Михаил ТУРЕЦКИЙ: Мы не наступаем на горло собственной песне

Хор Турецкого только что отметил свое 20-летие. Событие было ознаменовано гастрольным турне по городам России и зарубежья. Артисты посетили с концертами Новосибирск, Казань, Тюмень, Саратов, Оренбург… Выступали в Вене, Гамбурге, Берлине, Лондоне, Мюнхене… Теперь запускают новый проект – «Сопрано 10».

– «Сопрано 10» – это женский аналог Хора Турецкого, где десять голосов – теноров, баритонов, басов?- Есть некоторое отличие. На сей раз публике будет представлена современная и классическая инструментальная музыка, которая наполнится поэтическим текстом. Например, в фортепианном цикле Чайковского «Времена года» есть «Осенняя песнь». Мы в нашем коллективе сочинили на эту музыку потрясающий поэтический текст. В результате инструментальная музыка превратилась в вокальную. Или, скажем, существует известная всем мелодия из французского фильма «Профессионал», где в главной роли Жан-Поль Бельмондо. Эта мелодия волнует уже несколько поколений слушателей. А когда на нее написали русский текст, появилось произведение под названием «Нетленна только любовь», и звучит оно на десять голосов, да так звучит, что у людей в зале чувство мурашкового восторга. В этих девушек влюбляешься через пять минут, после того как они начинают петь. В них чувствуется затаенная, неагрессивная сексуальность. За ними – женственность, интеллигентность, музыкальность и культура. В течение пятнадцати месяцев мы искали не просто симпатичных и поющих, а еще и высокообразованных, интеллигентных.- Трудным оказался поиск?- Оказалось, что среди женщин под бренд Хора Турецкого выбор намного больше, чем среди мужчин.- По-вашему, чем это объясняется?- Тем, что поющих женщин вообще больше, чем поющих мужчин. И еще тем, что женщины имеют больше возможностей петь, нежели мужчины. Мужчина – это добытчик, который несет материальную ответственность за свою семью. Бывают, конечно, исключения, когда женщина – глава семьи, но первооснова российского бытия все же патриархат. Поэтому у мужчин меньше простора для экспериментов, для поисков себя, особенно в таком занятии, как музыка. Музыка ведь, как правило, не кормит. Очень мало мужчин способны обеспечить себя и свою семью концертным музицированием.- Ваш хор начинал с выступлений в консерваториях и филармонических залах. Там и репертуар был классический, и публика ему под стать. Но затем вы разбавили классику поп-музыкой, стали выходить на эстраду, расширили свою аудиторию и вследствие всего этого, вероятно, начали больше зарабатывать. Поняли, что классика не кормит?- Было не совсем так. Мы начинали как хор духовной музыки, который обеспечивал в синагоге молитвы, потом нам стало тесно там, и мы «пошли в народ», на концертную площадку. Потом стало тесно и в рамках классического хора, несмотря на концерты в Большом зале консерватории. Мы начали создавать разветвленные проекты с элементами классики, эстрады, поп-музыки и джаза, фольклора и хореографии. И уже тогда стали делать обработки разнообразных произведений, которые изначально для мужского хора не были написаны. Мы, например, адаптировали под свой формат «Бесамо мучо», «Би май лав», приспосабливали под себя произведения из репертуара трех итальянских теноров, французских шансонье. И у российской публики это имело в 90-х годах большой успех.- Имея такой успех в России, зачем же вы в Америку уехали?- Мы поехали в США на гастроли, поскольку у нашего коллектива не было в тот момент никакого официального статуса, а без государственной поддержки и без спонсорских денег невозможно было существовать. И мы были вынуждены искать работу за рубежом. Соединенные Штаты Америки и Европа нам такую работу давали. И в течение трех лет, с 91-го по 93-й, мы по три месяца в году проводили в США, а в 95-м, 96-м получили двухлетний контракт в городе Майами штата Флорида.- С каким репертуаром?- Это была иудейская духовная музыка, русская классика, обработки популярных песен разных народов, джазовые композиции, фольклор, бродвейская классика. Все это было адаптировано для нашего хора, который тогда состоял из шестнадцати человек. Там, в Америке, и вырабатывался сегодняшний формат – музыка всех времен и народов.