«Мне чайки здесь запели на знакомом языке…». Открытый закрытый порт и его секретный код

Василий АВЧЕНКО, журналист, писатель. Родился в 1980 году в Иркутской области, вырос и живет во Владивостоке. Автор книг «Правый руль» (2009), «Глобус Владивостока» (2010), «Владивосток-3000» (2011, в соавторстве с музыкантом Ильей Лагутенко), «Кристалл в прозрачной оправе. Рассказы о воде и камнях» (2015). Печатался в журналах «Знамя», «Москва», «Двина», «Нижний Новгород», альманахах «Рубеж» и «Енисей». Дважды финалист литературной премии «Национальный бестселлер», финалист премии «НОС», лауреат премии Ильи Кормильцева. Произведения Василия Авченко дважды попадали в лонг-лист Национальной литературной премии «Большая книга».

Как говорить о том, что внутри, о том, что тебе не просто близко, а образует с тобой одно целое? Что такое Владивосток и Приморье – море, сопки, край света, тайга с тиграми? Ну да. Но не все. А что еще? Словари ограниченны и бесчувственны: физико-географический район, субъект Федерации, крайний юго-восток России… Это тоже верно, но всего этого тоже недостаточно. Я никогда не додумаюсь до исчерпывающего ответа. Но пытаться додуматься не перестану.***Свой город я начал по-настоящему открывать для себя уже в возрасте 20+. Только после того, как я побывал в десятке других городов, до меня дошло, что мой – особенный. У меня словно открылись глаза, я вдруг увидел: не все города расположены на крымской широте, не везде ловятся корюшка и камбала, не в каждом лесу растут лианы, кишмиш и маньчжурские орехи, не для всех привычны упершиеся в небо пробки из праворульных машин… Оказывается, даже море, всегда представлявшееся мне чем-то вроде воздуха, имеется не везде. После этого открытия (оно не завершено и не завершится – оно продолжается до сих пор, каждый день) мне расхотелось уезжать. До меня начало доходить, что я живу ровно там, где нужно, что все совпало идеально. А раньше считал, как и все, что из Владивостока надо обязательно уехать. Добрая половина одноклассников и однокурсников в Москве, Петербурге, за границей. «Ты почему еще здесь?» – слышу иногда. «Мне здесь нравится», – отвечаю я, и это звучит неубедительно. «Вы еще молодой, а потом все поймете и уедете», – говорят мне. А иногда даже передают слух, что я уже уехал… «Владивосток – лучший город Земли», – спела местная неподцензурная группа The E-Ball. Население Владивостока упрямо держится на пиковой позднесоветской 600-тысячной с хвостиком отметке – но это за счет того, что сюда едут из сел, с дальневосточных северов… А отсюда по-прежнему уезжают на Запад. За деньгами? За карьерой? Да. Но есть еще трудноуловимый момент психологического характера, нечто вроде «синдрома вахтовиков». Чехов уловил это с ходу, прожив свои три месяца на Сахалине. Он сформулировал эту составляющую ментального портрета дальневосточника так: «Предубеждение против места». Предыдущий губернатор Приморья обещал: Владивосток превратится в 5-7-миллионный мегаполис. Но в России лишних людей нет – разве что в литературном смысле. Да и китайцы, вопреки московским представлениям о «желтой угрозе», на Российский Дальний Восток тоже не рвутся. …А может, это еще порт влияет: корабль не должен стоять на приколе – он живет, пока ходит по морям. «Уходим, уходим, уходим…» – спел главный музыкант Владивостока Илья Лагутенко. Но он же спел и другое: «Мы остаемся навсегда».А уехавшие из Владивостока навсегда остаются его агентами влияния, среди которых бывших не бывает. Возможно, покидать Приморье нужно именно для того, чтобы появилась возможность вернуться. Перелет Владивосток – Москва всегда воспринимался мной как переход в иное измерение – не просто механическое перемещение тела из одной точки в другую. А когда летишь обратно и просыпаешься уже где-то над сопками Сихотэ-Алиня, накрывает кисло-сладкое, как китайский соус, ощущение возвращения домой. Понимаешь, что не надо ничего формулировать, потому что любые слова слишком условны и неточны. Зато твое Приморье – вот оно, под крылом, и ты временно чувствуешь себя одним из верхних людей, к которым рано или поздно уходят приморцы. И там встречают своих.