Мне нравится преподавать: всегда сам чему-нибудь учишься. Александр Демахин

Почему-то про молодых часто говорят немного снисходительно. Правда, до той поры, пока они не заявят о себе как о ярких и успешных личностях. Например, как Александр Демахин: к своим 23 годам он имеет уже довольно солидное творческое резюме и весомые во «взрослой» жизни регалии, к коим относится с понятным для умного человека юмором. В 17 лет Саша написал пьесу «Бабий дом», которая заняла первое место на Всероссийском конкурсе современной драматургии «Действующие лица» и была поставлена в столичном театре «Школа современной пьесы». А в двадцать Демахин и вовсе получил молодежную премию «Триумф». После чего, сами понимаете, стал весьма востребован и даже успел засветиться в студенческом правительстве Москвы. Однако юная звезда не пошла в разнос и не кинулась ковать горячие денежки, живописуя несуществующие страсти для телесериалов. Вместо этого Александр, еще учась на втором курсе Литинститута, пошел в… родную гимназию, преподавать. Возможно, именно обновление школьных впечатлений на новом уровне вызвало к жизни пьесу «Утро» про выпускников школы, которых, по выражению члена жюри «Действующих лиц» Альберта Филозова, бьет нервная дрожь перед будущим. Сам Саша свое настоящее и, возможно, будущее связывает с работой педагога и искренне считает, что ничего важнее этого занятия для него на сегодня нет. «УГ» было интересно узнать, какой видит драматургию своей и нашей жизни столь необычный молодой учитель.

– Саша, я понимаю, многие пишут в школе стихи, рассказы, но пьесы… Почему такой странный выбор?

– Началось все со школьных спектаклей: в старших классах я увлекался театром, а руководитель нашей школьной театральной студии Мария Юрьевна Муравьева была за то, чтобы мы сами писали, делали компиляции произведений. И вот в 10-м классе мы сделали спектакль, страшно сказать, о Германе Гессе. Я взял отрывки из его произведений плюс какие-то факты о нем самом. Потом по тому же принципу появилась пьеса о Георгии Иванове, которую я послал на творческий конкурс в Литинститут. В результате она прошла, и меня приняли на факультет драматургии. (При этом Саша параллельно целый год учился в РГГУ на театроведении и три года посещал вольнослушателем занятия по режиссуре в ГИТИСе. – Т.Е.)

– Что ты почувствовал, когда узнал, что твоя пьеса заняла первое место в конкурсе и будет поставлена на настоящей сцене?

– «Бабий дом» – первая моя пьеса большого размера. Я написал ее на 1-м курсе и, не говоря ничего о ней своему мастеру, послал ее на конкурс. Я, честно говоря, не думал, что моя пьеса может что-то занять. Когда я узнал, не было такого: ах, мир обрушился! Было интересно, как это будет на сцене. Конечно, мне дали большой аванс: Райхельгауз (худрук театра «Школа современной пьесы». – Т.Е.) отметил мою пьесу, взял к постановке. Но… мне казалось, что в пьесе что-то есть, а когда я увидел спектакль, казаться перестало. Дело в том, что ребята (режиссеры-дебютанты Валерий Караваев и Филипп Лось. – Т.Е.) сменили жанр на 180 градусов. Пьеса была написана как драма, а стала комедией. То есть слова все сохранены, но несут совсем другой заряд. Вообще они меня на репетиции не пускали, говоря, что я испугаюсь того, что увижу. Я увидел спектакль уже на премьере, и у меня была истерика, так я смеялся. Не над происходящим на сцене, а над тем, как это можно вывернуть. Хотя всем моим знакомым спектакль нравится и актеры сейчас его замечательно играют. И Райхельгауз считает, что у всех хороших пьес можно поменять жанр. Но относительно себя я так не думаю.

– Как ты относишься к жалобам режиссеров о том, что нет, мол, хороших современных пьес, играть нечего?

– Почему же их нет? Есть фестиваль «Новая драма», Театр. doc (театр документальной пьесы, где все строится на злободневном современном материале и на импровизации. – Т.Е.). Мне, правда, это направление не близко. Другое дело, что хорошим режиссерам не интересна современная драматургия. И я понимаю, почему она не нужна, например, Женовачу или Погребничко, которые мне очень нравятся. Тут нужно совпадение – молодой режиссер, молодые актеры, вся команда, которые поймут друг друга, потому что говорят на одном языке. Мы живем в странный период – я не знаю такого времени, когда серьезный театр не ставил бы современную драматургию.

Не могу назвать какого-то имени, которое бы определяло вектор развития современной драматургии, хотя имен на слуху достаточно. Но я не могу сказать, что театр умирает, наоборот, все бурлит, бродит. Я надеюсь, что на наших глазах появятся новые авторы и новая драматургия.

– А как тебя занесло в студенческое правительство Москвы? Ты, кажется, числился аж дублером председателя комитета по культуре?

– Это была авантюрная история. В Литинститут пришла депеша: в такой-то день всех чиновников правительства Москвы будут заменять их дублеры из числа студентов. Не знаю, почему отправили меня – скорее всего, из-за той же премии, которую я как раз получил в «Действующих лицах». Но оказалось, что это не на день, а на долгое время. По мысли Лужкова, студенческое правительство готовит кадры для административной работы, грубо говоря, смену себе. Я довольно скоро ушел оттуда – я просто понял, что это не для меня. Но было интересно посмотреть на этих ребят – таких карьеристов в нормальном смысле этого слова. Это был совсем другой мир, куда меня случайно занесло.