- В течение нескольких лет вы не пользовались инструментальным сопровождением, пели исключительно а капелла, но потом от этого ушли. Почему?- Потому что у нас появились новые амбиции. Аудитория хора – это зал максимум на тысячу человек, а нам хотелось на стадионах выступать, во дворцах спорта. Хотелось расширить концертное пространство и сказать своим искусством больше, чем может сказать хор а капелла. Хор а капелла был не в состоянии удовлетворить репертуарные амбиции, которые у нас появились. Рок, джаз-рок, поп-музыка, фольклор – я все это любил еще со студенческих времен. Меня манил океан музыки. И хотя педагоги это не одобряли, я слушал дома Led Zeppelin, Deep Purple, американский танцевальный джаз-рок. Но при этом я и классику любил. Весь мировой музыкальный репертуар был мне интересен. И в какой-то момент я понял, что хочу всему этому дать свою трактовку.- А выходить на сцену с поп-звездами, петь вместе с ними – это вас никогда не смущало? Вы к попсе вообще-то как относитесь?- Попса попсе рознь. Но в нашей стране популярная музыка немножко себя дискредитировала. Потому что ею иногда зарабатывают себе на жизнь случайные люди, не имеющие никаких творческих задатков. У нас поп-культурой может заниматься любой человек, у которого есть деньги. Но не может композитор создавать качественные произведения, если у него нет образования. Не может аранжировщик не знать сольфеджио, не может певец не владеть нотной грамотой. Так нигде не бывает, а у нас – пожалуйста. Заплатил – и ты уже у микрофона. Такой уровень, конечно, раздражает. А популярная музыка высокого класса, музыка, за которой стоят люди хорошо обученные, с многолетним опытом, безупречным вкусом, – такая музыка необходима. С нами пели Кобзон, Газманов, Вайкуле, Киркоров, Басков, Галкин, Лолита… Мы с ними делали неожиданные номера. Например, с Лаймой Вайкуле представили мюзикл «Кошки», где она поет очень низким голосом, который сливается с нашими мужскими голосами. Она при этом в маске, и только в конце становится понятно, что это Лайма. С Басковым мы спели «Мурку». А Кобзон исполнил с нами песню «Жил отважный капитан», которую мы соединили с Beatles «Yellow Submarine», между ними ведь явная сюжетная перекличка. В итоге Иосиф Давыдович выступил в новом, непривычном для него амплуа. Газманов с нами пел «Feeling». Он обычно выходит на сцену в майке, а тут надел пиджак, галстук и пришел спеть «Feeling» с нами. И зал взорвался аплодисментами, потому что это было очень неожиданно. Были у нас выступления с Галкиным в жанре музыкальной пародии. Мы изображали хор работниц табачной фабрики и пели женскими голосами, а он пел арию Кармен на французском. И это было здорово. А еще у нас был номер, где Галкин пародировал старых итальянцев. Или, скажем, Киркоров. Он давно мечтал в одиночку исполнить что-нибудь из репертуара группы Queen, но не решался. А когда мы разделили с ним ответственность, он это сделал, и получилось замечательно.- Мне кажется, ваш хор – легкая добыча для музыкальных критиков. Такое смешение жанров, стилей не может оставаться безнаказанным.- То, что хор начал петь в микрофоны с инструментальным ансамблем, – наше ноу-хау. Такого прежде нигде и никогда не было. Нам говорили: это путь запретный, это путь в никуда. Ведь хор – это опера, хор – это духовная музыка. А чтобы хор исполнял эстрадные шлягеры, чтобы там были гитары и рок, и чтобы все это сочеталось – такого просто быть не может. Мы стали первопроходцами. Доказали, что такое очень даже возможно.- У вас в репертуаре «Мурка» и «Отче наш». Вы считаете, это нормально сочетается?- «Мурка» в нашем случае – народная песня, которая сделана как пародия на оперную арию. И внутри этого номера есть вставка из оперы Леонкавалло «Паяцы». Когда выходит солист и начинает петь «Мурку» совершенно не в блатной манере, у этой песни появляется новый имидж, она теряет налет субкультуры, андеграунда, пошлости, становится просто музыкальной шуткой. И потом, мы никогда не исполняем «Мурку» в одном отделении с классикой. Это было бы неправильно. Сначала – классика, потом – русские песни, а где-то к концу концерта можно чуть-чуть пошутить, дать публике расслабиться. Мы не ставим развлекательный фрагмент во главу угла. Мы очень часто поем некоммерческую музыку, которая требует высокой атмосферы, особого настроения, но иногда видим, что ни атмосферы, ни настроения, рассчитанных на восприятие классики, в зале нет – людям хочется легкого жанра, они желают расслабиться, уйти от мыслей, которые их угнетают. И тогда мы идем им навстречу. А в каких-то случаях, наоборот, стараемся облегчить людям душу исполнением классики. Душу ведь можно облегчить, даже чуть-чуть пострадав на концерте.