***Многие города появлялись как бы сами по себе – в устьях рек, у пересечения дорог, а Владивосток нужно было придумать. Как роман, как фильм, как арт-проект. Его появление в нынешнем виде не было предопределено. Он мог появиться в виде китайского Хайшеньвэя или английского Порт-Мея. Даже после закрепления нынешнего Приморья за Россией власти долго сомневались: где именно расположить главную тихоокеанскую базу империи? В Николаевске-на-Амуре? В Порт-Артуре? В город, названный Хрущевым «советским Сан-Франциско» (впрочем, задолго до Хрущева то же сравнение поочередно выдали Джойс и Эренбург), всегда тянулись пассионарии, маргиналы, авантюристы: военные, ссыльные, моряки, рыбаки, поэты, естествоиспытатели… За свою короткую – всего две человеческие жизни! – историю Владивосток успел побыть военным постом, порто-франко, злачным местечком с азиатской Миллионкой, офицерским «клубом ланцепупов» и футуристским «Балаганчиком» в придачу, белогвардейско-интервентским гнездом, главной базой Тихоокеанского флота, закрытым, а теперь и «свободным» портом… Владивосток несет в себе секретный шифр. Приморье – этот драгоценный аппендикс империи, «дивный тупик Руси» (формулировка Ивана Елагина, поэта владивостокских корней) – открывается не сразу. Вся эта территория будто кодированный текст, клинопись, хазарские письмена. Само пространство передает нам определенные смыслы, а мы в свою очередь пытаемся наделить его уже новыми, нашими смыслами.Я живу во Владивостоке всю жизнь, но порой сам сомневаюсь в том, что этот город-фантом действительно существует. Когда он прячется в тумане, каждый раз опасаешься, что он исчезнет насовсем, как растворившийся мираж. Есть две широко известные фразы о Владивостоке поистине римской афористической чеканки – на все времена. Имею в виду слова Ленина о том, что Владивосток «далеко, но город это нашенский», и строчку Высоцкого «открыт закрытый порт Владивосток». Два Владимира каким-то верхним гениальным чутьем уловили матрицу нашего города. Или не уловили, а сформировали?С 1992 года Владивосток открыт – но не для всех. Он, как современные городские малолитражки, изнутри гораздо больше, чем снаружи. Причем и в самом прямом смысле слова тоже: сколько осколков старого города прячутся в центре, казалось бы, исхоженном до метра! Забредешь иногда куда-нибудь – и в который раз удивишься.***Важные составляющие ДНК дальневосточных территорий – «военное» происхождение, соседство моря, тайги и Азии. Вот как в рассказе «Два снайпера» сформулировал это ощущение писатель Рувим Фраерман, успевший в Гражданскую попартизанить на Амуре:«Я спросил у него, почему он так стремился на Дальний Восток. Он ответил:- Здесь – граница и ближе враг. – Потом, подумав немного, добавил: – Тут есть виноград и кедры».Вот оно: передний край плюс экзотика. Приморский край в нынешних его границах родился после (и вследствие) хасанских событий 1938 года. Боевые действия на приграничных сопках были муками его рождения.Владивосток – стык противоположностей, место тектонических и культурологических разломов и столкновений. Это граница России и Китая, севера и юга, Европы и Азии (она давно проходит не по Уралу, а именно здесь – в Японском море, на погранпереходах в Туманган и Хуньчунь). Граница суши и моря – твердой и жидкой стихий, над которой воюют стихии газообразные.Владивосток переливается, как извлеченный из воды кальмар, рождая о себе удивительные коралловые мифы, в отношениях которых с так называемой реальностью не хочется разбираться, чтобы не убить волшебство.Многим хочется верить в то, что по Владивостоку разгуливают табуны тигров и толпы китайцев. И очень не хочется верить в скучную правду: редкие тигры и еще более редкие леопарды прячутся в тайге, а китайца трудно отыскать среди среднеазиатских гастарбайтеров. Сначала я пытался развенчивать эти мифы, а теперь все чаще предпочитаю их поддерживать. Правда ли, что Владивосток связан секретным тоннелем с островом Русским? Правда ли, что здесь родился голливудский супермен Юл Бриннер и умер поэт Мандельштам? Правда ли, что лейтенант Шмидт не вылезал во Владивостоке с гауптвахты, юный Штирлиц внедрялся в белую элиту, а Сонька Золотая Ручка торговала квасом? Ответы не нужны. В городе, населенном в том числе и мифическими фигурами, жить интереснее. Он приобретает дополнительное измерение, становится территорией 5D. Владивосток не дает горожанам надолго забыть о дикой природе. Он весь на сопках, он с трех сторон окружен морем, так что сложно отыскать точку, откуда не был бы виден океан. Если выпадает снежок – наступает «день жестянщика» и транспортный паралич. Если начинается дождик – он может оказаться тайфуном. Весной, когда ломает лед на заливе, рыбаков на льдинах уносит в море, и за их спасением город наблюдает из окон.