исходило подобное поручение.Одним словом, после такого обсуждения вопрос о новой программе должен отпасть. (Осторожнее говоря, должен был бы отпасть. Ведь мы знаем, где живем и насколько живуч принцип «Ты начальник – я дурак». Но будем надеяться…)Многоголосным стало обсуждение второго вопроса – о хоровом пении. По сути, правда, он тоже не вызвал споров: никто не отрицал, что певческий опыт значим на всех уровнях, от физиологического до духовного, и что воспитательное значение хора может быть очень значительным, и что если дети будут петь больше, чем сейчас, то это очень хорошо. Но обоснованные опасения вызвала все та же наша склонность к кампанейщине, к опережающе-угодливому исполнению указаний, даже намеков, и примитивному пониманию проблемы воспитания человека.Многие участники слушаний настаивали, что хоровое пение ни в коем случае не должно стать подменой музыкального образования и воспитания в целом, а должно расширить и дополнить его.С другой стороны, за один урок этого не сделать, а получить второй, не отнимая у других художественных дисциплин, быстро не получится (хотя серьезные разговоры на эту тему начались).Поэтому весьма разумным показалось предложение не корежить наспех школьные программы, а заняться в ближайшее время созданием – по мере возможности и без административного давления – школьных хоров. (Кстати, известный тезис «Каждый класс – хор» – это тезис Д.Кабалевского, которого почему-то привычно обвиняют в вытеснении пения из школы.)Что касается более отдаленных перспектив, то просматриваются вполне реальные возможности продуманного расширения художественного цикла, и в частности преподавания музыки. Вспомнили, к примеру, данные о том, что занятия искусством (музыкой в первую очередь) более надежно предохраняют от вредных привычек и криминальных наклонностей, чем, скажем, уроки ОБЖ; очевидно, что задачи физического воспитания совместимы с занятиями ритмикой и хореографией как искусством, что труд может быть – и часто становится – художественным трудом.Еще об одном сюжете слушаний. Допытываясь, почему все же высокое начальство решило вдруг заняться музыкой, участники узнали, что, по мнению г-жи Голодец, музыке в школе отдано свыше 500 часов – больше, чем физике и математике, а где результаты? Их нет! По геометрии, например, результат – знание теоремы, «а у вас что?»…На это, как рассказали свидетели и участники той беседы, вице-премьеру резонно ответили, что в эти часы включены занятия с трехлетнего возраста в детском саду и занятия в 9-м классе школы, которые еще только будут введены, так что часов пока что вдвое меньше. (К этому по большому секрету добавим, что даже в Москве далеко не в каждой школе вообще ведутся занятия музыкой, как и изобразительным искусством, – можно представить, как с этим обстоит дело в глубинке.)А статус предмета? Каких результатов можно ждать, когда его не считают нужным ни родители, ни дети, ни школьная администрация, ни вершители образовательной политики и когда соответствующим образом чувствуют себя учителя?Значит, нужно поднять статус предмета. А как? Не ввести ли ЕГЭ по музыке? Не дай бог! Если ввести, то, конечно, школьник вызубрит, когда родился Бетховен (1. В XIX веке; 2. В III веке до н.э.; 3. В XXI веке…) и сколько у него симфоний, но с Музыкой и музыкальным воспитанием будет покончено.Едва отшумели слушания, как появилась информация, что забракованная программа была заранее разослана региональным властям. Ясно, что местные руководители, в большинстве своем не являющиеся большими знатоками детской души и музыкального искусства, но хорошо понимающие сигналы «сверху», станут давить на директоров школ, те – на учителей и воспитателей, а последней жертвой станут, конечно же, дети, которые с младенчества будут осваивать нотную грамоту и музыковедческие понятия. И возненавидят эту музыку на всю оставшуюся жизнь.Если это правда, то перед нами очередной пример откровенного пренебрежения мнением специалистов и бесцеремонного силового продавливания административных решений, все более обесчеловечивающих школу и общество. Поэтому настойчиво просим учителей по возможности доносить до своего руководства мнение авторитетного музыкально-педагогического собрания о новоиспеченной программе. Может быть, хоть на кого-то подействует!P.S. В самом деле, программа продолжает существовать, распространяется теперь под невразумительным названием «Проект требований к результатам освоения основной образовательной программы «Музыка» и практически ничем существенным не отличается от обсуждавшегося текста.От редакцииВ начале XX века, помнится, предлагали сбросить с корабля современности Пушкина и Достоевского, заменив их новыми поэтами и писателями. Эта практика, видимо, часть нашего российского менталитета, ибо и сейчас есть много желающих ниспровергать авторитеты, взамен предлагая нечто скороспелое и невразумительное. Так, к сожалению, произошло и с новой программой по музыке, которая была написана в авральном порядке. Никто не против нового, жизнь меняется, а значит, и системы обучения разным искусствам тоже должны развиваться. Однако вряд ли стоит торопиться с созданием, а тем более внедрением в практику сырых и недоработанных программ, которые не прошли апробацию, не обсуждались бы сведущими в музыкальном образовании людьми. Трудно не согласиться с автором статьи, предлагающим «не корежить наспех школьные программы, а заняться в ближайшее время созданием школьных хоров». Остается только вопрос, с какой целью по поручению вице-премьера Ольги Голодец была создана в кратчайшие сроки без обсуждения в педагогическом сообществе эта программа. Может быть, лишь для того, чтобы имитировать бурную деятельность, вместо того чтобы дать людям спокойно работать по существующим программам. ​Александр МЕЛИК-ПАШАЕВ, доктор психологических наук, лауреат Премии Правительства РФ