- Артисты ансамбля одобряют диктуемый вами репертуар? Не было случая, чтобы кто-то сказал: «Я это петь отказываюсь!»?- Репертуар мы определяем коллективно, я ничего никому не диктую. Конечно, бывают и сомнения, и споры. Например, я предложил хором спеть песню «Ах, какая женщина». Эта песня ассоциируется с кабаком, рестораном. Но если ее спеть мужским унисоном, то получится этакий бунт мужчины, который не может найти свою половину, свою женщину, свой идеал. Это надо спеть почти как григорианский хорал, как гимн неразделенной любви или как гимн поиску мужского идеала. Но артисты как-то вяло отреагировали на мое предложение, а давить на них я не стал. Мы исполнили эту песню на каком-то корпоративе и больше к ней не возвращались. Хотя все зависит от того, как преподнести. Иногда можно высоким профессионализмом поднять уровень любого андеграунда. Когда Паваротти пел некоторые фрагменты итальянской эстрады, эта музыка получала другой статус.- Для академической аудитории вы чужие, для массовой – тоже не вполне свои. Кто ваши слушатели?- Мне кажется, мы нашли компромисс, сумели примирить слушателей с разными музыкальными вкусами. Охранники берут у нас автографы, говорят: «Спасибо, мы такое удовольствие получили!» Я вижу, как они иногда на концерте подпевают нам.- Стоит ли гордиться такой аудиторией?- А почему нет? На наших концертах бывают президенты, короли, губернаторы, мэры. Но мне приятно сознавать, что нас слушают слесари и инженеры, врачи и учителя. Искусство всех объединяет. А вообще мы стараемся учитывать ожидания зрителей. Если мы выступаем в Кемерове, то поем песню из кинофильма «Весна на Заречной улице»: «Когда на улице Заречной в домах погашены огни, горят мартеновские печи, и день, и ночь горят они». В Петербурге поем классики чуть-чуть больше, чем, скажем, в Ростове-на-Дону. Не хочу никого обидеть, но в Ростове-на-Дону делаем заметнее уклон в эстраду. А в Риге даем еще больше классики, чем в Петербурге, потому что публика там именно этого ждет.- Ваша музыкальная всеядность, мне кажется, имеет внеэстетическую природу. По-моему, это просто расчетливый отклик на запросы аудитории, и подчас не самой взыскательной. Ничего плохого в этом нет, коммерческого успеха иначе не добьешься, но вы не испытываете некоторого, скажем так, смущения от того, чем занимаетесь?- Нет, не испытываю. Вся моя конъюнктура – в собственном удовольствии. Я не делаю ничего такого, во что я сам творчески не верю или что меня не вдохновляет, не возбуждает. То же и остальные участники хора. Мы не наступаем на горло собственной песне. Одна компания предложила нам записать на разные голоса исключительно блатные песни и посулила за это большие деньги. Я сказал, что это материал некачественный и нам он не интересен. Если тебя самого это не заводит, то и слушатели останутся равнодушными. Для того чтобы кого-то заразить, надо самому заболеть. Я могу встать к оркестру и дирижировать Бетховена, поскольку по своей специальности я дирижер хора и оркестра. И, вполне возможно, еще к этому приду. Но сейчас у меня другая работа. Я создатель арт-групп, и мне нравится продюсировать. Потому что арт-группа может собрать в зале намного больше людей, чем симфонический оркестр. И эффективность такой работы – она для меня, поверьте, имеет измерение не только коммерческое, но и эмоциональное. Любой артист стремится к широкой аудитории. Это все кокетство и самообман, когда артист говорит: «Мне не нужна толпа, я хочу видеть на своих концертах только ученых и художников». Мне одинаково дороги и охранники, и пенсионеры, и банкиры, и министры, и домохозяйки. Это все мои слушатели, я хочу им нравиться, я хочу с ними говорить. Чтобы что-то изменить в их жизни или просто порадовать, поднять настроение. И чтобы после концерта они сами заряжали окружающих этой энергией.