Японские тайфуны, солоноватые туманы и китайско-монгольские пыльные бури из Гоби; чеховский кит и загадочная рыба ивась, о которой писали Аркадий Гайдар и Павел Васильев и которая покидает нас на десятилетия, чтобы вернуться и выручить в трудный год; форштевни, паруса, свинцовые эсминцы, антрацитовые подлодки-«варшавянки»… Все это Владивосток, Приморье, Япономорье и Охотоморье.Отдельная стихия – тайга: кедрач и лимонник, маньчжурский орех и амурский бархат, южные звери, словно за какие-то грехи предков сосланные в снега Сихотэ-Алиня. Пришвинские камень-сердце и олень-цветок. А в недрах дальнегорских сопок – малахитовой красоты (не было у нас своего Бажова, а жаль) скарны…Останавливаюсь, потому что могу увлечься. Впрочем, давно увлекся.Владивосток – город южный, он расположен на одной параллели с Сочи, Неаполем, Грозным. Но это по карте. «Широта крымская, долгота колымская» – невесть кто невесть когда определил суть этих мест настолько точно, что короче и емче некуда. Во Владивостоке не бывает континентальных морозов, но с нашими ветрами и влажностью и минус десяти хватает, чтобы окоченеть даже дубленому сибиряку. Зато летом в здешние воды заглядывают, например, теплолюбивые фугу – самурайское лакомство. Приморье – гибрид Востока и Запада, Севера и Юга. Для меня Приморье не край, а центр мира, вокруг которого вращается все остальное. У нас есть Ливадия, есть Новая Москва. Есть Полтавка, Киевка, Черниговка и даже Крым, Дунай, Южная Лифляндия. У нас все есть; Приморский край – Россия в миниатюре, ее запасная модель. Со своими Уралом и Байкалом – Сихотэ-Алинем и Ханкой, своими Сибирью и Черноморьем – дебрями Арму и пляжами Хасана, своими полями, тайгой и сопками. Сплетение судеб и идей – солнечное, как владивостокская зима. И в то же время это действительно край, кромка. Владивосток прикрыт с моря Русским островом, но и все Приморье – русский остров в большом Японском море.На карте Приморья соседствуют украинские, «туземные», китайские, дореволюционные русские и советские топонимы. Некоторые старые имена не поддаются, прикипев к территории навсегда. Бухта Шамора так и не стала (и уже не станет) Лазурной, реки Лефу и Суйфун до сих пор не уверены, что их новые имена – Илистая и Раздольная. Это называется «сопротивление материала», но ведь и опираться можно только на то, что сопротивляется. Сохранившиеся от неведомого прошлого названия лучше всего отражают особость этой земли. Хорошо, что не все из них были стерты с географических карт после конфликта с Китаем на острове Даманском в 1969 году. Остался, например, роскошный Сихотэ-Алинь. Осталась река Уссури, на которой и находится тот самый Даманский – теперь Чжэньбаодао, «драгоценный остров».Само Приморье то и дело меняет имена, как будто не знает, как его зовут по-настоящему. Эта земля входила в государство Бохай, Золотую империю чжурчжэней, Российскую империю, Дальневосточную республику, Советский Союз… Ее называли Уссурийским краем, Приморской областью, Зеленым Клином и Закитайщиной. Кстати, в китайской системе координат Приморье – часть «Внешнего Дунбэя». После выдачи Приморью русского паспорта прошло каких-то полтора века – но здесь уже в несколько слоев лежат наши кости, из-за чего мы можем по праву называть себя коренными жителями этих мест.***Ни один филолог точно не знает, как сказать «владивостокцы» в единственном числе. А тем более – в женском роде. Возможно, у нас что-то вроде кризиса самоидентификации.Тем сложнее тем, кто смотрит со стороны, издалека.Владивосток надо уметь читать между сопок. Для этого нужно правильным образом настроить оптику.Считается, что имя «Владивосток», придуманное Муравьевым-Амурским, сконструировано по образцу «Владикавказа» и означает «Владеть Востоком». Но этот графский неологизм начинен, как брюхо прожорливого большеротого морского бычка, и множеством других смыслов.Владивосток – это исток, восторг, кровосток. И еще – «диво». Запрятанное от чужих случайных глаз в самую сердцевину, между «вла»(стью) и «стоком».