– А кино и телевидение тебя не привлекают? Ведь многие твои бывшие сокурсники наверняка пишут для сериалов и неплохо зарабатывают себе на жизнь?

– У меня действительно есть знакомые, которые одной рукой пишут тексты для театра «Практика» (закрытый экспериментальный театр в Москве. – Т.Е.), а другой – для ситкомов на СТС. Если честно, мне пока писать для сериалов не предлагали, но я не хотел бы этого делать. Недавно я попробовал поработать на телевидении – на проекте «Гордон Кихот» Первого канала. Мне хватило одного дня – вечером у меня дико заболела голова от постоянного присутствия множества народа, от общей атмосферы вечной гонки. И я как представил, что неделю при подготовке к передаче я должен буду заниматься Минаевым (модный современный писатель. – Т.Е.), неделю – Ксенией Собчак или еще кем-то, мне стало неинтересно. Мне есть чем заняться кроме этого.

– Например, чем?

– Я работаю в школе, которую сам окончил, – Сергиево-Посадской гимназии. Началась эта история так. Я отучился год в РГГУ на театроведении и киноведении, где нам показывали хорошее кино, и подумал, что было бы здорово, если бы нам в школе такое показывали, тем более что в Сергиевом Посаде нет возможности его посмотреть. Я пришел к директору своей школы и предложил вести кинокурс. В результате я веду его уже пять лет, и мне кажется, эти просмотры важны не только для меня. Я провел опрос среди ребят и был удивлен, когда в ответ на вопрос, зачем они ходят на этот курс, они написали: здесь можно высказать свое мнение, здесь взрослые равны детям, здесь интересно то, что ты думаешь. Никто не написал, что ходит просто смотреть кино.

– Так они к тебе общаться ходят?

– Да, и это, я думаю, неплохо. Директор гимназии Иосиф Борисович Ольбинский мне всегда говорил, что важно не то, какому предмету ты учишь, а то, чему ты хочешь научить их кроме этого. И вообще он мечтал, чтобы школа была домом и для детей, и для учителей. К сожалению, Иосиф Борисович умер в прошлом году. Наша гимназия – не просто школа, переделанная под гимназию, она изначально, в начале 90-х, создавалась педагогами-мечтателями. В гимназию приглашались вести семинары ученые из Москвы, постоянно что-то придумывалось. Но главное не это: в школе есть особая атмосфера, особенные взаимоотношения между учителями и детьми. Здесь главное не уроки, а то, чтобы ты развивался, чтобы тебе было интересно испытать себя в разных сферах. Я очень много попробовал благодаря школе: мы и газету делали, и спектакли.

Ни директор, ни я сам не думали, что кинокурс перейдет на постоянную основу. Но я посмотрел вокруг себя и понял, что ничего более важного пока в моей жизни нет. Мы обсуждаем с ребятами самые главные вещи в жизни, и я чувствую, что не ерундой занимаюсь. В общении с ребятами быстро обрастаешь какими-то связями, контактами, событиями. Хотя на самом деле тяжело брать на себя ответственность за других людей. Иногда думаешь: вот сидит себе мальчик, учит математику, поступит он в Высшую школу экономики и будет получать замечательную зарплату, и вообще все у него будет благополучно. Так зачем я ему показываю какую-то другую, трудную жизнь, далекую от материального благополучия? Удивительно, но двое «моих» ребят поступили на психологический факультет гуманитарных вузов. Один, правда, потом перевелся на философский.

– Как ты ощущаешь себя в роли учителя? Планируешь остаться в школе?

– Я много чего хочу и не могу ничего сказать о себе окончательно, но сейчас школа – мое основное место работы. В прошлом году я стал еще и классным руководителем, причем в двух классах сразу. Поначалу было очень тяжело, я приходил домой и валился с ног. Да и отношения с ребятами у меня не сказать чтобы простые: это в других классах я такой молодой продвинутый учитель, а своих мне приходится и отчитывать, и разбираться в конфликтах. Но знаете, после моего недавнего опыта на ТВ я понял, как мне хорошо в школе. Мне нравится каждый день ходить на работу, а теперь, с классным руководством, у меня есть повод прийти утром пораньше и уйти попозже. У меня тут такие возможности для самореализации – мне, как и другим учителям, предоставляют практически полную свободу делать именно то, что ты хочешь. Я и кинокурс веду, и школьный сайт наполняю, и театральные постановки делаю. Еще мне нравится вести МХК – я сам многое для себя открыл, готовясь к занятиям. До этого, например, живопись я слабо знал. Вот чем еще хорошо преподавание – в ходе него сам учишься чему-то новому.

Фото автора

Отрывок из пьесы «Утро» Александра ДЕМАХИНА

Артём. Завтра я буду бояться экзаменов, турникетов и пробок на дорогах, а пока что я боюсь только себя. Себя – только себя. Того, какой я. Совсем немного. Минимальная доза – для того, чтобы жить.

Оленька. Выходит, Тёмочка, ты себя боишься?

Артём. Да. Но это нужно. Важно.

Оленька. А я тебя не боюсь.

Артём. Я тебя тоже. Самое необходимое – никого и ничего не бояться – кроме себя. Здесь это было так.

Женя. Идеализируешь, Андреев.

Артём. Идеализирую. Да. Да, идеализирую. Идеализирую. Это дурость – не идеализировать.